Борис Пастернак: «Москва стала полигоном для тотального сноса»
К вековому юбилею ГМИИ им. Пушкина предполагается серьёзное строительство. Краеведы обеспокоены планами музейщиков: ряд зданий, намеченных к перестройке, являются важными культурно-историческими памятниками. Что приведёт к утрате связи с огромным пластом культурных контекстов.
В ближайшее время Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина грозит серьёзными изменениями всему окружающему культурно-архитектурному пространству.
Ещё два года назад общественности было заявлено, что музею предстоит реконструкция, приуроченная к его 100-летнему юбилею. Займётся ею известный британский архитектор Норман Фостер.
Проект реконструкции был представлен тогдашнему руководителю попечительского совета фонда ГМИИ, первому вице-премьеру Дмитрию Медведеву. К концу ноября 2009 года, по словам директора музея Ирины Антоновой, в верхах предстоит презентация доработанного проекта (его адаптировал институт «Моспроект-5» во главе с Сергеем Ткаченко).
До того как проект будет представлен на высшем уровне, Антонова не даёт интервью, однако в преддверии презентации мы пообщались с краеведом, автором книги «Две Москвы, или Метафизика столицы», координатором общественного движения «Архнадзор» Рустамом Рахматуллиным, который отслеживает ситуацию с проектом.
— Как вы оцениваете проект реконструкции ГМИИ?
— Думаю, надо сначала всё изложить по порядку. В прошлом году председатель правительства страны В. Путин подписал постановление, в котором проект разделён на три очереди.
Некоторое отступление: согласно этому постановлению, здание Института философии (Волхонка, 14) передаётся ГМИИ.
В силу чего нынешняя шумиха вокруг судьбы Института философии порядком запоздавшая, выступать надо было в июле 2008, когда постановление только появилось.
Первую очередь предполагается завершить к 2012 году.
В первую очередь входит реставрация дома Ринкевича (Волхонка, 8), реконструкция усадьбы Глебовых — Пастухова (Колымажный переулок, д.4 и 6), реконструкция усадьбы Вяземских — Карамзина, расположенной во владении № 5 по Малому Знаменскому переулку. С этими адресами музей предполагает «разобраться» до 2012 года, то есть к 100-летнему юбилею со времени своего открытия.

Далее в планах — приспособление под музейные нужды палат князей Волконских, снос довоенной бензоколонки напротив храма Христа Спасителя на Волхонке и ещё целый ряд вмешательств в существующий архитектурный ландшафт.
По многим параметрам проект прямо противоречит законам России и Москвы.
— В чём его незаконность, неужели плохо, что Пушкинский музей будет развиваться?
— Там, где производится или предполагается реставрация, ничего плохого нет. К примеру, реставрация дома Ринкевича (Волхонка, 8) давно необходима.
Он сейчас очень неприглядно выглядит, скрыт за сеткой, ветшает и разрушается. Остаётся надеяться, что реставрация будет качественной.
Но позади этого дома находятся древние палаты князей Волконских — первоначально главный дом усадьбы. Их реставрация отнесена к третьей очереди (после 2015 года). Там пока не решён имущественный спор.

