Павел Гельман – о плохих и хороших сериалах, ошибках в сценарной работе и своей книге «Правила философа Якова».
— Многие критики считают, что сериалы потихоньку вытесняют большое кино. Согласны ли вы с этим утверждением? Как думаете, с чем связан успех современных сериалов?
— Мне кажется, что популярность сериалов связана с возросшим интересом людей к возможностям сознательно проектировать свою собственную жизнь. Сериал – это долгая жизнь с другим человеком. С вымышленным, да. Но на протяжении сериала мы можем увидеть, в чем герой ошибался, а в чем был прав, где его расчет оправдался, а где он что-то неверно оценил, на какие отношения можно было рассчитывать, а кто его предал. Сериал – это учебник судьбы. Мы смотрим, учимся, прикидываем ситуации и логику героев на свою собственную жизнь…
— Кого вы считаете своими учителями в профессии? Что было самым важным в вашем кинообразовании?
— Самое важное в моем кинообразовании – это моя собственная практика. Я начал писать. Что-то получалось лучше, что-то хуже. Иметь проблемы в творчестве – не беда. Беда – если ты не видишь, что у тебя проблема. А чтобы видеть, надо общаться с людьми, которые видят то, чего ты пока сам не видишь. Надо читать и смотреть, и видеть, как те темы, которые интересны тебе, прорабатывают другие. Тех, кто помог мне увидеть то, чего я не видел сам, – тех и можно считать моими учителями
— Есть ли среди ваших проектов такие, которыми вы особенно гордитесь?
— Я имел отношение более чем к 30 проектам на ТВ. Но особенно я рад своей последней работе – сериалу «Этюды о свободе», который мы сделали для канала «Дождь» с режиссером Владимиром Мирзоевым. Это социальная антиутопия, которая рассказывает куда мы, как общество, можем прийти, если будем идти так, как идем.
— Как рождается сценарная идея? И что важнее в работе сценариста: усидчивость или вдохновение?
— Для себя и для начинающих сценаристов я придумал несколько техник, помогающих придумывать качественные идеи. Например, техника, которую я назвал «стриптиз наоборот». Это когда вы используете какой-то очень личный, сокровенный жизненный факт, но добавляете в него элементы фантазии. Или другая техника – вы находите в мировой литературе какого-то периферийного персонажа, не главного, например, следователя Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании» Достоевского – и решаете, что этот персонаж станет прототипом для героя вашей новой истории. История Порфирия Петровича, например, может натолкнуть меня на идею сюжета о бывшем радикале, который стал следователем, и преследует теперь тех, с кем был когда-то солидарен.
Усидчивость важнее. Сценарий сериала создается несколько месяцев. Иногда на это уходит и год. Нужно уметь работать каждый день, независимо от вдохновения, и так, по кирпичику, возникает это здание. А вдохновение… Если вы приучите себя к регулярной работе, оно само будет находить вас.
— Сталкивались ли вы когда-нибудь с «боязнью белого листа» / «писательским блоком»? Как вы их побеждаете?
— Да, в начале сталкивался. У меня есть свой метод – замедленное мышление. Это когда я думаю о своей проблеме очень медленно, гораздо медленнее, чем требуется, как будто я с трудом поднимаюсь по лестнице, я обсасываю каждую мысль очень долго, и вдруг – происходит скачок, и я перескочил через несколько ступенек. Появилась идея.
— Насколько сильно воплощение на экране отличается от первоначального замысла? Часто ли продюсеры вмешиваются в творческий процесс и диктуют вам / съемочной группе свою волю?
— Работая сценаристом, вы приучаете себя, что отвечаете только за часть результата. Как говорят у нас в индустрии: «Если фильм удался – это победа режиссера, если провал – это неудача сценариста». Я раньше впадал в депрессию от того, что видел на экране не вполне то, что воображал, когда писал, но теперь я отношусь к этому философски. Главное – не нахалтурить там, где есть именно твоя зона ответственности. Если не нахалтурил – то совесть чиста.
