28 июля иракские силы безопасности по приказу премьер-министра страны Нури аль-Малики ворвались на территорию лагеря Ашраф (в ста километрах к северо-востоку от Багдада), в котором располагалась иранская оппозиционная группировка «ОМИН» (Организации моджахедов иранского народа), и установили над ним контроль. Тегеран не замедлил высказать своё удовлетворение этой акцией иракских властей.
По иракским данным, в столкновениях в лагере Ашраф погибли двое полицейских, ранения получили 110 представителей силовых структур Ирака и 300 иранцев, из которых 25 — женщины, ещё 50 человек были задержаны. Однако, по словам представителя самой организации, погибли шесть обитателей лагеря и ещё 385 были ранены. Руководители иранских оппозиционеров заявляют о том, что в знак протеста против штурма лагеря его жители уже объявили голодовку.
ОМИН (Организации моджахедов иранского народа, на фарси — «Моджахеддин-э Хальк») зародилась в середине 60-х годов как левацкая организация. Вероятно, это самая известная оппозиционная шахскому режиму группировка, ставшая объектом преследований со стороны главной опоры власти Мохаммеда Резы Пехлеви — могущественной спецслужбы САВАК. Вскоре после исламской революции она подверглась массовым репрессиям уже со стороны аятоллы Хомейни. Её ждала та же участь, что и другие националистические группировки разного толка, сначала поддержавшие аятоллу, правда не такая печальная, как, скажем, у марксистской ТУДЭ, которая оказалась практически полностью физически уничтожена.
На фоне усиления репрессий и начавшегося резкого охлаждения отношений между Хомейни и Саддамом Хусейном, переросшего в войну, «моджахеды» перебрались в соседний Ирак, где они нашли пристанище и использовались иракским лидером как средство борьбы против иранской муллократии. Боевики ОМИН совершали вылазки на территорию Ирана, убивали представителей иранской власти, проводили диверсии и прямо участвовали в боевых действиях при поддержке регулярных иракских частей. Стоит отметить, что и Иран тоже не оставался в долгу, поддерживая оппозиционные Саддаму организации, прежде всего влиятельный ВСИРИ Бакира аль-Хакима. Обе страны также всегда широко подогревали сепаратизм сопредельных курдов.
Ситуация не изменилась и после окончания кровопролитной восьмилетней войны, вплоть до начала вторжения в Ирак сил англо-американской коалиции «моджахеды» чувствовали себя в Ираке вполне вольготно.
После свержения саддамовского режима лагерь организации оказался под надзором американских военных, однако иранские оппозиционеры предварительно вынуждены были сложить оружие. Несомненно, что группировка, имевшая к тому времени большой опыт диверсионно-подрывной деятельности против иранских властей, представляла собой одно из основных вспомогательных средств воздействия на Иран, о чём наверняка в бушевской администрации не забывали на случай ещё не казавшейся тогда чисто гипотетической возможности военной операции против Тегерана. В этом качестве находящиеся под контролем разоружённые (дабы не проявляли самодеятельности) «иранские моджахеды» были идеальным инструментом в холодной войне Джорджа Буша-младшего против Ирана, к счастью (для обеих стран и всего региона) не превратившейся в горячую.
Самое интересное (и не такое уж удивительное), что Вашингтон ещё в 1997 году внёс эту организацию в свой список иностранных террористических организаций. Можно было бы упрекнуть американцев в очередном проявлении двойных стандартов (на что Тегеран небезосновательно указывал всё это время), но не иранцам и не нам это делать. К примеру, Кремль не считает ХАМАС террористической организацией, хотя до операции ЦАХАЛ «Литой свинец» она запускала по Израилю «Кассамы» чуть ли не каждый день, и открыто приглашает Халеда Машаля в Москву. К тому же это ещё, как говорится, не самый тяжёлый случай у США. Каких-то полтора десятилетия тому назад многие влиятельные лица в тогда ещё клинтоновской администрации крайне близоруко, но вполне серьёзно высказывались за налаживание контактов с алжирскими исламистами (как с потенциальными властителями страны, которые, как многим казалось, вот-вот ими станут), ввергнувшими свою страну в страшнейшую кровавую баню. По сравнению с ними и их массовыми зверскими расправами над мирным населением Алжира, пик которых пришёлся именно на 1997 год, акции «иранских моджахедов» являются не более чем играми советских школьников в «Зарницу».