Палаты Волконских найдены лет пятьдесят назад, до сих пор не реставрированы, и неискушённому взгляду трудно опознать в них XVII век. Поверьте, это великолепная вещь — очень пышные узорочные палаты.
Третья очередь, согласно известным вариантам проекта, предполагает перекрытие усадебного двора и создание зимнего сада между домом Ринкевича и палатами Волконских. То есть исключение палат XVII века, их фасада из городского пространства.
Музейное пространство не является городским. Городское пространство должно быть доступно в любое время и без платы. Кроме экскурсий по музеям существуют экскурсии по городу, и поле таких экскурсий никто не вправе сокращать.
Против перекрытия двора — сам закон. В числе работ, разрешённых на памятниках культуры, федеральный закон называет реставрацию, консервацию, ремонт, приспособление (это всё касается зданий со статусом памятников).
По умолчанию капитальные работы тут исключены. А московский закон не по умолчанию, а прямо исключает реконструкцию и капитальное строительство.
Кроме того, есть городской закон о регулировании градостроительной деятельности на исторических территориях, он запрещает капитальное строительство не только на территории памятников, но даже в их охранной зоне, если это не регенерация, то есть не воссоздание чего-то бывшего. Перекрытие усадебного двора квалифицируется как капитальное строительство.
Увы, мы знаем, что Москомнаследие и Росохранкультура преодолевают законодательные запреты ссылкой на другую норму закона, разрешающую приспособление памятников. Между тем сосуществование в законе запрета на капстроительство и разрешения на приспособление означают, что приспособление разрешено, пока не превращается в капстроительство. Это понятно первокурснику юрфака. Закон — не карточная игра, чтобы одна статья побивала другую.
Сегодня критику той части проекта, которая относится ко второй и третьей очередям, заказчик и архитекторы отводят ссылкой на неактуальность.
Однако концепция должна оцениваться целиком, поскольку все её части связаны. Помимо прочего, они связаны проектом подземного пространства.
— Проект хоть как-то корректируется, исходя из российских законодательных реалий?
— Отчасти. Давайте осмотрим другие владения того же квартала.
Дом № 10 по Волхонке — дом Шуваловой — уже стал музеем частных коллекций ГМИИ. В этом же квартале находится храм Мученика Антипы, что у Колымажного двора, возвращённый Пушкинским музеем общине верующих. Первая очередь проекта распространяется на внутреннюю часть квартала (Колымажный переулок, 4 и 6).
В центре владения № 6 до 1990-х годов сохранялся главный дом древней усадьбы Глебовых. Деревянный, он был снесён и заменён кирпичным новоделом. Сейчас это детский центр «Мусейон» Пушкинского музея. Под предлогом того, что дом новодельный, вся усадьба пока не является памятником.
Между тем каменная купольная пристройка к дому и неоклассическая ограда усадьбы — подлинные сооружения начала XX века. В те годы домом владел известный ярославский промышленник Пастухов.
На первоначальном макете Фостера отчётливо виден торговый павильон, заменяющий собой ограду по Колымажному переулку. Теперь нас уверяют, что павильона не будет, причём соавтор Фостера Сергей Ткаченко, не стесняясь, выражает сожаление по этому поводу.
— Какие здания в рамках данного проекта подвергаются наибольшей опасности?
— Опасение вызывают те объекты, которые не имеют охранного статуса.
Во владении № 4 по красной линии Колымажного переулка стоит другой дом Глебовых, начала XIX века. Там сейчас отдел графики Пушкинского музея.
В Серебряном веке он принадлежал купцу Павлу Бурышкину, меценату, автору мемуаров «Москва купеческая», автору идеи Музея Москвы.

Он даже завещал свой дом и коллекцию будущему музею, но случилась революция. Нынешний музей Москвы имеет другую историю, в основе его фондов — другие коллекции.
Дом Глебовых — Бурышкина является памятником, но позади расположены два флигеля, не имеющие охранного статуса. Один из них перестроен при Бурышкине мастером модерна Сергеем Воскресенским. На месте этих флигелей и позади них, на уже расчищенной площадке, проектируется депозитарий Пушкинского музея.
В последнее время Ткаченко говорит, что предложит сохранить фасад работы Воскресенского. Почему только фасад, а не весь объём флигелей? В первоначальном проекте изменена даже красная линия застройки на месте флигелей, то есть частично «съеден» двор особняка Глебовых — Бурышкина.

Кроме того, мы настаиваем, чтобы при строительстве депозитария сохранился тупик у задней стены палат Волконских. Во-первых, некорректно пристраиваться к памятнику по всей длине его фасада, а во-вторых, это остаток древнего переулка — памятник исторической планировки Москвы. Ткаченко дал нам устные заверения, что тупик сохранится.
Отдельная проблема — этажность депозитария. Рядом существует шестиэтажный доходный дом Стуловой, и была опасность «привязки» нового объекта к его высотности.
По словам Ткаченко, проект будет «привязан» к низкой усадебной застройке, однако история последних лет показывает, что повышение этажности для нынешних архитекторов — вопрос первостепенной важности.

И ещё. По проекту во все стороны от музея идут подземные переходы. Один из них ведёт под усадьбой Глебовых к депозитарию. Нам обещают, что строительство перехода будет вестись закрытым способом. Если так, то ограде ничего не угрожает.
Но я не уверен, что так и будет.
— Что из ныне сохранившейся застройки, которую предполагается модернизировать, на ваш взгляд, необходимо оставить в неизменном виде?
— В первую очередь проектирования входит и владение № 5 по Малому Знаменскому переулку. Это усадьба Вяземских — Карамзина с главным домом середины XVIII века. Был такой губернатор Москвы — князь Сергей Алексеевич Голицын. Голицыных много, губернаторов тоже, но при Сергее Алексеевиче открылся Московский университет.