— Откуда берутся плохие сериалы? Почему на российском телевидении существует такой сильный разброс по качеству (есть работы, которые вполне могут конкурировать с западными, а есть абсолютная халтура)?
— Я считаю, что если что-то получилось хорошо, то это чудо. Серьезно. Столько элементов должно сойтись, чтобы получилось хорошо, что это безусловно чудо. Как можно упрекать коллег в том, что они не смогли совершить чудо? Я и сам не волшебник – что-то получается хорошо, а что-то так себе.
— Являются ли сериалы искусством?
— Если романы являются искусством, то и сериалы, конечно, могут являться искусством. Сериал – это разновидность современного романа. Каждый сценарист, который написал, например, хотя бы восьмисерийный проект, может с полным правом называть себя «романистом».
— Обсуждают ли с вами кастинг? Имеете ли вы право высказывать свои пожелания по актерам?
— Кастинг должен быть прерогативой режиссера – именно ему работать с актерами, не мне. Я могу порекомендовать кандидатуру режиссера, но решение итоговое принимаю не я.
— Есть ли примеры идеального кастинга, когда герой в сериале получился ровно таким, каким вы его задумали?
— Это миф, что сценарист, когда пишет, видит героя во всех подробностях и может даже рассказать, какая у него бородавка на подбородке. Сценарист видит четко только одно – структуру поведения героя. То есть его поступки и его реакции на поступки других людей. Мне отец рассказывал историю про знаменитый фильм «Премия», где главную роль, как известно, сыграл Евгений Леонов. Отец, как автор сценария, был против назначения Леонова, он видел героя иначе. А оказалось, что Леонов сыграл блестяще, и фильм остался в истории отечественного кино.
— Приходилось ли вам при написании сценария погружаться в какую-то совершенно новую для вас тему (осваивать новую специальность, исследовать новый город и т.д.)?
— Да, конечно. Мне приходилось погружаться и в то, как действуют рейдеры, и в то, как работают полицейские под прикрытием, и в то, как работают адвокаты. И в десятки разных тем. Лучший способ погрузиться в это – это долго общаться с людьми, для которых эта сфера как дом родной.
— Должен ли сценарист одновременно быть психологом?
— Обязательно. Мы рассказываем истории про людей, и если мы не понимаем, как устроены люди внутри, что движет их поступками, то как же мы можем писать?
— Российские сериалы часто рассказывают о прошлом, чуть реже – о настоящем, совсем редко – о будущем. Как вы думаете, откуда такой дисбаланс? Почему мы так любим ностальгировать и так боимся заглядывать вперед?
— Будущее – в каком-то смысле табуированная тема сегодня. Даже политики не очень любят говорить о нем. А ведь это их работа – прокладывать для нас дорогу в будущее. Но сегодня все ждут или апокалипсиса, или Третьей мировой войны, или того, что вдруг, внезапно, каким-то чудесным образом мы все придем к процветанию. Непонятно только как. В нашем сериале «Этюды о свободе» мы как раз пытаемся говорить о будущем. О том будущем, которого мы не хотим. Если мы не можем договориться о том, каким мы хотим его видеть, то давайте хотя бы договоримся о том, какие сценарии будущего мы считаем отвратительными. В этом – идеология нашего сериала.
— В сериалах, поставленных по вашим сценариям, много людей в форме: это и оперативники, и агенты разведки, и военные пенсионеры. Как вы думаете, можно ли назвать человека в форме героем нашего времени?
— Да, не только у меня. Пожалуй, каждый второй сериал – о человеке в форме. Мы смотрим эти сериалы, и все мы немножко, как на войне. Мне кажется, что уже пора появиться и другим героям. Героям, более приспособленным не для войны, а для мирной жизни. Наше призвание – это мир, а не война. Мы хорошо знаем, как побеждать в войнах, но знаем ли мы, как побеждать в мирной жизни?