В соответствии с подписанным соглашением между иракским правительством и командованием американских войск в Ираке, контроль над лагерем Ашраф с 1 января 2009 года перешёл от оккупационных войск к местным органам власти. Судя по всему, иракские власти не торопились сразу брать на себя ответственность за судьбу лагеря, предпочтя сначала сдать экзамен по поддержанию порядка в стране после вывода американских войск из иракских городов 30 июня. И надо сказать, это испытание они сдали вполне успешно.
Не успели иракские войска взять штурмом Ашраф, как появилась версия о том, что за этим штурмом стоит Тегеран, который чуть ли не отдал соответствующий приказ Нури аль-Малики, как только у того с выводом американцев из городов окончательно развязались руки. Версия очень удобная, но всё же она представляется крайне сомнительной.
Во-первых, о возможности закрытия лагеря нынешний иракский премьер-министр заговорил спустя считанные месяцы после своего назначения на этот пост в апреле 2006 года, назвав его пребывание на территории страны нарушением иракской конституции и, соответственно, вмешательством во внутренние дела соседнего Ирана. А ведь тогда у него на повестке дня стояла гораздо более серьёзная проблема, от решения которой, без преувеличения, зависела судьба всего Ирака, — как остановить спираль насилия между суннитами и шиитами, захлестнувшего страну, и не допустить превращения страны в центр всемирного джихада «Аль-Каиды» против «отступников» и «крестоносцев».
Во-вторых, аль-Малики последовательно проводит политику равноудалённости (в той мере, насколько это возможно) как от американского молота (что особенно заметно в последнее время), так и от иранской наковальни. Он прекрасно понимает: качнись он явно в одну из сторон — и ему уже не избавиться от ярлыка вашингтонской/тегеранской марионетки, что будет равносильно политическому самоубийству. А задача поддержания такого нейтралитета очень непроста.
Ещё года два-три тому назад иракский премьер очень зависел от американцев (в плане обуздания насилия), при этом ничего не мог поделать с ширившимся в своей стране иранским влиянием через «Армию Махди» и «Бадр» Бакира аль-Хакима (которые ещё и между собой остро соперничали). Хотя и в тех крайне непростых для него условиях Нури аль-Малики сумел чётко дать понять Бушу, что не допустит использования территории Ирака как базы для возможного удара по Ирану. С другой стороны, он смог не поддаться на всевозможные козни, которые плёл Тегеран (в том числе и через «Армию Махди») с целью срыва заключения соглашения о стратегическом партнёрстве между Вашингтоном и Багдадом.
Достигнутый же в последние два года заметный прогресс в стабилизации обстановки в Ираке расширяет иракскому премьер-министру поле для манёвра между двумя силами. «Запертые» соответствующим соглашением на базах в Ираке американские военнослужащие, постепенная отправка которых домой за океан может даже ускориться, чуть более жёсткие, чем положено, заявления премьера по поводу недопустимости вмешательства США во внутренние дела Ирака, чистки иракского МВД от баасистов (они же возможные конкуренты аль-Малики из группировок иракских силовиков), силовое установление контроля над перекати-полем Басрой весной прошлого года, выдавливание из иракской политики некогда крайне радикальной «Армии Махди», почти трансформировавшейся исключительно в социально-религиозную организацию, — всё это вписывается в прагматичный независимый курс иракского премьера, чей блок одержал убедительную победу на выборах в местные органы власти в начале этого года и в чьём успехе на парламентских в начале следующего мало кто сомневается.
В-третьих, Ирану ввиду переживаемого им острейшего внутриполитического кризиса сейчас просто не до активной внешней политики, которая в первую очередь, помимо разве что ливанского направления, традиционно направлена на своего западного соседа. Тем более неясно, как в итоге противостояние Ахмадинежада и Мусави повлияет на всю конструкцию иранской политической системы и как оно скажется на внешней политике страны. Кажется, что взятием лагеря Ашраф аль-Малики пытается лишить Тегеран ещё одного канала влияния на иракскую внутриполитическую жизнь. Ведь до этого времени иранские власти использовали этот острый межгосударственный вопрос, неоднократно заявляя о недопустимости предоставления территории соседней страны для организации, ставящей своей целью свержение режима исламской республики, тем самым как бы оправдывая поддержку проиранских группировок в Ираке. Возможно, силовая акция иракских силовиков свидетельствует о некоем размене между властями Ирака и Ирана в отношении раздражающих внешних каналов влияния друг на друга. Причём гораздо сильнее в этом заинтересован Ирак. Просто в силу несопоставимости возможностей «пятых колонн» Багдада и Тегерана оказывать реальное влияние на внутриполитическое положение своего соседа. И персы, естественно, это прекрасно понимают. Надо полагать, не забывает Иран и об иракских курдах, традиционно более сепаратистски настроенных (во многом из-за нефтяного фактора), чем свои собственные. Тем более интересно будет посмотреть, как разрешится этот своеобразный торг в отношении дальнейшей судьбы «иранских моджахедов».