После Голицыных дом принадлежал князьям Вяземским. Здесь в 1792 году родился поэт Пётр Андреевич Вяземский. На его сводной сестре женился Карамзин. Самому Вяземскому Карамзин был вместо отца. Не имея собственного дома в Москве, писатель переехал к Вяземским. Переехал в 1804 году, с набросками первого тома «Истории государства Российского», а съехал в 1811 году, когда Пётр Андреевич вступил в совершеннолетие.
Словом, «История…» писалась в этом доме так же, как в Остафьеве Вяземских. Это — городской аналог Остафьева. И единственный мемориал Карамзина в Москве. Дом на углу Тверской и Брюсова переулка, где он писал «Бедную Лизу», давно не существует. Другие адреса сохранились фрагментарно либо не сохранились вовсе.
Крылья дома, стилизованные под старину, — это, как ни странно, 1920-е годы. В глубине сада стоит загадочный коттедж. Это копия какого-то дома Энгельса, возведённая в те годы, когда здесь располагался музей Маркса и Энгельса. Частью памятника является ограда с воротами, окружающая усадьбу с трёх сторон.

Пушкинский музей уже получил усадьбу Вяземских. Здесь несколько проблем. Во-первых, есть спорный участок с соседним Музеем Рериха — бывшей усадьба Лопухиных (Малый Знаменский, 3). К счастью, в задание, выданное архитекторам, этот участок не входит.
Во-вторых, к дому Вяземских из главного здания Пушкинского музея проектируется не просто подземный переход. Это огромная трёхэтажная полость под всем передним двором.
Насколько можно понять, предполагается вынести сюда те функции, которые сегодня размещаются в цоколе главного здания: гардеробы, кафе и прочее. Плюс автомобильная парковка.
Такое строительство не может вестись закрытым способом, и архитекторы признают это. В эскизе Фостер предлагал снос ограды, закрытие переулка и «натягивание» усадебного сада на переулок. Ясно, что сад не просто расширяется — он сносится и высаживается заново. Всё это чистый вандализм.
Достаточно факта капитального строительства на памятнике, чтобы, по закону, даже не принимать такой проект к рассмотрению. Но поражают масштабы строительства.
Ткаченко говорит, что предложит заказчику вариант с сохранением ограды, читай: со сносом и воссозданием. Это всё равно вандализм. На вопрос, как можно сохранить сад, нам отвечают, что это сад советского времени.
Думаю, отчасти это всё же сад Серебряного века — лиственница, к примеру, характерна для того периода. Тогда усадьбой владели князья Долгоруковы.
Здесь в 1905 году был съезд кадетской партии, в основании которой участвовали братья Долгоруковы. Нам говорят, что некоторые деревья можно обойти, некоторые — пересадить. Но это слова.
Теперь представим, как будет выглядеть двор после строительства подземного уровня. В курдонере, на месте центральной клумбы делается большой световой фонарь, а вокруг — ещё восемь.
Теперь нам говорят, что их будет не девять, а три. Остаётся открытым вопрос, будут они сферическими или плоскими. Технологически эти фонари вообще не нужны, для освещения подземелий достаточно электричества.
Но архитекторам дорога следующая мысль: «Как красиво будет из подземелья смотреть на главный дом». Каково будет смотреть на главный дом с улицы и со двора, их интересует меньше.
Представить себе Карамзина гуляющим вокруг стеклянной клумбы так же трудно, как представить его гуляющим вокруг стеклянного купола.
Или вокруг вентиляционных коробов, без которых такое строительство не обойдётся. Словом, что ни делай, усадебный двор погибает, как и образ усадьбы, не говоря уже о физическом уничтожении ограды с воротами.
Трёхуровневый котлован в усадьбе Вяземских — Карамзина станет главным скандалом первой очереди строительства. Это явное нарушение закона, которое нельзя обойти ссылками на приспособление памятника.
Приспособление памятника — это именно приспособление, а не лепка из пластилина. Памятник не сырец, а законченная форма.
— Есть ли альтернатива этому проекту?
— Конечно, есть. Спокойный, экономичный (на фоне кризиса это немаловажно) вариант.
Музей западной живописи Нового времени в доме Вяземских — это замечательно. Подобная коллекция очень подходит усадьбе, легко представить её в доме Вяземских.
Но подземные этажи недопустимы. Нельзя ссылаться на опыт других стран — там другое законодательство и, наверное, другие способы его нарушения.
Нельзя решать свои проблемы за счёт памятника. Нужно просто, без мудрствований, сохранить усадьбу, её замкнутый характер (Карамзин, создатель сентименталистского культа дружбы, стал здесь отшельником, ограничил общение, писал свой труд, как монах, в сводчатой комнате).
Что мешает нам выйти из одного здания музея и пройти в другой? Если музейщикам кажется, что это долго, можно сделать выход поближе (собственно, он существует).
Проектировщики предполагают, что человек способен в один день обойти экспозицию главного здания и нескольких соседних усадеб. Но есть пределы восприятия. Нормальный человек пойдёт в дом Вяземских отдельно.
То же самое можно сказать и о других объектах, которые предлагается реконструировать в рамках музейного проекта. Формула оптимального решения проста: делая необходимое, не делать лишнего.
Беседовал Николай Кириллов
Читать @chaskor |