Доктор экономических наук, директор Центра экономики непрерывного образования Академии народного хозяйства при правительстве РФ Татьяна Клячко рассказала «Часкору» о том, что нам ещё учиться и учиться.
— Вы не раз говорили о переходе страны явочным порядком ко всеобщему высшему образованию. Но известно, что сегодня по специальности работает не больше 25% выпускников вузов, остальным приходится осваивать что-то новое. Пять лет обучения делу, о котором потом и вспоминать не будешь, — не слишком ли высокая плата за то, что выпускник вуза интеллигентно выглядит, умеет вежливо разговаривать и худо-бедно разбирается в компьютере?
— Не думаю. Само выражение «работает по специальности» давно уже лишено смысла, во всяком случае в нашем понимании. Многие специальности, которым обучают в наших вузах, на Западе просто неизвестны, и дипломы с их названием вызывают там искреннее недоумение.
Ещё в 2005 году комиссия во главе с профессором МАРХИ В. Глазычевым составила аналитический доклад о состоянии нашего высшего образования. В числе прочего там говорилось и о том, что специализация в российских вузах слишком узка, что многие профессии, обозначенные потом в дипломе, исчезают раньше, чем выбравший их студент успеет закончить вуз. Естественно, он не сможет работать по специальности.
Но даже если сама специальность осталась, она за пять лет учёбы успела изменить содержание: изменилась технология, оборудование, причём всё это усложнилось и требует новых знаний, новых навыков. Какой же смысл было учить человека работе на устаревшем оборудовании по устаревшей технологии?
Целые профессии вымирают, на их месте появляются новые, к которым вузы не готовят и готовить не могут. Это может быть связано с научно-техническим прогрессом, а может — с серьёзными сдвигами в экономике и организации производства, с политическими и социальными переменами. Совсем недавно ни один российский вуз не готовил специалистов по веб-дизайну, по пиару, социальных работников. Оглянитесь вокруг себя, вы легко насчитаете как минимум несколько профессий, которых не было во времена вашего детства. Собственно, у нас все финансовые специальности появились не так давно, и не так давно нотариус стал массовой профессией.
— Но ещё в Советском Союзе сложилась система повышения квалификации, такие институты есть по всей стране. Правда, я слышала, что институты повышения квалификации учителей и методические кабинеты при них упорно работают над консервацией давно устаревших методов преподавания. А поскольку учителя воспринимают их как начальство, они чувствуют себя не вправе взять другой учебник вместо рекомендованного, по-своему перестроить программу и так далее…
— Раньше считалось, что переподготовку необходимо проходить раз в пять лет; мне и сегодня приходится время от времени это слышать, и всякий раз я изумляюсь. Каждый американский инженер учится 120 часов в год, то есть минимум месяц каждый год. В отраслях промышленности, связанных с высокими технологиями, ежегодно проходят переподготовку 75—85 процентов всех категорий персонала (наверное, остаются без обязательной учёбы только уборщицы и курьеры). Там компании имеют право присуждать своим работникам учёные степени — настолько серьёзны занятия; не зря говорят о превращении корпораций в своего рода институты непрерывного образования. По данным одного из докладов фонда Карнеги, американские корпорации расходуют на образование и переподготовку своего персонала не менее 60 млрд долларов в год: всё вместе это сопоставимо с совокупными затратами на оборонную промышленность. Японские предприятия расходуют на переподготовку персонала суммы, равные примерно 10—12% фонда заработной платы в год.
Японский опыт интересен ещё вот чем: когда там модернизируют производство, специалистов по новой технике начинают готовить заранее, как только принято решение, и когда оборудование привозят, есть работники, которым квалификация позволяет участвовать в его установке, отладке, дальнейшем обслуживании. Мы всё время говорим о модернизации производства; по-моему, прежде всего стоило бы модернизировать сам процесс освоения новой техники и технологии.
Тем не менее у нас ежегодно, по данным «Мониторинга экономики образования», повышают квалификацию всего 4,6% населения с 25 до 64 лет, проходят профессиональную переподготовку 1,6%, это чрезвычайно мало. Рассчитаны эти программы в основном на работников бюджетной сферы: врачей, учителей и т.д.
— Не обязательно ходить куда-то на занятия, чтобы учиться; обычно любой профессионал следит за журналами и книгами по специальности, знает, что в ней происходит по всему миру, разве это не учёба?
— Учёба, конечно, и её тоже имеют в виду, когда говорят о непрерывном образовании. Но всё чаще возникают ситуации, в которых уровень вашей подготовки, вашей способности обновлять знания должен быть сертифицирован. Простейший пример: когда вы претендуете на более высокую должность или ищете новое место работы, как руководитель может судить о том, насколько регулярно и с каким эффектом вы следите за новинками в сфере ваших занятий? Другое дело, если вы время от времени способны засвидетельствовать это перед другими специалистами, которые присваивают за результат определённое количество баллов.
