Рим воспитывает, приподнимает, заставляет думать — современная Москва упивается пошлостью, тычет всем, что есть низкопробного. Рим молод, энергичен, неглуп, в меру ленив — Москва являет собой сосредоточие косности, тупости, недальновидности, алчности.
Несмотря на культурно-историческую перенасыщенность, Рим невероятно динамичный, меняющийся, современный город. С каждым годом повседневная жизнь Рима обогащается новыми центрами культурного притяжения, которым позавидовал бы любой настоящий — не говоря уж о Москве — мегаполис.
Особенно эти перемены заметны в августе. Большая часть горожан в этот период разъезжается по курортам, а тем, кто остался на «каникулы» дома, не остаётся ничего, кроме как наслаждаться собственным городом.
Банное пение
Одно из самых грандиозных событий периода «римских каникул» — «гастроли» Opera di Roma в термах Каракаллы. Руины античных бань, соразмерных крупному спорткомплексу (каковыми они, в сущности, и были), расположены на окраине Старого города, поэтому не всякий турист сюда добирается. Однако именно здесь весь август квартирует оперная и балетная классика.
Обычно я покупаю билеты из Москвы по интернету, это легко сделать. Но можно перехватить пару мест и с рук — перед началом действия, разумеется.
Дают в термах всегда классику — я слушал здесь «Тоску» и «Кармен», «Риголетто» и «Аиду», смотрел «Ромео и Джульетту». Исполнители выступают рядовые, незнаменитые. Но если учесть, что в Италии даже грузчики поют как московские примы, уровень не покажется низким.
Общее впечатление от оперы складывается ещё и от второстепенных эффектов. Того, как трещат цикады, например, или гудит над головой самолёт. Как перед началом или в антракте переговариваются через партер римские старухи патрицианского вида. Как театрально восходит над руинами луна (или это декорация?) — и сами руины, выполняющие роль идеального фона для любой, тем более оперной драмы.
Декорации и сценография в термах, как правило, крайне традиционны, просты. Помост, ширмы на колёсах — что ещё? Возможности исторического места крайне ограниченны, плюс никакому художнику в принципе не возможно переплюнуть естественную сценографию — силуэт терм на фоне неба и само небо, которое тоже ведь меняется с каждой минутой.
Акустика в таких условиях тоже невеликая, особенно на первых рядах, поверх которых установлены усилители звука. Но. Итальянцы (а большая часть слушателей именно пожилые римляне) относятся к банной опере «комплексно».
Вечер в термах тот случай, когда можно, слушая хорошо знакомые арии, отдохнуть от дневной жары (иногда опера идёт далеко за полночь), ну и устроить пикник в антракте.
Вероятность дождя в августе невелика, хотя форс-мажор бывает; мне, например, «повезло», я даже попал в один из них. Во втором акте «Аиды» небо над банями почернело, на головы посыпались угрожающих размеров редкие тёплые капли. Через пару минут это был ливень.
Зрелище, которое представлял из себя театр, было совершенно киношное. Из первых рядов сначала пригнувшись, а потом в полный рост побежали зрители. Потом со сцены рванули исполнители, а за ними, сшибая пюпитры и стулья, полезли в дверь под сценой музыканты, спасая от воды инструменты.
Феллини, вид изнутри.
Почему ничего подобного «оперным баням» не происходит в Москве? Например, гениальные царицынские руины можно было бы использовать именно в этом, «декоративном», плане, а не варварски убивать «воссозданием». Ведь нет ничего уникальнее, бесценнее, чем руины, этого, по сути, материализованного времени. Сколько десятилетий должно пройти, чтобы власти отдельно взятого города доросли до понимания этой нехитрой истины?
Классики MAXXI-века
Весной этого года в Риме открылся музей, который музеем назвать, в общем-то, довольно сложно. Каскад площадок, лабиринт, система меняющихся пространств — так с первой попытки я бы описал знаменитый MAXXI, музей искусства XXI века (арх. Заха Хадид). Музей тоже расположен на окраине Старого города, в районе бывших казарм, и тактично, хотя и по контрасту, вписан в историческую застройку.
Попасть сюда легко на трамвае № 2, который отходит от Piazza del Popolо (там, где начинается Via Flaminia) до пересечения с Via Guido Reni, дальше две минуты пешком.
Архитектурная динамика музея построена на столкновении того, что ты видишь снаружи, и того, куда попадаешь, зайдя внутрь. То есть внешний вид мало скажет о том, что тебя ждёт с той стороны, — как форма черепа ничего не говорит о его содержании.
