Профессор знаменитого польского Университета имени Коперника (Торунь), преподаватель русского языка и литературы Стефан Гжибовский рассказывает нашему корреспонденту о проблемах польской системы высшего образования и о ходе Болонского процесса в стране.
— У нас практически каждый вуз теперь именуется университетом, если не академией, а у вас, хотя число вузов с начала века существенно выросло, осталась их серьёзная дифференциация: кажется, стать университетом в Польше не так просто. Между тем и в США все высшие учебные заведения называются университетами, и в Европе, по-моему, то же самое. Почему вы не пошли по европейскому пути?
— Это не совсем так. Многие вузы, которые в прошлом назывались пединститутами или техническими институтами, сейчас имеют право превращаться в университеты, если это утвердит парламент (сейм), но ненадолго.
Если через несколько лет не будут соответствовать требованиям закона о высшем образовании, смогут называться университетами только с дополнительным эпитетом: например, педагогический университет — у вас, по-моему, такие тоже есть. Но действительно, стать «просто университетом» может не каждый вуз. Некоторые крупные политехнические вузы с долгой традицией и солидным статусом даже не хотят называться университетами, например Варшавская политехника.
Тут дело не только и не столько в названиях: звание университета даёт право на полную автономию в решении внутренних дел, проблем, программ, выборов всей университетской иерархии и т.д., как это было в европейских университетах издревле. Остальные вузы, не обладающие университетским потенциалом и возможностями, в своей автономии могут быть ограничены. Закон 2005 года предоставил право всем вузам получить такую же, как у нас, полную автономию до 2012 года, если они за это время смогут удовлетворить все требования, предъявляемые университету: например, возможность защищать диссертацию как минимум по 12 научным дисциплинам, то есть стать действительно полидисциплинарным учебным заведением с достаточно большим научным потенциалом.
— Полную автономию университеты получили уже в постсоветское время?
— Представьте себе, по крайней мере формально — нет. Новый закон о высшем образовании был разработан университетскими деятелями «Солидарности» ещё в 1980—1981 годах и даже принят сеймом сразу после введения в Польше военного положения — чтобы хоть как-то успокоить интеллигенцию. Он предусматривал не только полную автономию, но и избираемость всех должностей иерархии, и обязательное присутствие в коллегиальных органах вузов выборных представителей профсоюза и студентов. Но, конечно, он почти тут же был отменён, так что по существу вы правы: полную независимость университеты получили только в постсоветский период.
Но память об университетской автономии, которая была у нас между двумя войнами, не удалось уничтожить. Университеты были центрами гражданского неповиновения и сопротивления режиму и потому подвергались особым репрессиям.
Руководство страны пыталось манипулировать высшим образованием, закладывая подчинённые себе новые вузы (прежде всего педагогические и технические) или сокращая сроки учёбы в университете. Против молодёжи, стремившейся получить высшее образование, был и перевод школ с 11- на 12-летнее обучение, в основном для того, чтобы молодые парни, не поступив в вуз, уже не имели возможности поступать в следующем году и сразу призывались в армию. Университетскую среду и студенчество третировали как тунеядцев, противопоставляли их рабочим и крестьянам, особенно после мартовских событий 1968 года. С 70-х годов все студенты должны были обязательно пройти трудовую практику на предприятиях, чтобы «развить в себе уважение к физическому труду и к представителям рабочего класса».
Отношение властей ПНР к студентам и университетам носило все признаки борьбы с интеллигенцией. В процедуру вступительных экзаменов после 1968 года, например, были введены специальные баллы для детей рабочих и крестьян (баллы за происхождение): это, по мнению властей, должно было препятствовать самовоспроизводству интеллигенции как элиты общества, опасной для них, ибо о другой элите, кроме них, не могло быть и речи.
Результаты такой политики были, естественно, плачевны: даже в социалистическом лагере Польша занимала одно из последних мест по уровню образования. К 1989 году лишь 9% поляков имели высшее образование. В университетах и других вузах страны устанавливались лимиты приёма студентов — до 100 тысяч, в то время как средние школы заканчивало подчас до 1 млн абитуриентов. Студентов в стране было в пределах 350—400 тыс. человек, Это имело и положительную сторону — было престижно быть студентом.
— В чём же сегодня состоит автономия польских университетов?