Непрерывное образование принято делить на три вида: формальное, неформальное и информальное. Последнее — это как раз самостоятельная работа с литературой, интернетом и так далее. Неформальное — организованное на разных курсах, школах и т.д., но не дающее никаких сертификатов (хотя некоторые курсы выдают разные свидетельства, но они редко пользуются широким признанием). Наконец, формальное, то есть дающее сертификат, по которому любой работодатель может судить об объёме и качестве знаний работника.
— А разве наши бизнесмены не заинтересованы в том, чтобы персонал их предприятий и компаний постоянно обновлял свои знания и умения?
— Конечно, заинтересованы, потому что выпускников многих вузов предприятия получают с таким уровнем подготовки, что их необходимо «доводить до уровня пригодности». Но наш бизнес обычно, по привычке скупых домохозяек, которым часто приходится платить дважды, предпочитает тратиться по минимуму: внутрифирменные программы обучения, тренинги, семинары — коротки и в целом охватывают 2,6% занятых в возрасте 25—64 лет.
— Итак, современную систему непрерывного образования нам ещё предстоит создать. Мало того, что мы перестраиваем традиционное советское высшее образование по схеме болонского процесса, делим его на бакалавриат и магистратуру, мало того, что рядом выстраиваем «инновационное» высшее образование повышенного качества, так нам ещё необходимо выстроить новую образовательную структуру, институты и центры непрерывного образования. Не слишком ли, особенно для времени кризиса, который всё тянется и тянется?
— Во время кризиса работающая система непрерывного образования особенно необходима: именно с её помощью можно смягчить его социальные последствия и одновременно готовить кадры для периода экономического роста, когда понадобятся люди нового уровня квалификации.
Безработица уже стала реальностью (собственно, она была в некоторых наших регионах и прежде, когда экономика в других местах активно развивалась). Перед государством дилемма: платить пособия по безработице «просто так», на то время, пока человек ищет работу (и вполне может её не найти), или использовать средства на то, чтобы оплачивать учёбу взрослых людей, потерявших работу и готовых осваивать новые специальности.
— Как знать, какие профессии и специальности потребуются нам после кризиса?
— Во-первых, кризис показал, что у нас очень мало хороших экономистов и менеджеров. Вузы в последние годы выпустили их в огромном количестве, трудно найти вуз без экономического факультета или отделения на многих факультетов; но плохо они справляются со своей работой в трудных, непредсказуемых условиях. Значит, их надо готовить как-то по-иному, то есть переучивать. Юристов тоже много, а хороших очень не хватает.
Во-вторых, конечно, надо сложить в голове некий образ новой экономики и только потом определять главные направления подготовки и переподготовки новых специалистов. Если мы действительно предполагаем разворачивать инновационную экономику, нужны профессионалы в стремительно развивающихся областях: биология, в том числе биология моря, генная инженерия и так далее. Но, между прочим, нам в любом случае понадобятся хорошие, компетентные в современной технике и технологии инженеры. Одно ясно: специалисты узкого профиля нам не понадобятся, если мы вступаем в постэкономическую, постиндустриальную фазу развития.
— Это всё прекрасно, но возникает всё тот же вопрос: «Где деньги, Зин?» Особенно во время кризиса… Вы говорили о дилемме, но пособия по безработице — это деньги на жизнь, причём весьма скромную, а разворачивать систему непрерывного образования — это уже совсем другие деньги. Если речь идёт о подготовке к работе в постиндустриальной экономике, то нужны преподаватели, которых пока нет, которых тоже необходимо сначала подготовить, не говоря уж о современно оборудованных лабораториях, о компьютерах для каждого учащегося, о постоянном доступе к мировой литературе по специальности, что как минимум предполагает достаточное знание иностранных языков…
— Верно, государственному бюджету такая нагрузка тяжеловата, хотя если заткнуть некоторые дыры, куда средства вытекают бессмысленно, без всякого результата, то кое-что можно выкроить, и немало. Но с этой же проблемой столкнулись и другие страны, когда стало очевидно, что непрерывное образование необходимо, а высшее образование прежде оплачивалось из бюджета. Эти страны перешли на частичную или полную платность учёбы, одновременно разворачивая разветвлённую систему образовательных кредитов, льготных, гарантированных государством. Бремя оплаты образования удалось таким образом разделить между государством, бизнесом и самими учащимися.
— Кажется, это тоже не для кризисных времён — всем не хватает средств.
— Но задача создания новых рабочих мест обостряется именно во время кризиса. Надо обратиться к опыту тех стран, которым развитие сети непрерывного образования позволило существенно увеличить число работающих, поскольку многие регулярно отвлекаются на повышение квалификации, всякие курсы, тренинги и так далее. Между прочим, сама масштабность этой системы сделала образовательную сферу одной из наиболее быстро развивающихся и доходных отраслей современной экономики. Хотя при этом развитые страны за время кризиса увеличили государственные расходы на образование. У нас, к сожалению, пока такая система не работает. Хотя стоило бы учесть и наш собственный опыт, стихийно сложившийся в слаборазвитых дотационных регионах с высокой безработицей, особенно среди молодёжи. В Ингушетии, Дагестане, Северной Осетии, Калмыкии, на Дальнем Востоке вузы и средние специальные учебные заведения пользуются особой популярностью в качестве своего рода «социальных сейфов», позволивших до известной степени снизить молодёжную безработицу и криминализацию молодёжной среды. Правда, этот ресурс в таких регионах почти исчерпан.
