Пока в Сочи кипит работа, а в фавелах Рио-де-Жанейро наркодельцы дают понять президенту Бразилии, что обезопасить столицу Олимпийских игр 2016 года будет не так уж просто, «Частный корреспондент» встретился со строителем Олимпиады 1980 года в Москве и узнал, как строились некоторые её объекты.
Владимир Иноятович Назаров участвовал в создании самого большого в Европе конноспортивного комплекса в Битце. Несколько лет за мизерную зарплату, но с огромным энтузиазмом Назаров и ещё тысячи строителей готовили Москву, Ленинград, Киев, Минск и Таллин к тому, чтобы показать (и доказать) всему миру — у нас всё хорошо!
— Сколько времени вы трудились над конноспортивным комплексом в Битце?
— Официально строительство началось в 1977-м, закончили к началу Олимпиады. Всего три с лишним года.
Вообще, срок был маленький. Нам американцы тогда неожиданно объявили бойкот из-за ввода советских войск в Афганистан. И это очень сильно отразилось на процессе. Хотя бы потому, что всю электронику должны были обеспечить они. В итоге нашему правительству пришлось договариваться с венграми о поставках электронных табло и прочей техники.
Ощущались, конечно, и трудности, но мы работали из патриотических соображений. Зарплаты как таковой не видели. Нам платили 90—100 рублей в месяц. Этих денег хватало ровно от и до, впритык. Мы жили в общежитиях, но всем строителям Олимпиады в итоге обещали дать квартиры. Я своей дожидаться не стал, но, говорят, те, кто потерпел, получили. Зато нам практически сразу дали прописку, что в Москве куда важнее наличия квартиры.
— Откуда прибывала рабочая сила?— Это была всесоюзная ударная комсомольско-молодёжная стройка. Со всего Советского Союза приезжала молодёжь. Причём никто не заставлял ехать, всё было добровольно. Это действительно была многонациональная стройка.
В одной из стен конноспортивного комплекса мы замуровали бутылку с письмом, где написали пожелания нашим потомкам.
Москва, конечно, участвовала очень активно. Все учреждения, которые были в определённом радиусе от этого объекта, — министерства, ведомства, институты (ИМЭМО, Институт морфологии, Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, Институт океанологии, МИСИ, Севастопольский райком комсомола) — им всем была выделена разнарядка. Каждый день они должны были выделять определённое количество человек. Люди приходили утром, отмечались, формировались отряды, и люди отправлялись на подсобные работы. Без подобной помощи объект бы мы не сдали.
— Что вам запомнилось в процессе работы?
— Много было интересного, но хочу сказать про уникальные чугунные ворота в конюшнях. Сейчас их почему-то нет. Не знаю, зачем сняли. Но обидно. Из-за них в своё время погиб человек. Нас всегда поджимало время. А тут привезли эти ворота в конце рабочего дня. Оставлять нельзя, надо срочно разгружать. И вот заслуженный строитель СССР, к сожалению, не вспомню уже его фамилию, начал разгрузку.
Комплекс располагает площадкой с открытыми тренировочными манежами и разминочными площадками, крытым манежем с трибунами на 3 тыс. мест, гостиницей, бассейном для плавания, спортзалом, тиром для тренировок, выступлений и соревнований. Универсальный зал «Битцы» рассчитан на посещение 5 тыс. зрителей. В нём оборудованы арена для игры в мини-футбол и зал для хореографических занятий. Центром архитектурного ансамбля является стадион для проведения соревнований по конкуру. Его трибуны рассчитаны на 5 тыс. зрителей (во время проведения Олимпиады временными конструкциями их число было увеличено до 12 тысяч)
Ворота тяжеленные, подцепили краном. И стрела немного качнулась, когда уже опускали, и ворота пошли на строителя, слегка его придавив. Он сгрузил их, добрался до раздевалки, а там уже вызвали скорую, но спасти не удалось. Этот момент мне очень запомнился. И очень жаль, что ворот нет.
— Как дела обстояли с техникой?
— Мы ручками много чего делали. Допустим, металлические рамы, которые на крыше объекта, мы поднимали лебёдкой. А рамы были тяжёлые. Но вообще-то объект был сконструирован так, что ручной работы было очень много. Но нам помогали, солдат присылали для силовой работы.
— Контроль был качественный?
— О да, контролировали нас очень тщательно. Приезжал сам принц Великобритании (по всей видимости, принц Чарльз, известный любитель конного спорта. — К.Р.). Мы и знать-то не знали, какой принц, нас просто поставили перед фактом. Он контролировал этот объект. И вот приехал с инспекторской проверкой. Целую неделю стояла шумиха.
Это был февраль 1980 года. Зима, пурга, минус двадцать. Объект тогда был ещё очень сырой. Не было даже главной стены зимнего манежа, потому что туда въезжала техника. Трибун тоже не было. Облицовки не было. Везде был мусор, потому что некуда было вывозить. Вид был страшный, а сдача через четыре месяца.