Конечно, иранцы сразу же сделали дежурное заявление устами главы Высшего совета национальной безопасности Али Лариджани, который приветствовал установление иракскими силами безопасности контроля над лагерем иранских оппозиционеров. А член этого же органа Хусейн Субхани уже призвал Багдад передать «задержанных преступников в руки иранского правосудия». Сами оппозиционеры после захвата своего лагеря даже высказали готовность вернуться в Иран, но, разумеется, только под межгосударственные гарантии своей безопасности. Однако далеко не факт, что Тегеран готов их предоставить, учитывая хотя бы самую громкую их «заслугу», о которой общественное мнение внутри страны не скоро ещё забудет, — в войне 1980—1988 годов «моджахеды» активно воевали с оружием в руках на стороне иракских войск.
И, наверное, неслучайно иракский премьер отдал приказ о взятии лагеря под контроль властей именно в момент самого острого со времён исламской революции 1979 года кризиса в Иране. Этим он, скорее всего, решил подстраховаться от чрезмерного давления Тегерана в вопросе дальнейшей судьбы «моджахедов», воспользовавшись тем, что иранской муллократии сейчас не до них. С другой стороны, симптоматично, что эта акция совпала по времени и с визитом в страну министра обороны США Роберта Гейтса, став демонстрацией растущей самостоятельности иракских властей от США.
Несомненно, у Ирана остаётся заметно больше возможностей оказывать влияние на положение в Ираке, поскольку группировки, чья проиранская направленность никуда не делась (хоть и с заметно уменьшившейся в последнее время их радикализацией и политизированностью), являются частью иракского общества. Этим они в корне отличаются от «иранских моджахедов», представляющих собой почти в чистом виде эмигрантскую оппозиционную группировку без какого-либо влияния у себя на родине (чему способствовало и время, и непрекращавшиеся репрессии против её внутренних ячеек со стороны служб безопасности ИРИ).
Однако в стратегическом плане ситуация на иракском треке для Ирана уже, кажется, изменилась кардинально. И дело не только в нормализации обстановки и повышении уровня подготовки иракских сил безопасности.
Это в Ливане, стране с традиционно слабой государственной властью, её судьба зависит от политики основных конфессий, самой сильной из которых, без сомнения, является проиранская «Хезболлах» (причём во всех отношениях — в организационном, политическом, военном, идеологическом). Это в Ливане Партия Аллаха может ставить страну на грань гражданской войны, захватывая Бейрут в мае 2008 года из-за увольнения своего члена — начальника службы безопасности аэропорта, или вести, называя вещи своими именами, proxy war против Израиля, как это случилось летом 2006 года.
В Ираке традиции и авторитет государственной власти не в пример более весомы, причём свержение режима Саддама устранило самую натуральную мину замедленного действия (монополию суннитов на власть), которая служила источником постоянной внутренней напряжённости, на чём до 2003 года вовсю играл Тегеран в своей поддержке оппозиционных Хусейну организаций шиитов и курдов. Нынешнее сосуществование в органах власти всех трёх основных групп населения Ирака уже лишает Иран такого козыря, и система властного противовеса сама по себе не позволит персам открыто воздействовать на ситуацию в Ираке даже через широкое представительство во власти иракских шиитов. К тому же далеко не все из них готовы быть послушным орудием в иракской политике Ирана. Золотые деньки Тегерана, когда он фактически прямо управлял интенсивностью противостояния «Армии Махди» с американцами и иракскими властями или, к примеру, вёл откровенные игры в кошки-мышки с американцами на серии двусторонних переговоров (созывавшихся, кстати, по инициативе Вашингтона) по нормализации ситуации в Ираке, безвозвратно остались в прошлом.
Читать @chaskor |