Антифа скрывают лица под платками. Они ходят в черном и носят черные флаги. Они считают, что вершат правосудие во имя добра и справедливости. Но власти преследуют их, а общество не понимает. «Часкор» разбирался в причинах коммуникативного сбоя, который угрожает маргинализацией новой молодёжной субкультуры.
Общение идет с помощью языка. Язык состоит из слов, значение которых не вызывает сомнений, если, конечно, собеседники желают понять друг друга, а не ввести в заблуждение, в обман, в морок многозначности в корыстных целях.
В уголовном сленге (фене) обычные слова обозначают совсем не то, что принято. Если верить культовому кино «Джентльмены удачи», «редиска» у воров — уже не овощ, а «плохой человек». Феня для них — и способ идентификации себе подобных, и защита от чужаков…
Этот банальный даже для начинающих лингвистов пассаж пришел в голову, когда я пытался понять, что означает термин «антифашисты» в его новейшем толковании, в его применении к группам молодых людей, которые последний год-два всё чаще заявляют о себе в сокращенной версии — «антифа».
Лично мне сокращения слов хорошо известных, слов со своей историей не нравятся. Минимизация форм почти всегда уродует изначальные смыслы. «Человек» — это звучит гордо. А вот новоязный «чел» сродни жалкой «шестерке» в иерархии уголовников.
Слово «фашизм» воплощает в себе нечеловеческую идеологию Третьего рейха, устроившего мировую бойню, Освенцим, Дахау, Бабий Яр, газовые камеры, массовые расстрелы… В лексиконе антифа «фашизм» сокращен до двух знаков — «фа». И, по-моему, кастрация слова привела к облегчению смыслов, поставив его в один ряд с эмоциональным выражением легкого недовольства — «фа», «фу», «фе». В словаре Эллочки-людоедки из «12 стульев» «фа» тоже было. Но о фашистах тогда не слышали.
Впрочем, можно и простить неудачные языковые эксперименты поколению, выросшему в обнимку с компьютером (меньше знаков в словах — быстрее пишешь).
Для стареющих «шнурков», коим за 45, слова «гуманизм» и «антифашизм» — синонимы. И если спустя 64 года в стране, победившей фашизм, находятся идейные сторонники душегубов, то должны быть — обязательно! — и борцы с неофашистами.
«Реабилитация нацизма — вещь ужасная, — пишет в «Часкоре» Денис Драгунский. — Ужасающая меня лично, поскольку с нацистской точки зрения по матери я раб и недочеловек (славянин), а по отцу и вовсе подлежащий уничтожению (еврей). А мне, сами понимаете, не хочется ни голову в ярмо совать и пахать на сверхчеловеков, ни в овраге лежать расстрелянному — тем более».
Добавлю: и мне — тоже. Не хочется…
Так в чем вопрос-то? Доведись нам с Денисом Драгунским встретить молодого активиста из антифа, мы с радостью пожмем ему руки и пожелаем успехов в борьбе с коричневой нечистью. Однако…
При более детальном знакомстве с темой понимаешь, что наши новые антифашисты несколько странноваты.
Существуют они в подполье. Многие даже в интернете скрывают лица, одеваются в черное, и флаги у них такие же. У движения нет офиса, формальных лидеров, устава, программы, вертикали и всего того, что отличает цивильную организацию от аморфного образования с неясными целями и непонятными средствами. Трудно считать программой, скажем, такой тезис:
«Это не движение, а явление. Это — каждая сорванная фашистская наклейка, каждая закрашенная свастика и кельтский крест, каждая разбитая фашистская морда. Это противоположность всех иерархий, антоним всего, что представляет собой нацизм, всех приказов — это дело только твое и твоих близких друзей».
