Питер Акройд: «Не верю в утрату доминирующего положения английской культуры»
Что труднее: придумать героя или описать Вермеера? Что общего между литературой и искусством? Сложно ли опубликовать первую книгу? Почему надо писать о прошлом?
В ХХ веке границы национальной литературы постепенно стираются, ведь кто запретит писателю переехать в другую страну и даже начать писать на чужом языке?
Иногда это становится поводом для ожесточённых споров (как в случае с русским поэтом Бродским, которого американцы считают американским эссеистом), а уж если язык менять не требуется, такие споры могут продолжаться десятилетиями (как в случае с Оденом или Элиотом). Чьим писателем считать автора — исходя из места рождения или осознанного выбора?
Эта же судьба постигла и Трейси Шевалье, американскую лингвистку и литературоведа, ставшую известной британской писательницей.
Закончив Оберлин колледж в штате Огайо и получив степень бакалавра английского языка и литературы, в 1984 году Трейси на полгода отправилась в Лондон — и уже не вернулась.
Конечно, Трейси было не в пример проще, чем тому же Бродскому: сколь сильно ни различаются американский и английский варианты, это всё же один язык.
И вот, в книжных британской столицы появился её дебютный роман «Дева в голубом», а потом и второй, «Девушка с жемчужиной», принёсший ей славу одной из ярчайших звёзд современной английской литературы.
Великолепный язык, яркая образность и обращение к обширному культурному и историческому бэкграунду, а также удачные экранизации её книг сделали своё дело.
В России изданы почти все книги Шевалье, и всё же имя её широкому читателю, далёкому от британской литературной жизни, пока мало знакомо, несмотря на отдельные всплески интереса.
«Частный корреспондент» продолжает серию интервью с ведущими британскими писателями. Специально для нас Трейси Шевалье, недавно выпустившая новую книгу «Удивительные создания», согласилась ответить на несколько вопросов.
— Трейси, расскажите, сложно ли американцу привыкнуть к жизни Великобритании? Что вас заставило остаться здесь?
— То, что я в результате окончательно осталась жить в Англии, — абсолютная случайность. В мой большой жизненный план это никогда не входило. Я семестр провела в Лондоне, будучи студенткой на практике, и просто влюбилась в город.
Окончив университет, я вернулась в Лондон, чтобы полгода провести за весельем и ничегонеделанием, прежде чем окончательно погрузиться во взрослую жизнь.
Прошло 26 лет, и я всё ещё здесь. Мне нравится жить здесь, потому что я навсегда осталась чужой, пришлой, и это позволяет мне воспринимать вещи более остро, более чётко, более объективно, чем если бы я была британкой или чем если бы я жила в США.
Но Лондон сам по себе город иммигрантов, сюда съезжаются со всех концов земли, и я чувствую себя как дома.
— В ваших романах много отсылок к искусству. Логичное предположение: вы увлечены искусством. Каким?
— Пожалуй, любым. Думаю, больше всего мне нравятся портреты, а век не так уж и важен. Хотя я в особенности люблю живопись Нидерландов ХVII века — в ней всё рассказывает о бытовых деталях повседневной жизни. Конечно, я люблю Вермеера. Но я не меньше люблю и Рембрандта.
— А есть ли что-то общее между литературой и искусством?
— И искусство, и литература заняты одним и тем же — они рассказывают истории. Затем искусство и необходимо человеку. Прекрасное, по-настоящему совершенное произведение искусства заставляет меня задавать вопрос: что здесь только что произошло? А что происходит в данный момент, здесь и сейчас? Что случится через мгновение?
Людям естественно рассказывать истории, литература и живопись лишь два различных метода рассказа.
— Что для вас легче: придумать героя с нуля, как Мэри Эннинг, или добавлять выдуманные детали к биографиям людей существовавших, как Вермеер?
— На самом деле, Мэри Эннинг тоже реально существовавшее лицо. Мне кажется, и вымышленная биография, и попытка вписать свою историю в жизнь известного человека — интересная задача, стоящая перед писателем, просто в каждом случае свои сложности.
