Российский Северный Кавказ продолжает приковывать внимание западных политиков и экспертов из США и ЕС. На днях ПАСЕ приняла резолюцию по правам человека в северокавказском регионе, которую Россия впервые за 14 лет была готова поддержать. Но недопонимание между Россией и Западом по некоторым вопросам всё ещё существует.
Интерес западных стран к кавказским проблемам России объясняется многими факторами. С нашей точки зрения, среди них наиболее важными являются два.
Говоря о них, следует иметь в виду особенности процесса принятия внешнеполитических решений в Штатах и в ЕС (нравится нам это или нет, другой вопрос). Здесь, в отличие от постсоветских республик, роль общественного мнения (а равно экспертных оценок) весьма высока. Следовательно, принимающим политические решения лидерам будет трудно объяснить газетчикам, лидерам многочисленных НПО, почему стратегическое взаимодействие с той или иной страной необходимо, если права человека в ней, скажем корректно, не слишком соответствуют принятым на Западе стандартам.
Должен сразу предупредить. Все необходимые в данной ситуации оговорки и формулировки будут найдены. Избирателям и неформальным лидерам объяснят, почему «перезагрузка» так жизненно важна и необходима. Однако озабоченность «гуманитарным пакетом» при этом будет сохранена хотя бы в риторике.
Таким образом, первый интерес можно определить как озабоченность проблемами демократии и прав человека. Спору нет, данная тема используется на Западе и инструментально для того, чтобы сдерживать российские внешнеполитические устремления. Но ограничиться только этим было бы неверно.
Повторимся ещё раз, в США и в ЕС внешняя политика не является схваткой «бульдогов под ковром», в ней ярко выражены элементы публичности, а дискуссия по поводу того, что выгодно, а что не выгодно национальным интересам той или иной западной страны — привычное положение дел.
Второй интерес связан уже не столько с гуманитарно-демократическими аспектами, сколько с прагматикой. Северный Кавказ является ахиллесовой пятой России. Эту истину сегодня уже открыто признают государственные руководители РФ. Естественно, со всеми необходимыми в таких случаях корректными оговорками. Но слабая Россия — это в гораздо большей степени вызов для Запада, чем Россия сильная. Слабая евразийская держава, разваливающаяся на куски с перспективами отнюдь не демократического раздела ядерного оружия плюс возможный рост радикализма (включая и его антизападнические формы, а те же кавказские джихадисты по этой части мало чем уступают афганским или иракским), видится не как подарок, а как серьёзная угроза для европейской и глобальной безопасности.
В этой связи представители западного сообщества хотели бы более адекватно представлять себе то, что происходит на Кавказе. Насколько эта угроза фатальна не для России даже, а для их безопасности? Какие могли бы произойти последствия, если позиции Москвы здесь ослабнут?
При этом, в отличие от США, мировой державы, способной себе позволить больше элементов «жёсткой силы», Европа (боящаяся конфликтов) стремится ограничиться «мягкой силой», отсюда и большее внимание гуманитарной проблематике по сравнению с сюжетами геополитической прагматики.
Для России, впрочем, Северный Кавказ также имеет помимо внутриполитического внешнеполитическое измерение. Страна, заинтересованная в осуществлении модернизации, не может по вполне прагматичным причинам оставаться вне столбовой дороги цивилизации. Следовательно, контакты с Западом (в самом широком смысле этого слова) необходимы, а значит, невозможно избежать и усвоения западного политического языка (речь, конечно же, не о знаниях английского, а о владении принятым в Штатах и в Европе понятийным аппаратом).
Таким образом, ведя диалог об инвестициях и поддержках инновационных инициатив, невозможно уйти от разговора о «самой главной внутриполитической проблеме страны», как определил её Дмитрий Медведев в своём прошлогоднем президентском послании Федеральному собранию РФ.
В этом описанном выше контексте недавнее обсуждение положения с правами человека на Северном Кавказе в Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ) представляет особое значение. Во-первых, это был тот редкий случай, когда позиции российских представителей и европейских политиков не расходились диаметрально.
22 июня 2010 года ПАСЕ приняла резолюцию по правам человека в северокавказском регионе, которую Россия впервые за 14 лет была готова поддержать. И в самом деле, резолюция, базирующаяся на докладе швейцарского депутата Дика Марти, выдержана в объективных тонах. Помимо критики в адрес России она содержит тезисы о террористической угрозе и политическом насилии, применяющемся противниками РФ. Здесь уже нет и следа той романтизации кавказских Робин Гудов и «борцов за свободу», которая проявлялась в выступлениях европейцев (особенно представителей «новой Европы» в 1990-е годы).