— Университет имеет полное право самостоятельно определять направления своих научных исследований и формировать планы обучения, определять его содержание и методы, согласуя всё это с положениями высшего коллегиального органа — Совета высшего образования, который разрабатывает стандарты обучения и определяет номенклатуру специальностей. Один из законов, принятых после 1991 года, разрешил взимать плату за образовательные услуги. Сразу же стало платным заочное обучение в государственных вузах и появилось много частных вузов, которые содержатся на деньги студентов. В государственных вузах для тех, кто прошёл по конкурсу на вступительных экзаменах, обучение на дневном отделении бесплатно, оно почти полностью финансируется из центрального бюджета государства. Хотя идут ожесточённые дискуссии о том, нужна ли хотя бы символическая плата за учёбу, этот порядок удерживается до сих пор.
— Но вы начинали менять систему высшего образования, одновременно проходя через тяжелейшие экономические реформы: безработица в начале 90-х у вас была значительно выше, чем у нас. У государства не было лишних денег…
— Средств на образование тогда не было и они не считались лишними (к сожалению, сейчас не совсем так). В самом начале экономических реформ правительство Тадеуша Мазовецкого решило, что лучше финансировать высшее образование, чем платить пособия безработным.
Вдобавок к кризису на 90-е приходится демографический пик среди молодёжи: к возрасту абитуриентов подходило многочисленное поколение, синусоидальное эхо послевоенного бума рождаемости. Оно было ещё усилено властями ПНР, решившими задобрить людей после подавления «Солидарности» всякими социальными уступками — был среди них и закон о платном трёхлетнем воспитательном отпуске для матерей. В результате после 1982 года молодые люди, сами принадлежавшие к многочисленному поколению, вызвали пик двойной силы, вершина которого прокатилась через Польшу и университеты в начале ХХI века. Так что именно с молодёжью были особые проблемы во время кризиса и массовой безработицы. Демографический подъём закончился только в 2006 году, начался спад, связанный с общественной ситуацией конца 80-х и реформами 90-х.
— Ну и как, удалось с помощью вузов уменьшить безработицу?
— Студентов стало намного больше: в 1990 году их было чуть больше 400 тысяч, а уже в 1999-м — почти полтора миллиона, в 2006-м — почти два миллиона. В начале 90-х студенты составляли 13% молодёжи студенческого возраста, в середине 90-х — 22%, а в 2006-м почти половину.
— Теперь начнёт падать?
— Не думаю, доля студенчества среди молодёжи, полагаю, будет возрастать. Выпускников школ становится всё меньше, а число мест в вузах не сокращается.
— Разве столь резкий рост специалистов на рынке труда не приводит к девальвации диплома о высшем образовании? Это должно хотя бы слегка ослабить тягу к нему…
— У нас это не очень заметно. Не так давно студентов было немного и принадлежать к этой группе избранных считалось престижным. Потом, с началом реформ и связанного с ними кризиса, выяснилось, что высшее образование даёт страховку от безработицы. У нас она действительно была велика, в начале 90-х — до 20%, каждый пятый безработный; но среди людей с высшим образованием её почти не было. Конечно, сейчас ситуация не столь оптимистична для обладателей дипломов, их стало намного больше. Тем не менее до сих пор польская семья расценивает высшее образование как неплохую инвестицию в будущее своих детей, и настроения в обществе преобладают такие же.
— Как же вы справились с таким наплывом молодёжи?
— Абитуриенты, не попав на бесплатные стационарные отделения, охотно стали записываться на платное заочное или вечернее обучение в государственных вузах, и там даже возникали довольно большие конкурсы. Это было замечено развивающимся в Польше мелким и средним капиталом, который стал закладывать частные вузы. С одной стороны, это частные вузы в существующих уже крупных университетских центрах (Варшава, Краков, Познань, Лодзь, Вроцлав и др.), а с другой — вузы в мелких городах без какой-либо традиции высшего образования вблизи центра (например, Пултуск около Варшавы) или в глубинке (например, Элк, Олецко, Сувалки на северо-восточной окраине Польши, неподалёку от границы с Калининградской областью). Аргументы в пользу таких вузов в глубинке заключались в том, что в противном случае местная молодёжь вообще не сможет получить высшее образование: затраты на учёбу в крупных центрах — место в общежитии, пропитание, поездки и т.д. — гораздо выше платы за обучение. Кроме того, молодёжь из провинции проигрывает в ментальном отношении сверстникам в крупных городах, поэтому для неё лучше учиться дома. Таким образом была отчасти решена проблема возможности самореализоваться в учёбе для молодёжи на периферии.