— Например, Хилари Мэнтл считает, что первичны факты и историческая действительность, а задача автора — создать драматургию вокруг…
— Когда мы имеем дело с реальными историческими персонажами, мы, разумеется, ограничены биографией, но именно исторические факты могут помочь, когда фокусируешься на истории человека.
Когда же придумываешь чей-то образ «из головы», нужно принимать столько решений, и этот выбор иногда бывает чересчур сложным.
— Сложно ли вам было опубликовать первую книгу? Что вам помогло, а что, наоборот, мешало?
— О, первая книга, «Дева в голубом» была настоящим сумасшествием.
Она разбита на две части, современную и историческую, действие происходит во Франции и Швейцарии, а герои американцы, французы, швейцарцы.
Для начинающего писателя это даже как-то чересчур. Задачу я себе поставила, мягко говоря, непростую. Не думаю, что я решилась бы написать что-нибудь столь же масштабное сейчас — просто духа бы не хватило.
Сначала мне казалось, что сложнее всего писать историческую часть — особенно когда я посчитала, сколько времени мне придётся провести в библиотеке, чтобы написать всё правильно и достоверно.
Но мне больше нравятся именно исторические вставки — они у меня получились более ясными и чёткими, да и лучшим языком написаны.
— С кем бы из литературных героев, ваших или полюбившихся из чужих книг, вы бы хотели встретиться? И что бы вы им сказали?
— Наверно, я бы хотела встретиться со своими собственными героинями: Гритой в «Девушке с жемчужной серёжкой», Мод в «Падших ангелах», Ариенор в «Даме и единороге», Мэгги в «Тигре, светло горящем», Мэри Эннинг в «Удивительных созданиях» — со всеми этими женщинами, которые жили много лет назад.
Я бы обязательно сказала им: «Не волнуйтесь, жизнь женщин скоро станет намного проще. Вам было тяжело, знаю, но вскоре женщинам станет много легче жить».
— Почему же вы всегда пишете о прошлом, если облегчение приносит настоящее, точнее, будущее?
— Всё элементарно: я пишу о прошлом, чтобы убежать от себя, это некая форма эскапизма. Я не хочу просто писать о себе, писать себя — слишком скучно.
Мне нравятся другие люди, Другие. Некоторые писатели для того, чтобы сбежать от себя, выбирают экзотические страны, другие — экзотические жанры вроде триллера, любовного романа или научной фантастики.
Ну а я так не умею. Зато я люблю с головой нырять в прошлое, это у меня получается и, что важнее, действительно мне нравится.
— И всё же, могло бы что-то в настоящем вдохновить вас?
— Вот не знаю, я всё жду такого настоящего, которое бы меня вдохновляло!
Беседовала Ксения Щербино
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Святые писатели.
Почему биографы приукрашивают жизнь творческих личностей. - Леонид Юзефович: «Ум прозаика отчасти состоит в том, чтобы уметь его скрывать».
О судьбах русской – и мировой – литературы, о том, может ли опытный писатель научить чему-нибудь своих начинающих коллег. - Денис Драгунский: «Пришла пора немного отрезвить читателя».
- «Осчастливим писателя в литературном году».
Есть много писателей, которым в новом 2015 году, названным годом литературы, без читателей будет тяжело. - Портрет художника после смерти.
«Устранение неизвестного», том избранной прозы Аркадия Драгомощенко, вышел в «Новом литературном обозрении» под редакцией А. Скидана. - Серый квадрат.
«Серия наблюдений» Дмитрия Данилова «Сидеть и смотреть» обобщает традицию русских травелогов. Точнее доводит её до логического завершения. - Полезно душе.
Встреча с известным сибирским писателем из Омска, Александром Лейфером. - Самые короткие в мире рассказы.
Яркий сюжет и неожиданный финал можно вместить всего в 55 слов. - Николай Болдырев: «Учился видеть наш мир «в ангеле»….
Известный эссеист и переводчик в поисках альтернативных способов познания себя и мира. - Боль изгнанничества.
Юбилейное. К 110-летию Гайто Газданова .