Сайты и личные странички антифашистов полны абстрактных призывов и похожи на отчеты о детских патриотических играх типа «Зарница». В одном из них на полном серьезе утверждалось — «Город наш!». В том смысле, что группе антифа удалось закрасить свастики, оставленные фа на паре заборов, выходящих к железнодорожным путям. Через пару дней фа восстановили свои граффити, а антифа двинулись в новый рейд. Потом хозяин заборов закрасил все надписи — и всё началось заново…
Однако противостояние антифа с фа выходит за рамки детско-юношеских игр с безобидными баллончиками краски в качестве главного оружия, хотя в этом они достигли высот искусства. Всё чаще в стычках с идейными противниками фигурируют ножи, заточки, арматура, биты…8 мая в Питере посадили на пять лет антифашиста, устроившего поножовщину. Его сторонники, разумеется, говорят о самообороне. Но любой уличный драчун знает, что в битвах стенка на стенку, в массовых драках с врагами, которых находишь для сознательной расправы (см. призыв бить «фашистские морды» двумя абзацами выше), понятие «самооборона» весьма относительно.
Зато очевидно желание и самовольно взятое себе право вершить самосуд. Кого же считать сегодня фашистами или неофашистами? Каковы точные критерии врага антифа? И нет ли опасности того, что вместо «настоящих» фа побьют или изувечат людей случайных или вовсе не тех? Помнится, как в середине 80-х годов качки-люберы мутузили не только рокеров или панков, но и книжников-отличников, забывших подстричься…
Есть ясное определение фашизма как идеологии, реализованной в Третьем германском рейхе. У этой доктрины есть сознательные последователи в разных странах, в том числе и в России. Никто не знает, сколько их. Несколько десятков, сотен, несколько тысяч?
Однако есть и бытовое, расширительное, размытое сиюминутными эмоциями и субъективными толкованиями значение. После войны фашистом называли любого, кого до войны считали гадом, сволочью, мерзавцем и подонком… Поставил сосед по даче туалет под вашими окнами — он фашист. Дебошир бьет жену — фашист. В фильме «Брат» персонаж по кличке Фашист — торговец оружием, раскопанным на местах боев. В «Особенностях национальной охоты» алкаш, просидевший всю ночь в милицейском уазике, обзывает фашистами егеря Кузьмича с заезжим финном… Что не отменяет существования расистов, нацистов и националистов.
Обвинения в фашизме постоянно присутствуют и в партийно-политических схватках последних 20 лет. Его удостаивались русские антисемиты из «Памяти», Жириновский, Рогозин (во времена его членства в «Родине» - клип про "уборку мусора" до сих пор остаётся символом высот национал-популизма), прокремлёвские молодежные движения «Наши», «Местные», российские традиционалисты и клерикалы, сектанты и просто верующие, отторгающие инородцев и иноверцев… Под расширительное понятие фашиста вполне подпадает и президент Ирана Ахмадинежад, отрицающий холокост, и какой-нибудь прыщавый блогер, изливающий свои комплексы в виде угроз всем подряд и за всё на свете, и английский принц Гарри, однажды нарядившийся фашистом на одной из вечеринок…
Активисты антифа ведут счет фашистов по самому широкому толкованию. Два года назад в Химках (о конфликтах в которых «Частный корреспондент» пишет регулярно) был крупный скандал, связанный с переносом захоронения летчиков, погибших в Великую Отечественную, в связи с расширением дороги. Строители разбросали по земле кости защитников Отечества. В этом году — похожая история в Краснодаре. Еще в ноябре 2008 года в городской Вечный огонь врезался «мерседес», и памятник не восстановили до сих пор… В представлении антифа все эти строители-головотяпы и покрывающие их местные власти… фашисты? Тогда это логика НКВД времен массового террора: невольный пособник врагу — тоже враг! Все, кто не с нами, — враг!
Беда в том, что слишком много тех, кто не с антифа. И в первую очередь это не фа, а государство и легальные структуры гражданского общества. Для государства молодёжная субкультура, устроенная по принципиально несистемным законам и включающая потенциально взрывоопасную смесь смелых молодых "бойцов" и интеллектуалов, реализованная в принципиально уличной форме, с элементами творчества, в принципе непроницаема, равно как для всех подростков из субкультуры мир взрослых находит простое и однозначное объяснение: как и в случае с их идейными противниками, ясность в мир вносит враг. При этом оказывается не так важно, что "фа" могут действовать из деревенской нетерпимости к иному, а "антифа" из благородных побуждений, защищая слабых и будущее России. И те и другие становятся жертвами насилия и сами совершают насилие, потому что в их сознании есть "троян", через который насилие получает оправдание. Это - фундаментальная ошибка политического движения, ведь ХХ век показал, что настоящий успех приносят только ненасильственные кампании, а медиа-активисты и юристы порой дают больше для достижения поставленных целей... Но так, через радикальное упрощение формируется неприятие реальности. В четырех строках из манифеста антифа, процитированных выше, заложена одна из принципиальных идеологем движения как… противоположности ВСЕХ (выделено нами. — С.Т.) иерархий, антоним всего, что представляет собой нацизм.
