Центры процветания всегда быстро растут, оттягивая население оттуда, где жизнь более скудна и вертикальная мобильность блокирована застоем. Возникновение гигантских городов-мегаполисов в последние два столетия иллюстрирует эту простую закономерность самым ярким образом. Сейчас то же самое в мировых масштабах можно сказать о некоторых странах.
В конце октября прошлого года Саркози предложил французам задуматься, считают ли они себя французами, что значит быть и стать французами. Это не был риторический призыв. Это была организованная кампания. Чтобы помочь каждому познать себя, была составлена анкета из 200 вопросов, сгруппированных в две секции: (1) что значит сегодня быть французом и (2) что следует предпринять для того, чтобы нация стала более органичной и консолидированной. По вертикали власти вниз было дано распоряжение — по язвительному замечанию одного журналиста, «как во времена Второй империи», — и во всех 96 департаментах и 324 округах Большого Парижа под руководством местных властей были проведены дискуссии при участии мэров городов и членов парламента. Собравшиеся предавались этническим медитациям.
Эта организованная спазма национального самосознания теперь подошла к концу и, как оказалось, ушла в песок. В начале февраля завершающие опросы (например, радиостанции France-Info) показали, что 2/3 французов не считают прошедшую кампанию конструктивной и внёсшей ясность в вопрос, что такое настоящий француз и чем он отличается от ненастоящего. Все повторяли набившие оскомину тривиальности насчёт языка, приверженности обычаям, переживания национального наследия, общей памяти, республиканских ценностей и прочее в этом роде. И никого это не развлекло, не увлекло, кроме тех, кому хотелось пожаловаться на мусульман или, наоборот, на антимусульман. 2/3 опрошенных считают, что всё мероприятие выродилось в стигматизацию ислама и иммигрантов.
Так же считают и в академических кругах. Эксперты обрушились с язвительной (хотя и слишком самодовольной, как всегда) критикой на анкету, уверяя, что её составляли любители-чиновники, не спросившие профессионального мнения. Анкета, говорят эксперты, была с самого начала скрытой провокацией. Девять вопросов из десяти подтекстуально подсказывают респондентам, что проблема национальной идентичности связана прежде всего с иммигрантами. Стало известно, что в первоначальном варианте анкеты был такой вопрос: «Как избежать прибытия на нашу территорию неустроенных иностранцев с ненадёжными источниками существования, генерирующих разного рода непорядок (левая работа, правонарушения) и возбуждающих у части населения подозрительность ко всем иностранцам?» Из окончательно варианта он был изъят, но, как говорится, осадок остался.
На атмосферу дискуссии повлияли также ещё два злополучных обстоятельства. Одно можно считать случайным: в разгар обсуждения швейцарский плебисцит высказался против минаретов. Второе обстоятельство было роковым. Дебаты проводились под мудрым руководством министерства иммиграции и национальной идентичности, что сразу вызвало подозрение в ксенофобском подтексте кампании.
Большой сегмент политического истеблишмента выступил резко против дискуссии, либо активно критикуя её, либо громко объявив о том, что будет её молчаливо бойкотировать. Разумеется, это была «оппозиционная левая», как периферийная, так и партократическая, но не только. Открестились от инициативы Саркози и видные активисты правящей партии, главным образом, впрочем, оказавшиеся пока не у дел, как например бывшие премьер-министры Жюппе, Раффарен и де Вильпен. Да и сам Саркози, похоже, перепугался. Во всяком случае, он замотал своё участие в дискуссии, организованной Институтом Монтеня (либеральный мозговой трест).
Всё это можно было предвидеть. В целом французы показывают, что их волнует всё меньше, кто француз, а кто нет, и что им вполне безразлично, кто их соседи — настоящие или не настоящие французы. Утрата национального самосознания (идентичности — l'identité nationale) в рейтинге опасностей, грозящих французскому обществу, занимает 11-е место, согласно опросам комиссии по правам человека. И на иммигрантов обращают всё меньше внимания.
Национальная комиссия по правам человека, например, обнаружила, что 10 лет назад иммигрантов было «слишком много», по мнению 60% опрошенных, а теперь только 40%. Ещё интереснее другие данные: в 1992 году 42% опрошенных считали, что иммигранты «культурно обогащают» Францию, а теперь так считают 72%. Шумные и муссируемые в медиа эксцессы эту тенденцию маскируют.
Спрашивается, зачем же мутить воду? Возможны две интерпретации. Одна — вульгарная и приходит в голову с ходу. Другая же требует некоторого воображения.
Вульгарная интерпретация объясняет всё простыми предвыборными манипуляциями. В условиях традиционной для Франции азартной партийно-политической жизни и переменного соотношения сил главных партий истеблишмента борьба за неустойчивого избирателя, тяготеющего к протестным партиям и движениям, становится всё более важной для исхода выборов. 3/4 опрошенных убеждены, что шумиха вокруг этнического самосознания была затеяна в надежде отобрать голоса у Национального фронта на предстоящих региональных выборах. Иными словами, просто-напросто была разыграна ксенофобская карта в расчёте на часть электората, особенно озабоченную «нашествием с юга» — реальным или сильно раздутым. Как бы ни была слаба этническая саморефлексия у французских интеллектуалов и у большинства обывателей, всё же «шовинистическая правая» во Франции — существующая, скажем, со времён дела Дрейфуса — представлена именами, украшающими пантеон французской культуры, и остаётся массивной.