— Кто преподаёт в этих новых провинциальных вузах и каково качество образования, которое молодёжь там получает? Ведь не могло таким же взрывным образом вырасти число вузовских преподавателей…
— Чаще всего это небольшие институты, в которых работают на второй ставке преподаватели государственных вузов (они выигрывают в заработке). Эти институты предлагают трёхлетнее профессиональное образование, кончающееся дипломом бакалавра (по-болонски; в польской номенклатуре это лиценциат). Некоторые из них (например, Высшая гуманитарная школа в Пултуске или Высшая школа социальной психологии в Варшаве) предлагают также пятилетнее обучение (в последнее время по Болонской системе 3+2), заканчивающееся магистерским титулом, и ведут образование на уровне, иногда не уступающем крупным государственным вузам. Сначала частных вузов было немного, но со временем их количество стало расти, и сейчас в них обучается около трети всего студенчества на стационарных и разного вида нестационарных отделениях, которые в таких вузах преобладают. А сами частные вузы составляют две трети всех вузов Польши (315 на 448).
Конечно, частные вузы в небольших городах не всегда предлагают высокий уровень обучения, в них не хватает библиотек и научной среды. Но в последнее время эти проблемы начинают сглаживаться благодаря интернету и сравнительно большой подвижности польской молодёжи.
— Основу системы высшего образования у вас, как и у нас, по-прежнему составляют государственные университеты?
— Несомненно, хотя их всего лишь 130. С 1989 года открылось только 18 новых государственных вузов, но в них всех обучается две трети всего нашего двухмиллионного студенчества, причём больше половины — студенты дневных отделений. Именно им предстоит обеспечить дальнейшее цивилизационное развитие Польши.
— Судя по всему, вы достаточно легко вписались в Болонский процесс. Как это проходило и на какой стадии процесс сегодня?
— Мы включились в Болонский процесс в 2005—2006 годах, приняв систему двух ступеней основного обучения, но прибавили к ней третью ступень — аспирантуру. Лишь некоторые дисциплины (право, медицина) остались в прежней системе единого пятилетнего обучения. Для каждой ступени определены минимумы, касающиеся научного потенциала вуза (имеет ли он право готовить специалистов следующей ступени) и программ обучения (они должны как минимум соответствовать общеевропейским стандартам). За этим следит Государственная аккредитационная комиссия при министерстве высшего образования, образованная в 1997 году; она имеет право ограничить или отнять у данного вуза право обучать по определённой специальности. Аналогичные комиссии есть и для отдельных типов вузов, например университетская; её задача — определять уровень обучения отдельных специальностей. Кроме того, нас ждёт также аккредитация польских вузов в рамках Европейского союза. Но Болонский процесс для нас не кончится и на этом.
Он внушает некоторые опасения вузовской среде, особенно университетской. Одним кажется, что отказ от единого пятилетнего высшего образования может сказаться на его качестве. Другие боятся, что по экономическим причинам многие студенты закончат образование на первой ступени. Ещё есть опасение, что в стране, после того как она вошла в Европейский союз, появятся филиалы крупных европейских университетов и перехватят у нас абитуриентов, что польские студенты предпочтут учиться в Европе, поскольку Болонское соглашение предусматривает такую возможность. Все эти страхи, пока по крайней мере, не оправдались.
— А можно уже сказать, оправдывают ли себя последние реформы высшего образования в Польше?
— Об этом ещё рано говорить. Но отчасти этот процесс себя уже оправдал. Наши выпускники стали мотором происходящих в стране преобразований, и культурных, и политических. С новыми экономическими трудностями последнего кризиса они справляются неплохо. В некоторых областях польские специалисты ценятся в Европе довольно высоко — например, врачи: на них есть постоянный спрос в Европейском союзе. Вообще-то польские университеты и раньше участвовали в разных международных программах, и наше сотрудничество с европейскими университетами продолжается.
Перспективы польского высшего образования зависят от многих факторов, прежде всего от финансовых условий, которые пока не очень ясны из-за кризиса. Польша справляется с этим кризисом сравнительно неплохо, но говорить о перспективах с полной уверенностью ещё рано. Поэтому в последнее время (лето 2009 года) политики пытаются выяснить, нельзя ли ограничить возможность обучаться бесплатно только одной специальности, за вторую и тем более очередные взимать мзду. И назревает необходимость очередных перемен в области науки и высшего образования, готовится проект нового закона о науке вообще, в котором самыми трудными будут вопросы финансов.
Беседовала Ирина Прусс
Читать @chaskor |