«Терроризм должен быть побеждён с помощью правового государства, не будем забывать, что беззаконие — основной союзник терроризма, и поэтому необходимо победить беззаконие», — заявил упомянутый выше швейцарский депутат Дик Марти.
Но разве не то же самое (или почти то же самое) пытается обосновывать третий президент Ингушетии Юнус-бек Евкуров, говоря о том, что без повышения легитимности силовых структур их деятельность не будет восприниматься населением как справедливое насилие.
В этой связи непривычно выглядят те оценки, которые дали докладу российские представители. «Это не только положительные выводы для нас, не всегда приятные, но это объективный доклад», — заявил заместитель главы российской делегации Леонид Слуцкий. В тексте самой же резолюции ПАСЕ приветствует усилия российских властей по преодолению последствий двух чеченских войн и вполне однозначно осуждает террористические атаки.
Заметим, что организаторы нынешних атак по своей идеологии являются исламистами, жёстко оппонирующими не только России, но и Западу, включая, естественно, и Европу.
Но в то же самое время ассамблея констатирует, что «обстановка на Северном Кавказе является серьёзной и чувствительной с точки зрения прав человека». Но разве не ту же самую озабоченность констатировали не депутаты ПАСЕ и не российские правозащитники, а президент РФ Дмитрий Медведев в ходе его встречи с представителями неправительственных структур в конце мая нынешнего года?
Таким образом, площадка для диалога есть. На этом можно было бы порадоваться такому невиданному прогрессу.
Однако никакой прогресс не проходит без издержек. И ситуация в ПАСЕ показала, что между российской позицией и некоторой частью европейского политического сообщества существуют серьёзные расхождения. При этом говорить о том, что обе стороны диалога избавились от стереотипов и фобий по отношению друг к другу, рановато.
Так, «ложкой дёгтя» для россиян стало присутствие во Дворце Европы Ахмеда Закаева, человека, который до сих пор пытается позиционировать себя в качестве «законной власти в Чечне» и лидера чеченских сепаратистов, хотя в действительности националистическое чеченское движение находится на спаде, а набравшие силу северокавказские исламисты считают его не меньшим врагом, чем Кремль.
Таким образом, проблема даже не в том, что Закаев имеет какие-то взгляды на ситуацию в регионе. Проблема в том, кого он представляет, каковы его ресурсы для влияния на ситуацию и в Чечне, и на Северном Кавказе в целом. И будет ли способствовать диалогу протаскивание в информационное поле человека, который обвиняется российской Генеральной прокуратурой по целому букету статей?
Сделать позицию Москвы алармистской и оборонительной легко, но станет ли от этого спокойнее в Европе? И будет ли ослабление российской власти на Северном Кавказе торжеством демократии, прав человека и европейских ценностей? Риторические вопросы.
В любом случае появление Закаева (и даже попытка представить его общение с прессой как некие «альтернативные дебаты») смазало впечатление от наметившегося продвижения к компромиссу.
Впрочем, и у позиции российской делегации были свои изъяны. Справедливо пытаясь призвать европейских коллег к сдержанным, объективным и взвешенным оценкам, представители РФ нередко выступали в роли слишком ревнивых адвокатов Рамзана Кадырова, чья практика по «замирению Чечни» вызывает вопросы не столько даже с точки зрения гуманитарной проблематики, сколько с позиций эффективности и усиления государства. Вряд ли «системный сепаратизм» Кадырова сделал ближе друг к другу российское и чеченское общества. И вряд ли концентрация республиканской власти в одних руках в долгосрочной перспективе работает на преодоление тех проблем, которые в избытке существуют в Чечне.
В любом случае Россия, которая стремится к модернизации, не уйдёт от диалога по Кавказу ни с Европой, ни с США. Следовательно, необходимо усовершенствование собственной аргументации и умение вести дискуссию на понятном на Западе языке политических символов.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Der Spiegel (Германия): эти страны делают больше других для защиты климата.
- Пандемия и климатический кризис в США.
Как США переживают стихийные бедствия в эпоху коронавируса . - Незаменимых у нас нет?
Существует ли у России «план Б» в отношении Белоруссии. - Количество заболевших Covid-19 растет, но смертность падает.
В чем дело? - «Драконовские кредиты» и несравнимые условия.
- Об использовании слова «негр».
- Все тайские трансы — проститутки, а шведы жить не могут без тройничка.
Чего стоят национальные секс-стереотипы? - «Ювелирная» работа.
В некоторых областях рождение девочек до сих пор считается позорным? . - Кому выгоден пролайф? .
Почему запрет абортов в США — это борьба за президентское кресло 2020 года, а не за жизни. - Пост-Трамп, или Калифорния в эпоху ранней Ноосферы.
Длинная и запутанная история одной поездки со слов путешественника.
