Состоявшиеся полтора месяца назад в Иране президентские выборы и последующие за ними события нашли живой отклик как в многочисленных публикациях печатных и электронных арабских СМИ, так и в реакции правящих кругов арабских стран. Можно также проследить вполне определённое мнение об иранском политическом кризисе общественности арабских стран, «арабской улицы».
Страны арабского мира чётко разделились в своей реакции на события в Иране на два лагеря — признавшие выборы и официально поздравившие Ахмадинежада с победой (Ирак, страны Персидского залива, Йемен, Сирия) и никак официально не выразившие свою позицию (все остальные). Но, конечно, есть несколько стран, которые, в силу значимости для их внутренней и внешней политики иранского фактора, заслуживают более подробного изложения их позиции по данному вопросу.
Несомненно, самыми заинтересованными наблюдателями поствыборной ситуации в Иране, внимательно отслеживающими все перипетии тамошней политической борьбы, являются киты арабского мира — Саудовская Аравия и Египет. Эти страны, как известно, являются главными религиозными, идеологическими и геополитическими соперниками Тегерана, который всячески оспаривает негласное моральное и политическое лидерство Эр-Рияда и Каира в арабском мире. Безусловно, Египет и Саудовская Аравия удовлетворены продолжающимся и всё более углубляющимся кризисом в иранских верхах. Ведь на фоне такого развития событий Тегерану становится (по крайней мере пока) не до активной внешней политики, сталкивающейся напрямую с интересами двух главных арабских стран. Больше всего Каир и Эр-Рияд раздражает перехват у них шиитским государством знамени главных защитников интересов палестинского народа, покровительство суннитской ХАМАС и управление из Тегерана интенсивностью палестино-израильского конфликта. Причём, надо полагать, Мубараку наблюдать такую картину даже приятнее, чем саудовской королевской семье. Ведь такой откровеннейший вызов авторитету египетского президента, который бросили ему в начале этого года (после завершения операции израильской армии «Литой свинец» против движения «ХАМАС» в секторе Газа) иранские власти в лице народной милиции «Басидж», объявив миллионное (в долларовом эквиваленте) вознаграждение за убийство Мубарака за его «предательство дела палестинской борьбы против сионистов», на Арабском Востоке, вообще-то, не принято забывать.
Собственно, внешняя политика на грани фола, которую проводил до недавнего времени Махмуд Ахмадинежад, теперь находится под большим вопросом. Моральные и имиджевые издержки его выборной и уличной борьбы с Мир Хосейном Мусави таковы, что позволить себе дальнейшую конфронтацию с Западом и лидерами арабского мира (которые станут относиться к нему с ещё большей подозрительностью и будут ещё более активно сопротивляться экспансионистским устремлениям Тегерана) он уже вряд ли сможет. Если же у власти окажется его оппонент (вероятность этого очень низка, но не равна нулю), то внешняя политика Тегерана может стать гораздо более адекватной и не такой авантюрной, как при Ахмадинежаде. В любом случае очевидный раскол иранского общества и значительное падение доверия иранцев к власти муллократии приведут к неизбежным коррекциям не только во внутренней жизни, но и во внешней политике. Вместе с тем официальные лица Египта и Саудовской Аравии пока не делают каких-либо заявлений (например, в поддержку Мусави), которые, учитывая иранские реалии, могут выйти боком (как тут не вспомнить крайне неуклюжее заявление российского МИДа о поддержке нового старого иранского президента, что вызвало возмущение у сторонников Мусави и привело к уже подзабытым антироссийским акциям в Тегеране). Они просто сохраняют трезвое спокойствие, если не сказать нарочитое безразличие к происходящему в Иране и ждут окончания политического противостояния в Иране, чтобы уже по ситуации и строить свою политику по отношению к Тегерану.