Заигрывание с этой массой — первое, что приходит в голову партиям власти в бесконечном перетягивании каната. Интересные прецеденты приводит Le Monde (Philippe Bernard, 21.01.10). В 1932-м в самый разгар Великой депрессии был принят закон, разрешавший работодателям ограничивать число иностранцев на предприятиях. Во время нефтяного шока 1973 года правительство само поощряло разговоры о замене рабочих из Магриба местными кадрами. Национальный фронт с тех пор постоянно ссылается на этот эпизод.
Однако возможно и более изощрённое объяснение исходящих теперь от государства попыток напомнить всем, кто живёт на территории Франции, что не все они в одинаковой мере французы. И что это неизбежно будет иметь для них рано или поздно некоторые последствия — от высылки до ограничения в правах.
Выборы выборами, а проблема нарастающего демографического давления на привилегированные европейские страны становится всё острее. Потому что конкуренция между странами всё больше теперь превращается в конкуренцию за население.
Центры процветания всегда быстро растут, оттягивая население оттуда, где жизнь более скудна и вертикальная мобильность блокирована застоем. Возникновение гигантских городов-мегаполисов в последние два столетия иллюстрируют эту простую закономерность самым ярким образом. Сейчас то же самое в мировых масштабах можно сказать о некоторых странах.
При этом возникает парадоксальная ситуация. Успех притягивает население, но успешный центр экономического роста (процветания) генерирует такой приток населения, который он с некоторого момента сам не в состоянии переварить. В городах-мегаполисах это привело к возникновению обширной зоны трущоб. В СССР эта тенденция была если не полностью блокирована, то ослаблена грубым административно-полицейским контролем: сначала вынесением трущобной зоны в ГУЛАГ, а затем всё более жёсткой системой разрешения на жительство (прописки) в привилегированных городах. В западноевропейских странах легальность частной собственности и либеральная государственная философия этого не допускали. В третьем мире это немыслимо просто чисто физически. Что это значит, узнала на своей шкуре Москва, где население после распада СССР выросло, как говорят, в полтора раза.
А вот привилегированные государства теперь могут и вынуждены осваивать что-то вроде пресловутой советской системы прописки.
Но эта практика — палка о двух концах. Ситуация на самом деле глубоко парадоксальна. Привилегированные страны одновременно заинтересованы в том, чтобы привлекать население, и в том, чтобы ограничивать его приток, потому что, в отличие от городов, они в силу конституции имеют перед своими гражданами серьёзные социальные обязательства, которые им всё труднее выполнять.
Надо искать какое-то минимакс-решение этого парадокса. И весь нарастающий морально-философский ажиотаж вокруг самопереживания этничности, а также параллельная законодательная суета вокруг иммиграции в европейских странах (и даже американских) на самом деле означают то, что общество интуитивно и экспериментально ищет выход из парадоксальной ситуации. Имманентное коварство этого парадокса отягощается ещё и конфликтом интересов: в притоке населения заинтересованы прежде всего крупный капитал и само государство как предприятие, а так называемый народ (или, во всяком случае, его большие сегменты) в этом вовсе не заинтересован.
Интересно, что французы, вообще-то осудившие нынешние дебаты о национальности и проявляющие в большинстве эмоциональное безразличие к этой теме, обнаруживают одновременно подсознательное (по меньшей мере) понимание проблемы на другой лакмусовой бумажке. В ходе дебатов возник вопрос о целесообразности министерства иммиграции и национальной идентичности. Много было сарказма по поводу провокационности его двойного названия. Были и рекомендации упразднить его вообще. Однако 2/3 опрошенных всё же считают, что это министерство нужно сохранить. Одним словом, национальность не проблема, а иммиграция — проблема. Смутное ощущение, что хотя все французы равны, но некоторые французы должны всё-таки быть равнее других, постепенно становится всё менее смутным и уже в обозримом будущем может обрести законодательное выражение и институционализироваться. Как именно, мы порассуждаем в другой раз, а повод непременно представится.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- А был ли призрак? .
- Лавры маркизы Помпадур.
- Д’Артаньян: что, если бы в реальности все было, как у Дюма.
Истинное положение дел при Ришелье . - Секретная диета француженок.
Стройность — правда или миф. - Новая волна.
20 течений, изменивших кинематограф. - Страна бумажного спама.
Франция без технологического прогресса. - Реновация по-французски.
- Мальчик на престоле.
Новым президентом Франции будет Эмманюэль Макрон. - Красота по-французски.
10 секретов стройности, которые знают только француженки. - «Это были женщины, лица которых составляют герб Франции».
Михаил Жванецкий: три монолога о женщинах трёх возрастов.