— Что все-таки первично: запрос аудитории или воля сверху? Иными словами, кто формирует контент современного телевидения? Продюсеры / шоураннеры следуют за желаниями зрителей или наоборот?
— Скорее, продюсеры пытаются угадать, что понравится аудитории. Но для меня лично это не играет роли – ни запрос аудитории, ни воля продюсеров. Я берусь за проект только в том случае, если мне самому интересно его писать. Если мне будет неинтересно, то и никому не будет интересно.
— Над чем вы работаете сейчас?
— Для одного из главных каналов страны я пишу остросюжетный сериал о коррумпированном полицейском, которому пришлось стать героем. Мы также работаем над сценариями для второго сезона «Этюдов о свободе». Есть и проект, связанный с именем очень важного для меня писателя – Франца Кафки.
— Этой весной вышла ваша книга «Правила философа Якова». Почему появилась потребность переключиться с написания сценариев на художественную литературу?
— Эта книга появилась непреднамеренно. Полтора года я писал в своем фейсбуке истории про забавного и маргинального философа Якова. Он не идеален – тщеславен, алчен, суетлив и вечно ищет, где заработать. И в тоже время излагает что-то мудрое. У Якова появились поклонники и фанаты. Некоторые люди писали мне, что каждый день ждут новую историю про него. И вот, когда таких историй набралось более сотни, я решил издать книгу. Тексты попали к одному из лучших российских художников, Косте Батынкову, ему понравилось, и он нарисовал за неделю около 70 иллюстраций к ней. Так что наша книжка – это такой маленький музей.
— Философ Яков – это вы или это все же собирательный образ?
— У меня есть фейсбук. Туда я любил писать разные философские заметки. Вообще-то, я заметил, что люди не любят, когда кто-то объясняет им, как устроен мир. Это означает, что дальше люди живут в мире, объясненном вами. Это сразу поднимает ваш статус. Люди не готовы дать вам этот статус. И поэтому ваши попытки что-то сформулировать о жизни могут натолкнуться на агрессию. Отчасти поэтому и возник этот персонаж – Философ Яков. Чтобы спрятаться за ним, и чтобы все стрелы летели в него, а не в меня.
— В рецензиях на книгу упоминают и Хармса, и Вуди Аллена, и Козьму Пруткова. Кто из них вам ближе?
— Яков – это, скорее, русский вариант Вуди Аллена. Точнее, не его самого, а его любимого героя – грустного и депрессивного еврея-интеллектуала из Нью-Йорка.
— Откуда философ Яков черпает свою мудрость?
— Откуда это приходит – я не знаю. Я твердо уверен, что Яков умнее своего автора. Иногда, когда я попадаю в сложную ситуацию, я начинаю листать книгу про Якова. И бывает, что нахожу там ответ.
Я думаю, читатели полюбили Якова за то, что он – одновременно и неудачник, и мудрец. То есть такой же, как многие из нас. И встреча с Яковом означает, что все мы – немного или много мудрецы. И что никого нельзя считать неудачником.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Великая красота и великий обман в фильмах Паоло Соррентино.
Подборка прекрасных работ гениального режиссера. - «Заводской» эксперимент.
О «пограничном» фильме Юрия Быкова «Завод». - Бюджет в $200 млн, макет почти в натуральную величину и пять тонн динамита.
Как снимали «Титаник». - Выключить Женю Лукашина.
В этом фильме есть все, из чего состоит «любовь по-русски». - Что сериалы говорят о нашем видении мира.
Смерть кинематографа или новая литературная форма? - Миры «Звездных войн»: «Последние джедаи».
Как снимался фильм. - Показать класс.
Беседа с режиссером Светланой Астрецовой. - Контрастная Англия времен Черчилля.
Питер Дойл о работе над цветом в «Темных временах». - Надя и Лукашин.
Трудное счастье «болвана» и «безалаберной». - «Я шагаю по Москве» Георгия Данелии.
Гениальный фильм о Москве.