По данным того же «Мониторинга экономики образования», обучение безработных в возрасте 25—64 лет составляло сотые доли процента.
— Представляю себе, как откроются курсы генной инженерии, иностранных языков и компьютерного программирования в каком-нибудь моногороде, где «лежит на боку» спичечная или текстильная фабрика, работы нет и не предвидится и ехать некуда, потому что здесь квартиру не продашь, а там, где нужны специалисты по компьютерам или генной инженерии, её не купишь.
— Вы зря иронизируете. Всё это нужно делать в соответствии с планами дальнейшего развития этих моногородов: с ними же так или иначе всё равно придётся что-то делать. Конечно, всегда надо исходить из конкретной ситуации.
Положим, дирекция этой самой фабрики, которая вот-вот остановится, или местные власти сумели найти инвесторов, которые — пусть не сейчас, пусть после кризиса — согласились перепрофилировать производство, или вложиться в развитие территории, или забрать на свои предприятия часть специально обученных работников. Тогда ясно, кого и чему нужно учить. Вы в течение месяца обучаете определённое количество работников, которые затем возвращаются на производство, а их места занимают другие учащиеся. Этот механизм при сокращении 10% персонала срабатывает в течение десяти месяцев, 20% — в течение пяти, 30% — три с лишним месяца. В любом случае это поможет смягчить ситуацию в городе и на предприятии, не говоря уж о пользе самой учёбы. Слушателям надо выплачивать стипендию в размере пособия по безработице: это всё равно лучше, чем само пособие. Конечно, в это же время надо вплотную заниматься диверсификацией производства, организацией новых рабочих мест, потому что сама учёба может смягчить, оттянуть, но не предотвратить массовую безработицу при затяжном кризисе.
Но и в регионах с диверсифицированной экономикой развёртывание системы повышения квалификации и переподготовки может сыграть существенную роль в том, чтобы изменить структуру российской экономики, уйти наконец от её чрезмерно сырьевой направленности. Эта система станет элементом изменения структуры экономической деятельности, если её выстраивать под перспективные, в том числе инфраструктурные, проекты и (или) имеющиеся вакансии. Это даст мощный стимул модернизации экономики после кризиса.
— Вы систему повышения квалификации и систему непрерывного образования упоминаете как бы через запятую, как будто это одно и то же.
— Совсем нет. Из нынешней системы повышения квалификации только со временем и с помощью специальных серьёзных и дорогостоящих мер можно вырастить настоящую систему непрерывного образования. Непрерывное образование — это надолго, можно сказать, навсегда. Но сегодня прежде всего необходимо проводить те программы, которые непосредственно работают против кризиса.
Например, необходимо изменить деятельность всей службы занятости, а её работников (тех, кого имеет смысл оставить на этой службе) провести через специальные программы повышения квалификации: познакомить их с методами работы зарубежных центров занятости, показать, как строится инфраструктура в этой сфере, которая позволяет быстро и эффективно реагировать на рост безработицы.
Кризис особенно болезненно переживают наименее социально защищённые слои общества. Значит, надо пересмотреть программы обучения социальных работников, чтобы они могли не только помогать, но и защищать интересы стариков, многодетных семей, которым труднее адаптироваться к резким изменениям экономической обстановки, детей, инвалидов.
Я уверена: все эти курсы, тренинги и прочие формы переподготовки дадут серьёзный стимул формированию современной системы непрерывного профессионального образования, которая обеспечит необходимую подстройку подготовки и переподготовки работников под требования рынка труда и создаст основу для дальнейшей структурной трансформации российской экономики. Мы сможем опробовать новые методы организации повышения квалификации и переподготовки кадров, формы взаимодействия государства и работодателей в этой сфере, принципы софинансирования программ непрерывного профессионального образования.
Беседовала Ирина Прусс
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Три версии языка, оружие в классе и никаких перемен.
Топ-12 фактов о японской школе. - Игорь Волгин: «Школа должна давать толчок для самостоятельного думания».
Об уровне знаний нынешних студентов, системе образования и культуре. - «Отвлеченное знание перестало быть ценностью».
Александр Архангельский об учебниках, советской школе и системе образования. - МГУ открыл дополнительный набор на обучение арт-менеджеров.
- Сборы в школу.
Хит-парад бессмысленных покупок. - 90+: почему с пожилыми можно и нужно говорить о смерти, сексе и образовании.
Социолог Дмитрий Рогозин о стереотипах и необоснованных табу. - Популярные у интернет-пользователей вузы не всегда самые лучшие.
- Отпустить вожжи.
Государственный контроль и проблемы образования. - Стресс и мозг.
Как ученые определяют стрессовые состояния организма. - Бесполезное образование.
Китаю и России избыточное число студентов вузов грозит социальным взрывом.