Но если учесть, что современное искусство занимается именно визуализацией того, что скрыто с той стороны черепа, — здание музея имеет идеальную форму, да.
Я сравнил его с лабиринтом, но в лабиринте у тебя есть выбор, повернуть направо или налево. То есть личная воля. Внутреннее пространство MAXXI расфасовано и направлено так, что личную волю посетителя парализуют уже на пороге.
Пространство музея силком тащит тебя по своим трубам и тоннелям. В этом можно усмотреть, конечно, некую долю насилия. Но ведь современное искусство часто занимается именно тем, что переносит элементарные (если не сказать примитивные) явления психического и социального характера в сферу эстетики, то есть на безопасное расстояние.
Поскольку здание музея есть объект искусства, его посещение сравнимо с попаданием внутрь картины. В сон, где на тебя набрасываются нехитрые демоны подсознания современного человека.
Так, наверное, и должно быть — если считать искусство XXI века попыткой выразить какие-то первичные мании и фобии, заваленные мусором повседневности. И в этом смысле искусство XXI века, конечно же, удивительно архаично. Тем, что пробивает дорогу к простейшему, незамысловатому.
Парадокс заключается в том, что сегодня, чтобы выразить эти самые простые эмоции и бесхитростные мысли, требуется невероятное и довольно дорогостоящее усилие, то есть хитроумная манипуляция уже не только цветом и формой, но целыми пространствами.
Дикое несоответствие затраченных усилий и результата напоминает в известном смысле процесс рождения слоном мыши. Но наблюдать за этим процессом крайне любопытно.
Больше половины объектов в музее выполнены итальянскими художниками, остальная часть — авторы самого разного, от южноазиатского до африканского, происхождения, базирующиеся кто в Лондоне, кто в Риме, кто в Нью-Йорке. Обычная для современного искусства ситуация.
Отдельную комнату занимает инсталляция Кабаковых (куда ж без них музею современного искусства?). Я мог бы описать эту штуку, но в этом нет никакого смысла — большую часть объектов в MAXXI невозможно даже адекватно сфотографировать.
В музее несколько сменных экспозиций, на текущий момент это работы турка Кутлуга Атамана и итальянца Джино Де Доминикиса. В пространстве классического наследия представлена экспозиция, посвящённая архитектору Луиджи Моретти.
Что совершенно правильно, ведь каждый музей современного искусства должен указывать, что является для него классикой, хотя бы в области архитектуры. Глядя на то, как Моретти манипулирует чистыми плоскостями и простыми геометрическими объёмами, понимаешь, преемницей кого выступала на данном объекте Заха Хадид. И кто в том числе стоял у истоков этой архитектуры (Константин Мельников и конструктивизм 20-х, конечно же).
Функция музея современного искусства, на мой взгляд, — заставить человека рефлектировать не столько над тем, что ты увидел, сколько над тем, почему то, что ты увидел, имеет именно такую форму. То есть какова реальность, породившая именно такие формы. Ну и конечно же, нашему человеку не могут не приходить на ум мысли, связанные с Москвой.
Почему в Москве до сих пор нет ничего подобного? И каков должен быть уровень умственного развития среднестатистического москвича, чтобы такой музей не стоял пустым? То есть насколько фатальна для нашего общества пропасть между Церетели и тем же Кабаковым? И преодолима ли она в принципе — в рамках того «общества», в котором мы очутились по итогам десятилетия? Если даже наследие Константина Мельникова до сих пор немузеифицировано. Забыто. Заброшено.
Остров кино
Ещё одно место, которое возникло буквально на глазах, — это комплекс L’Isola dei Cinema на островке Тиберина в самом центре Рима.
Ещё совсем недавно это был тихий островок на пути от еврейского квартала в местное Замоскворечье, Трастевере, куда обычно ходишь ужинать.
И вот пару лет назад решением городских властей на острове был устроен киношный центр. Они разбили пару летних кинотеатров и десяток кафе на любой вкус, от лежачих до кальянных. И стали крутить кино, как стемнеет.
Беспроигрышное дело.
Уже на следующий год нижняя набережная Тибра была утыкана лавчонками и кафе, подтянувшимися к популярному месту. Пустая набережная превратилась в одну из самых оживлённых, но при этом неформальных, демократичных точек города. Это место для всех возрастов и «сословий», ведь кино сословных и возрастных границ, как известно, не знает.