В прямом переводе это означает, что ЛЮБОЕ государство является синонимом нацизма. А сам нацизм — всего лишь высшее воплощение государственной иерархии. Поэтому не фа как таковые, а именно государственность выступает главным врагом антифа. Иначе как объяснить то, что движение не делало никаких попыток легализации, регистрации, структурирования? Почему практически все акции антифа скандальны, эпатажны и заканчиваются стычками с милицией, разгонами, арестами, обвинениями в «беспределе»?
Ответы на эти вопросы приходят сразу же, когда начинаешь понимать: антифа — совсем не то, что декларируется его активистами. Это слово-перевертыш, обманка.
Неприятие государства как такового, то бишь любого государства с его иерархией и силовыми, административными функциями, — родовая черта другого, но хорошо знакомого движения, другой идеологии. Это постулат анархизма. Который в данном случае спрятался под маской антифашизма.
Вот крайне показательный документ с анархистского сайта Индимедиа-Питер— «Общение со СМИ — искусство переопределять термины».
Некая Анна Оклина осталась недовольна выступлениями антифашистов Раша и Слона на «Канале 100» и Чилли Вилли на «Эхе Москвы». На вопросы о толерантности, о принадлежности к экстремистам антифа несли что-то невнятное. С одной стороны, Анна понимает трудности соратников («За таким образом поставленные вопросы журналистов, конечно, надо отстреливать», — считает антифашистка-гуманистка), но с другой — корит за неуклюжесть («Ни в коем случае не отвечать!!! Ответ в тех же терминах, в той же системе координат всегда будет проигрышным для нас»).
Жаль, что неофиты эфира не слышали куда более опытных ораторов. В прошлом году на том же «Эхе» писатель-патриот Проханов рассуждал об имперском величии Сталина, о пользе трудовых лагерей и концлагерей для врагов народа. На прямой вопрос Ольги Бычковой, кем Проханов видит себя в ситуации, когда полстраны в лагерях, а другая половина — в охранниках, патриот изящно ответил: «Художником!»
Анархистам отвечать на вопрос о принадлежности к экстремизму, радикализму, прочим политическим крайностям весьма неудобно и неловко — всё равно что детям публично корить родителей. Отсюда — совет Анны:
«В контексте общения с массмедиа и через них — с массовой аудиторией вместо слов «анархизм» (который ассоциируется с «бомбистами-террористами» или по меньшей мере с «экстремистами») и «коммунизм» (здесь очень сильны негативные коннотации из плохо переваренного советского прошлого) стоит упирать на такие ключевые понятия, как солидарность, социальная справедливость (или борьба с социальной несправедливостью), самоорганизация и самоуправление, борьба со всеми проявлениями ксенофобии и нетерпимости к инаковости, а также на критику репрессивного аппарата государства, критику государства как машины воспроизводства социального неравенства и подавления гражданских инициатив и т.п. И только когда аудитория соответствующим образом «разогрета», можно ввернуть, что за всё это выступает современный анархизм, — и тут же уточнить, что анархизм — это не то, что о нем думает большинство людей, а то-то, то-то и то-то... Вместо беспомощного барахтанья в паутине господствующего дискурса можно (и нужно):
а) парировать вопросом на вопрос: «Скажите, а вы за или против того, чтобы государство квалифицировало наци-скинхедов, несогласных, правозащитников и гражданских инициативщиков одним общим термином «экстремисты»?» Или: «Вы за то, чтобы юстиция квалифицировала убийства на почве расовой ненависти как хулиганство?»;
б) деконструировать термины (такие как «толерантность» и «экстремизм») и дискредитировать их, поворачивать дискуссию в нужное нам русло».
Деконструировать, дискредитировать, переопределять термины. Если кто-то думает, что понятие «антифашизм» выпало из этого творческого процесса, то он сильно ошибается.