Несколько иную позицию занимают маленькие арабские монархии Персидского залива. Они вынуждены учитывать близость своего большого персидского соседа и наличие проживающих на их территориях крупных шиитских общин. Поэтому, едва только в Иране начались послевыборные волнения, министры иностранных дел ОАЭ и Бахрейна выступили с заявлениями о важности сохранения стабильности в регионе и недопустимости вмешательства внешних сил в иранские дела. Шейх Катара на встрече с Николя Саркози в Париже также выразил обеспокоенность возможным негативным развитием событий. Надо полагать, что прозвучавшие следом слова Роберта Гейтса о том, что «США окажут всю необходимую помощь странам Залива для их защиты от возможных угроз Ирана», следует рассматривать именно в контексте поддержки не на шутку взволновавшихся союзников Вашингтона. Правда, небольших волнений среди местных шиитов и иранских эмигрантов избежать не удалось (практически все — в поддержку Мусави), но ситуация в этих монархиях остаётся спокойной.
Особое место по отношению к Ирану занимает, конечно же, его «смертельный брат» Ирак. С одной стороны, президент Ирака Джаляль Талабани поздравил своего иранского коллегу с победой. Правда, этот жест стоит рассматривать как проявление обычной дипломатической формальности, особенно на фоне того, что премьер-министр Нури аль-Малики (который во времена саддамовского режима прожил немало лет в эмиграции именно в Иране), к удивлению многих, этого не сделал. Причина, видимо, кроется в том, что он старается позиционировать себя как истинного патриота Ирака и националиста, старающегося проводить (тем более на фоне предстоящих в январе будущего года парламентских выборов) независимую прагматичную внешнюю политику и по возможности не идти на слишком тесное сближение ни с Вашингтоном, ни с Тегераном. Иран и так заметно усилил своё влияние на иракских шиитов после свержения Саддама и стоял за спиной «Армии Махди» Муктады ас-Садра. Хотя и преувеличивать возможности влияния Ирана на иракских шиитов тоже не стоит. Многие простые иракцы (в том числе и шииты) относятся к Ирану весьма сдержанно — ещё несколько лет тому назад, в условиях откровенного хаоса, царившего в Ираке, им отнюдь не нравилось беспардонное вмешательство соседней страны, которая тоже внесла свою лепту в эскалацию насилия. Так что даже в исламском мире у теории примата религиозного и этнического факторов над национальным есть исключения (как тут не вспомнить ирано-иракскую войну, когда иракские солдаты-шииты вынесли на своих плечах всю тяжесть того восьмилетнего кошмара в битвах против своих иранских единоверцев, оставшись верными своей стране и флагу; равно как провалились и расчёты Саддама Хусейна на то, что иранские арабы приграничной провинции Хузестан встретят иракские войска как освободителей).
Нельзя не затронуть и позицию региональных союзников Ирана — его ливанской креатуры движения «Хезболлах» и Сирии. В эти дни мысли шейха Хасана Насраллы впервые за очень длительное время занимает, похоже, не борьба с сионистским образованием, а происходящее в далёком Тегеране. Сразу же поздравив Ахмадинежада с победой, после начавшихся волнений он благоразумно воздержался от каких-либо поспешных оценок вроде напрашивавшегося заговора «внешних сил» против исламской республики. Уж этот явно очень неглупый человек, который три года назад в противостоянии с абсолютно лучшей призывной армией мира сделал, казалось, невозможное — не проиграл (а по мнению некоторых, и выиграл), осознаёт, что во многом судьба возглавляемой им «Хезболлах» зависит от того, кто в итоге одержит вверх в иранском политическом противостоянии. Он понимает, что от иранских властей его движению нужно не столько оружие (на недостаток которого он никогда не жаловался, к тому же в вопросах его поставок «Хезболлах» в несравненно большей степени зависит от Сирии, чем от Ирана), сколько медийное и пропагандистское сопровождение статуса «борца с израильскими оккупантами» и «подлинно общеливанской силы сопротивления сионистам». Ему также требуется финансирование как самой организации, так и общественно-социальных проектов для населения (в основном, конечно, только для местных шиитов), во многом благодаря которым Партия Аллаха и снискала себе такую популярность в Ливане. Стань Мусави у руля власти в Тегеране, поддержка, конечно, не прекратится, но, не исключено, заметно сократится. Вкупе с переменами во внешнеполитической линии Ирана «Хезболлах» может грозить (в худшем для неё случае) постепенная трансформация из влиятельной региональной военной и общественно-политической организации в исключительно религиозно-социальную структуру местного масштаба, как это произошло в последние годы с «Армией Махди» в Ираке.