Вход в кинозал стоит пять евро, но кино можно посмотреть совершенно бесплатно — стоя напротив на мосту или с набережной. Это вопрос вашего комфорта, готовы ли вы платить за нормальное кресло и хорошую видимость.
Перед фильмом — а это в первую очередь итальянский кинематограф, далее фестивальное кино и только потом блокбастеры — часто выступает режиссёр. В павильонах поменьше проходят мастер-классы и лекции.
Единственный недостаток для русского туриста — то, что фильмы идут на языке оригинала с итальянскими субтитрами. Но сама атмосфера — кино, шум воды, летняя ночь, огни кафе — воспринимается частью какого-то большого кинопроекта, куда ты попал в качестве статиста.
Удивительное ощущение, если вдуматься.
Нечто похожее — возвращаясь под занавес в наше, московское пространство — я ощутил на Стрелке, когда там открыли бар и площадку для концертов и лекций.
Видно было, что люди, смастерившие проект, имеют неплохой вкус и стараются быть в курсе того, что сейчас происходит в мире. Что не могло не вызывать симпатии.
За пару недель я перетаскал сюда всех друзей — оказалось, что здесь невероятно комфортно выпивать и общаться, глазеть по сторонам, следить за корабликами.
Я даже решил стать завсегдатаем, настолько понравилось мне это место, вид на реку — и, главное, не раздражали, как это бывает обычно, люди.
Каково же было моё удивление, когда я приехал сюда через месяц. Ближе к полуночи перед лестницей в бар стояла длинная очередь. Состояла она в основном из накрашенных (в такую жару!) и томящихся в ожидании выгодного досуга девушек и молодых людей, одетых с обложек недорогих глянцевых журналов.
И я понял, что с местом, которое мне так нравилось, случилось худшее: оно стало модным. Не популярным, как Остров кино в Риме или термы Каракаллы, а именно модным, то есть тем местом, куда люди едут с не прямыми, а «косвенными» целями.
Боюсь, сегодняшняя Москва — это их город.
Вообще, в разговоре о Риме Москва приходит на ум постоянно. Дело тут совершенно не в том, что когда-то наш город был объявлен Третьим Римом. А в том, насколько на фоне таких городов, как Рим, видно всё наше московское убожество — жизни, мысли. Городского быта.
Нынешний Рим воспитывает, приподнимает, заставляет думать, искать — современная Москва упивается пошлостью, тычет всем, что есть самого низкопробного.
Рим молод, энергичен, неглуп, в меру ленив — Москва являет собой сосредоточие косности, тупости, недальновидности, алчности. Один римлянин спросил меня, что ему посмотреть в Москве, — что мне было сказать ему?
Главная достопримечательность нашего городка — в том, как устраивать жизнь в городе не надо. Тут нам действительно нет равных, но это сомнительное для туриста удовольствие. И римлянин отправился в Стамбул.
Все великие города переживали длительные эпохи разрухи, крайнего падения нравов, всеобщего попрания традиционных ценностей, нашествия варваров и даже пришествие Хама.
И в этом смысле у Москвы — очень, по сути, молодого городка, — которая переживает именно эту эпоху, пришествия Хама, есть шанс на величие, конечно же.
Что касается нас, горожан, я успокаиваю себя так: поскольку ход истории значительно убыстрился и то, что длилось столетиями, сегодня сжимается до пары лет, у нас есть шанс на старости лет пожить в другой, новой Москве.
Небольшой, конечно, но есть.
Ну а пока — Рим, Рим.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- О божьем даре и яичнице.
Премьера в Театре Российской Армии . - New York’s Photo League.
Рождение американской фотодокументалистики. - Анатолий Зверев и Оксана Асеева: «Старуха, я тебя люблю!».
Роман художника и его музы. - NEWROMANTICS2018: в Санкт-Петербурге откроется выставка картин Виктора Цоя, Новой Академии и Doping-Pong.
Новые Романтики представляют в двух новых арт-пространствах Санкт-Петербурга выставочный проект. - Одна на миллион.
В Женеве выставили картину Пикассо, у которой 25 тысяч владельцев. - Сними это, Терстон Хопкинс!
Лучшие работы британского фотографа. - Дело рук утопающих.
Комедия Дель Арте в трёх действиях. - В Италии мужчина хранил более 40 миллионов фальшивых евро.
- «У Репиных за столом ничего, кроме сена, не дадут».
О жёнах русских художников. - Метамодерн — новый способ смотреть на мир.
Не стесняясь своего вкуса.
