Новой книги Виктора Пелевина еще никто не прочел, но она уже стала событием. Мы так привыкли к этому абсурду, что удивляться перестали.
Новой книги Виктора Пелевина еще никто не прочел, но она уже стала событием. Мы так привыкли к этому абсурду, что удивляться перестали.
«Есть ли у вас хорошие книги?» – «Нет, но у нас есть великие писатели». Этим словам Сенковского (Барона Брамбеуса) почти два века. Десятки тысяч читателей вот-вот сметут с книжных прилавков новый бестселлер. Критики лет десять предсказывают «конец проекта «Пелевин», но Пелевин все не кончается и не кончается. Пелевин в моде уже шестнадцать лет.
Пелевин как спектакль
Успех пелевинского бестселлера обычно готовится заранее. Сначала кто-то запускает слух: Пелевин написал новый роман… Гениальный! Превосходящий все прежние (тоже гениальные). Сенсационный дальше некуда! В последние время добавились еще два эпитета: неполиткорректный и запрещенный. Не то чтобы вовсе запрещенный, а так, понарошку, но все равно интригует. Интернет полнится слухами, множатся комментарии к неожиданной новости. Откуда ни возьмись появляются странички и целые главы из книги, которую охраняет чуть ли не спецназ. Кое-кто успевает даже отрецензировать неопубликованный текст.
Но вот слухи подтвердились, пошел обратный отсчет времени: месяц до начала продаж, неделя, день, час… Незадолго до назначенного часа происходит нечто экстраординарное: в издательство прорываются журналисты и стараются скопировать сенсационный текст. Или, еще лучше, рукопись таинственно исчезает из типографии… Переполох, шум, гам, толпы журналистов. Представление заканчивается только в последний день – давкой в книжных магазинах. Началась давка – значит комедия удалась. В наше время публику больше привлекает маска, а не лица, эффектные театральные жесты, а не естественное поведение. Поэтому Пелевин время от времени устраивает такие представления, носит темные очки и будто бы путешествует по буддийским монастырям.
Путешествует ли на самом деле – кто знает?
Театральное поведение знаменитостей в нашем обществе спектакля не исключение, а норма. Но Пелевину и здесь удается проявить некоторую оригинальность. Закон популярности гласит: чтобы тебя помнили, чтобы тебя любили, чтобы тебе платили, надо постоянно мелькать перед СМИ. Бесконечные телешоу и светские тусовки должны стать твоим рабочим местом. Как цех для сталевара. Как операционная для хирурга. Как танк для танкиста. Как банк для банкира.
Но Пелевин не мелькает, на тусовках появляется нечасто, его пресс-конференции можно пересчитать по пальцам. Но о нем почему-то все помнят, и популярность «отшельника» Пелевина только растет. Его PR эффектней и эффективней обычного, тусовочного.
Пелевин как писатель
Андрей Немзер сравнивал Пелевина с графом Хвостовым, а Игорь Зотов – с капитаном Лебядкиным, причем и Хвостова, и Лебядкина критики ставили намного выше Пелевина.
Михаил Свердлов в блеске филологического всеоружия по косточкам разобрал пелевинскую поэтику. Камня на камне не оставил. Но даже без филологического образования можно понять: автор «Жизни насекомых» пишет очень небрежно, местами просто дурно пишет. И скучно! Не увлекательно. Сводить концы с концами, строить сложные композиционные лабиринты Пелевин тоже не умеет, а второстепенные персонажи его книг появляются лишь затем, чтобы, сказав две-три фразы, навсегда провалиться в тартарары. Лирический герой Пелевина кочует из романа в роман, практически не развиваясь. Меняются только имена и профессии. Омон Кривомазов превращается в Петра Пустоту, Петр Пустота обернется Вавиленом Татарским, а тот, в свое очередь, откроет собственный банк и станет банкиром Степой, и так без конца. И все-таки называть Пелевина просто плохим писателем, раскрученным СМИ и обласканным нетребовательным массовым читателем, я не стану. Более того, я ставлю автора «Чапаева и Пустоты» выше Акунина, Гришковца и еще многих писателей как массовых, так и толстожурнальных.
Пелевин как учитель
Серьезный писатель отличается от коммерческого (массового) вовсе не мастерством. Времена малограмотных книжонок о всяких там «Бешенных» прошли. В современных издательских проектах работают профессионалы. Важнее другое: массовый писатель работает только ради денег. Гонорар – его подлинная сверхзадача. Серьезного писателя волнует не только банковский счет. Он стремится донести до читателя мысль, идею, быть может, и вздорную, утопическую, но все-таки идею. Вот здесь и проходит граница между Пелевиным и коммерческими авторами, тем же Акуниным. Последний и пишет увлекательней Пелевина, и знает больше, и пером владеет лучше. Но автор высококачественной литературной жвачки «по гамбургскому счету» всегда проиграет пусть и средненькому, но серьезному писателю. А Пелевин писатель серьезный, даже идейный. Ранний Пелевин занимался развенчанием советского мифа, поздний – выпускает один за другим злые социально-политические памфлеты, не брезгуя публицистикой. Рассуждения лисы А Хули («Священная книга оборотня») и уроки вампира Иеговы («Ампир В») после незначительной редактуры можно печатать в «Новой газете». Но Пелевин проповедует не либерализм, а буддизм. Так было в ранних рассказах, вроде «Затворника и Шестипалого», и в «антисоветском» «Омоне Ра», и в «Чапаеве», и в последних его романах-памфлетах. ФСБ и ЮКОС, дискурс и гламур, революция и сумасшедший дом, банкиры и проститутки и, наконец, само общество, управляемое через телевизор то ли пиарщиками, то ли вампирами – все это лишь формы бесконечно изменчивой майи, Вселенная Котовского, морок, наведенный демоном Мара (иллюзия). Если весь мир – иллюзия, если мы все находимся, по словам пелевинского Чапаева, «нигде», то легче примириться с окружающей несправедливостью. В сущности, это учение для усталых, пусть даже и успешных, небедных, но разочарованных и послушных, то есть для большинства наших современников. Пока это мироощущение преобладает, «проект Пелевин» будет процветать.
Фан-арт "Generation P"
Читать @chaskor |