Сирия устами своего главы МИДа Валида аль-Муаллема также поспешила заявить, что «ставка на падение иранского режима является абсолютно проигрышной». Дамаску есть чего опасаться. Длящийся три десятилетия стратегический союз Сирии и Ирана (что само по себе является выдающимся примером геополитического долгожительства, тем более по меркам такого непостоянного Ближнего Востока) выгоден больше Сирии, ведь её союзником является гораздо более сильный в военном и экономическом плане Иран. Поэтому, имея за плечами такой тыл, Дамаск может себе позволить и оставаться в состоянии войны с Израилем, и быть именно из-за своих тесных связей с персами белой вороной в арабском мире (можно вспомнить, что Сирия была единственной арабской страной, открыто поддерживавшей Тегеран во время ирано-иракской войны). Остаться в одиночестве, да ещё с такой нагрузкой на себе, как «Хезболлах» и ХАМАС, которую слабая сирийская экономика вряд ли потянет, Дамаску ой как не хочется.
Что же касается освещения в СМИ, то негласные симпатии практически всех арабских государств (за исключением разве что всё той же Сирии и отчасти Ливана) находятся на стороне лидера иранских реформаторов Мир Хосейна Мусави. Стоит признать адекватность как аналитиков, так и простых обывателей, комментирующих события в интернете. В массе своей (за исключением совсем уж зоологических антиамериканистов и любителей конспирологии, но таких и у нас хватает, причём с избытком) они признают, что политический кризис, охвативший Иран, имеет внутреннюю природу, но предостерегают от опасности его интернационализации по мере дальнейшего углубления противостояния в иранских верхах. Стоит, правда, отметить, что иранские события государственные СМИ арабских стран (а в этих странах с авторитарной формой правления монополия на медийное сопровождение находится у официальных СМИ) стараются не педалировать, предпочитая делать упор на очередной серии бесконечного палестино-израильского конфликта или, к примеру, на ситуации с распространением в мире вируса H1N1. Поэтому центр обсуждения событий в Иране у арабов сместился в интернет-сообщество.
Причина прозаична — арабские правители не хотят искушать судьбу. Простые арабы видят по ТВ и читают во Всемирной паутине о массовых демонстрациях сторонников оппозиции (а, как и в Иране, в арабском мире основная масса населения — молодёжь). При всей специфичности режима иранской муллократии арабская молодёжь видит огромный разрыв в уровне развития политической системы в Иране и своих государствах и невольно начинает примерять требования и чаяния иранских оппозиционеров к своей действительности и к своим куда более предсказуемым выборам.
О возможности легальной, хоть спонтанной, стихийной и не без жертв уличных беспорядков, реакции на результаты выборов, такой как в Иране, в арабских странах действительно можно только мечтать. Но здесь есть одно крайне важное «но», о котором не стоит забывать. Это в Иране борьба возможна между консерваторами (кто помнит эпоху Хомейни и пытается по мере возможности сохранить элементы «однопартийной», без всяких намёков на реформизм системы, построенной основателем ИРИ) и реформаторами (в основном молодёжью, которой неведом тот, без преувеличения, уникальный наступательный пассионарный дух исламской революции, царивший в Иране в 80-е годы прошлого века и который уже не вернуть). В арабских странах такая «демократия», по сути, невозможна — устрой они её, выбор стоял бы ТОЛЬКО между нынешними правителями/династиями и исламистами (причём не факт, что политический исламизм, встроенный во власть, смог бы обуздать радикальный). И если с Ахмадинежадом ещё как-то можно строить отношения, то пытаться понять, можно ли это сделать с исламистами, лучше даже не пробовать.
Читать @chaskor |