«При первом самопредставлении следует избегать малопонятных и/или негативно коннотированных в глазах обывателя и журналистов политических ярлыков, которые позволят им по умолчанию квалифицировать вас как «сектантов», сумасшедших подростков и т.п. Не нужно представляться с места в карьер как «анархо-коммунист(ка)», «анархист(ка)», «альтерглобалист(ка)», «антиспешисист(ка)» и т.п. Вместо этого лучше сделать акцент именно на том, зачем вы пришли в студию и что является главной темой — необходимость борьбы со всеми проявлениями ксенофобии и пр. И определять себя для начала нужно соответственно — словом «антифашист(ка)».
Таким образом, анархисты открыто признают, что антифашизм — одна из многих масок, выбранная лишь потому, что она понятна посторонним людям, живущим вне их субкультуры. Перевирать смысл понятия — не проблема и не повод для моральных укоров. Другое дело — базовые принципы, которыми нельзя поступиться нигде и ни при каких условиях. Когда ведущий «Эха» спросил Чилли Вилли о перспективах сотрудничества с государством в борьбе с фашизмом и ксенофобией, тот как истинный анархист немедленно отверг любые контакты с государством как таковым, потому что «государство — это в принципе зло, и мы с ним не играем».
Между тем антифашизм по сути своей идеологией не является. В антигитлеровской коалиции, в антифашистских движениях в СССР и в мире были люди и страны даже полярных идеологий и убеждений. Это дружба не за, а против, в которой и помощь идеологического противника (как СССР и США) в борьбе с большим злом была отнюдь не лишней.
Напрочь отделяя себя от государства, анархисты (антифа) тем самым демонстрируют пренебрежение к декларируемым целям. Важнее не борьба с фашизмом, а собственная идентичность. Жизнь показывает, что один грамотно составленный запрос в прокуратуру может быть эффективнее десятка эпатажных митингов с лозунгом «Нет фашизму!». Иначе чем на основе формализованных, процедурных отношений никакое государство работать не может. Вот только не надо демонизировать друг друга. Навешивать ярлыки и сжигать мосты. Пусть мало и непоследовательно, но власть кое-что делает для борьбы с экстремизмом. 12 мая, например, сообщалось, что в Тюмени проводится прокурорская проверка по факту опубликования в местном журнале National Business выдержки из книги Адольфа Гитлера «Mein Kampf». Виновные лица могут быть привлечены к уголовной ответственности… Если набрать в Google запрос «суды над скинхедами», поисковик выдает 38 тыс. страниц и сообщения о реальных процессах в Москве, Питере, Омске, Нижнем Тагиле, Сургуте, Вологде… Однако не случайно государство в своем уголовном законодательстве предпочитает не детализировать те или иные проявления экстремизма. Статья 282 УК РФ карает за «возбуждение ненависти либо вражды» и применима как к фашистам, так и к антифашистам или ко всем, кто натравливает одних граждан на других и пытается выяснять идейные, духовные, межнациональные разногласия методом «стенка на стенку». Право на законное насилие — монополия государства.
Борьба ради процесса борьбы, притом произвольно выбранными, изначально незаконными средствами исключает любой диалог — как с властью, так и с различными сегментами гражданского общества. Легальные партии и движения отворачиваются от маргиналов. Движение «Антифа» закукливается в самом себе. Преследования властей, постоянная конспирология привлекает в него людей определенного психотипа, готовых на всё ради достижения высших (как им кажется) целей. Именно так формировалась ирландская ИРА, партия баскских сепаратистов, немецкая «Красная Армия»… Разве их боевики и взрывники были лишены благородства, чистоты помыслов, боли за собственные страны и народы? Они хорошие, честные, чистые ребята… Вот только общество «конформистов» не хочет понимать их. В Испании на демонстрации против политического насилия выходят по полтора миллиона человек, в том числе и часть басков, уставших от своих непрошеных «защитников»… Примириться и легализовать лидеров ИРА англичанам удалось, но после однозначного отказа террористов от террора и легализации партии (что означает добровольное вхождение в правовое поле страны).
Силовая акция антифашистов в московском метро
Читать @chaskor |