Принц едет со своей проверкой. Что делать? Завезли песок, засыпали мусор слоем сантиметров в 50. Проложили дорожки из импортных щитков. Провели по нашим красивым тропинкам, всё показали, объяснили.
Принц, не будь простаком, приехал на следующий день без предупреждения и решил пройти не через парадный вход. Провалился по колено в грязь, разумеется. Ну, после этого за нами стали тщательнее присматривать и дали ещё больше рабочей силы.
Но самое забавное не это. Мы продолжали заниматься своими делами и не заметили, как наступил март и капель. Снег и лёд под песком начал таять, и вся эта масса начала стекать вниз, в котлован. Пришлось выписывать технику из Японии, чтобы вычерпывать песок. Это был курьёзный случай, над которым мы все смеялись.
— Что нравилось во время стройки, а что не нравилось?
— Мы там устроили первую политическую забастовку! Если сейчас посмотреть, то слева от входа есть въезд для автомобилей, который ведёт к дирекции, тогда его там ещё не было, но надо было сделать.
Приказ отдан — выполняем. Бульдозер прорыл дорогу, а рядом стоял высоковольтный столб. И столб начал шататься. Это была пятница. Пришёл к нам главный инженер и говорит, что надо бы столб закрепить, иначе рухнет. А зачем нам в выходной оставаться? И инженер говорит, что дадут премиальные. Наобещал нам золотые горы, в общем. Ребята остались и всю ночь работали. К утру закрепили столб, залили его бетоном.
Но я так понял, что начальник об этой истории ничего не знал. За сооружение отвечает инженер, и, видимо, он промахнулся где-то. Ну и от себя наговорил нам о деньгах, чтобы всё исправить. А когда пришла пора расплачиваться, начальник, видимо, сказал, что раз обещал — сам и отдай.
Короче говоря, денег не дали. И ребята дружно решили устроить забастовку. Приходили на работу каждое утро, переодевались, но инструмент в руки не брали. Сначала это была экономическая забастовка, а потом мы начали писать лозунги — и она стала политической.
— Что писали?
— Да уже не помню, но что-то из серии «верните наши деньги» и «долой бюрократов». Нам скучно стало просто сидеть, вот и начали писать. Мы ж молодые были, нам многое прощали и не так страшно было, как старшим поколениям. Сначала дирекция на нас никакого внимания не обратила, потом прораб подошёл, главный инженер. Когда начали писать лозунги, пришёл начальник. Пресса как-то узнала о нас, начала поддерживать. В общем, начальства собралось много, я в жизни столько не видел.
— Сколько так сидели?
— Три дня, а на четвёртый нам заплатили наши деньги.
А так жизнь, конечно, была интересной, потому что помимо наших там работали и иностранцы. Была дружеская атмосфера в коммунистическом движении молодёжи. Приезжали из Индии студенты, Аргентины, американцы участвовали.
Главной гордостью архитекторов стали двухэтажные квартиры, расположившиеся в отдельных корпусах, соединённых с домом системой галерей, а также просторные студии. В новинку тогда были и холлы в подъездах — с высокими, до 10 метров, потолками, а также общий для каждого из трёх домов первый этаж. По утрам этот длинный, растянувшийся на несколько сотен метров коридор заполняли дети — шли по нему прямо в школу, которую построили на окраине микрорайона.
В районе осталась шведская система пневмоудаления мусора (уникальная и для сегодняшней Москвы). Запечатанный в пакеты мусор выбрасывали в мусоропровод, откуда он попадал в общий тоннель, из которого 3—4 раза в день удалялся воздушными потоками, уносившими его в специально приспособленное хранилище на окраине «Северняка»
До бойкота они строили высотные синие дома около метро «Чертаново» и «Южная». Район был рассчитан ими на 150 тыс. населения. Там должны были быть двигающиеся дорожки. Вообще район должен был получиться современный и в советском понимании роскошный. Там должна была быть уникальная шведская система пневмоудаления мусора, рассчитанная на весь район, и её успели построить.
— Как раз во время Олимпиады умер Высоцкий. Были ли сообщения в прессе или умолчали?
— Высоцкого можно было услышать из каждого окна, но в прессе не публиковали весть о его смерти. Только в одной газете, не вспомню какой, на третьей странице внизу в уголке написали о трагедии. Народ сам узнал и пошёл на похороны. И только на гала-концерте в честь Олимпиады Иосиф Кобзон посвятил песню памяти Владимира Высоцкого. А больше никто не упоминал.
— Что дала Олимпиада Советскому Союзу?
— Нас очень мучил железный занавес. Европа смотрела на нас как на «ось зла», а мы её вообще видеть не могли. Мы жили в замкнутом круге и стремились увидеть другой мир. Может быть, именно поэтому мы с такой радостью готовили Москву к Олимпиаде 1980 года. Было понятно, что жить по-старому уже не будем.
Я помню, что как раз перед Олимпиадой в продажу поступили первые советские джинсы. Материал был импортный, а пошив наш. Стоили они 60 рублей против 180 за импортные на чёрном рынке на Беговой…
Беседовала Катерина Рогачева
Читать @chaskor |