Альберто Мангель. Curiositas. Любопытство / Пер с англ. А.Захаревич. – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017. – 472 с, ил.
Одним из важнейших проводников российского читателя в мир латиноамериканской (и не только) литературы долгие годы был Борис Владимирович Дубин, ушедший из жизни около трех лет назад, – социолог, переводчик, литературовед и поэт, член редколлегии журнала «Иностранная литература», давний соратник «Издательства Ивана Лимбаха». Без его непосредственного участия и долгой, кропотливой работы мы вряд ли увидели, например, четырехтомное избранное Хорхе Луиса Борхеса или произведения Хосе Лисамы Лима, Октавио Паса, переведенные на «язык родных осин». Пожалуй, именно фамилия Дубина как известного эрудита и человека, в полной мере любопытного, всплывает в голове, когда начинаешь читать «Curiositas» Альберто Мангеля – по-настоящему интеллигентный текст, написанный не только всецело образованным, но и мудрым человеком. Можно осмелиться предположить, что Борису Владимировичу как раз очень понравилась бы эта книга.
Автор «един в четырех лицах» – писатель, эссеист, журналист и переводчик. Мангель родился в Аргентине, детство провел в Израиле, потом жил в Канаде и Франции, работал помощником Хорхе Луиса Борхеса. На первый взгляд реноме для читателя насколько привлекательное, настолько и рискованное: вокруг Борхеса, лидера интеллектуальной мысли Аргентины, вращалось множество писателей, журналистов и просто заинтересованных лиц совершенно разных способностей и жизненной «закваски», а количество эссеистики в общем корпусе сочинений Мангеля, безусловно, впечатляет. Однако, чтобы понять, насколько высокие ожидания от знакомства с новым автором отвечают реальности, нужно обратиться к самой книге – представителю специфического жанра «роман в эссе», не слишком распространенному на российском книжном рынке. Между тем содержание «Любопытства» способно по-настоящему удивить, и на это есть несколько причин.
Во-первых, хорошее эссе всегда балансирует на грани между индивидуально-личностным и общеизвестным, ведь сведения из науки и культуры, грубо «вмонтированные в текст», оставляют ощущение цифр в таблице умножения: да, это ценно, возможно, даже стоит запомнить, но того самого душевного движения, ради которого все-таки и пишутся книги, не наблюдается, а значит, у читателя не будет возможности «ухватить» глубинный смысл. «Лить воду на мельницу» злободневности в надежде на долгое обсуждение сочинения или использовать интимные переживания как способ сказать что-то новое – привычные, действенные, но не для всех приемлемые методы. Эссе Збигнева Херберта, Ива Бонфуа и опять же, Хорхе Луиса Борхеса и Октавио Паса в наши дни не теряют ни градуса напряжения и также способны увлечь читателя, дать ему возможность «сладости узнаванья мига», по выражению Осипа Мандельштама, не на бытовом уровне, а в контексте серьезного разговора Автора с Читателем, о чём бы они ни были сами тексты, ведь произведения о голландской живописи, эротике в искусстве, аргентинском танго или судьбе Льва Шестова находятся на одних весах. «Любопытство» Мангеля, иное в частностях, в общем напоминает лучшие образцы эссеистического жанра: канадский автор этично, не заносчиво видит в читателе равного, проходя литературный путь от греческой философии до английской поэзии и обратно; от собственных детских ощущений, не перегруженных по-прустовски, а лаконичных, до политических обстоятельств. Множество примечаний в конце текста не делают, тем не менее, основную часть сложнее – Мангель демонстрирует плоды собственного любопытства к текстам, интереса к обществу, и это передаётся читателю, позволяет практически мимоходом увеличить багаж знаний.
Во-вторых, книга «Любопытство» состоит из семнадцати глав, скорее самостоятельных по содержанию, чем жестко связанных друг с другом. Впрочем, путеводной нитью по тексту проходит «Божественная комедия» Данте, причём автор вводит в круг проблем этой великой поэмы, а не просто бросает цитаты на ветер. Так, в четырнадцатой главе «Как всё упорядочить?» Альберто Мангель на базе произведения предлагает поразмышлять над весьма современной темой невоздержанности. Писатель не дает готовых ответов на вопросы, а лишь пробует запустить механизм размышления. И, действительно, что важнее и ценнее – умиротворенная, спокойная, пусть и скучная, наполненная однообразием и бытовщиной, долгая и счастливая жизнь или скоростная, нервная, но при этом насыщенная и яркая? Данте, безусловно, суров к грешникам, и Мангель многократно подчеркивает неотделимую принадлежность его мыслей и чувств к позднему Средневековью. В определенной жесткости поэту на самом деле не откажешь. Он солидарен с Аристотелем и вообще постулатами христианской религии: скажем, злой умысел гораздо тяжелее греха по глупости, нерасторопности, а, значит, карается вдвойне. По магистральной мысли американского философа Чарльза Тейлора, сейчас мы все живём в секулярном веке, где божественный верх и человеческий низ поменялись местами, однако не утратили своё значение, тогда как произведения, подобные «Божественной комедии», позволяют поднять голову и посмотреть в небо, а не существовать лишь в пространстве дома и работы. Таким образом, классический и строгий «костяк» всех текстов, составивших книгу, позволяет вводить в повествование вольные элементы, скрепляемые логикой авторского повествования, вроде удачной попытки по-другому взглянуть на древнее философское учение софистов, у нас упорно ассоциирующееся с непротивлением злу Льва Толстого.
Кстати, здесь возникает важная тема компоновки и сопоставления богатого материала. Не секрет, что одна из самых распространённых претензий, предъявляемых прозе и поэзии – «Ты ведь мог поставить здесь другие слова. Почему же именно они, а не другие?» Ответы на подобные вопросы напоминают обоснования специалистов некоторых особенно радикальных произведений искусства, да и «Чёрный квадрат» Казимира Малевича часто удостаивается следующей характеристики, напоминающей оправдание: «Он не мог написать иначе. Попробуйте сами!» Мангель использует массу источников вплоть до работ Ольги Седаковой, чья книга о Данте осенью готовится к выходу в «Издательстве Ивана Лимбаха», и упоминаний Иосифа Бродского, но меньше всего хочется приводить конкретные цитаты персоналий из книги – подобно рассыпчатому пирогу, текст писателя грозит «разлететься на крошки», поскольку хорош именно поглавно, а не выдержками, способными создать впечатление литературной «сырости» и излишней недосказанности.
Начинается книга с тем общих и оптимистичных – «Как увидеть то, о чем мы думаем», «Как мы задаем вопросы» и заканчивается вопросами со слегка грустными нотами – «Что потом?», «Что всеми движет?», «Что есть истина?». Последняя формулировка особенно мучительна для России – вспомним хотя бы романы Достоевского, Серебряный век и львиную долю русского философствования – а для канадца Альберто Мангеля не несет такой уж трудной смысловой нагрузки. Более того, автор по-своему интерпретирует историю нахождения известного итальянского писателя Примо Леви в нацистском лагере, видя в ней не столько муку, сколько стоицизм, способный воодушевить современников, находящихся в стеснённых обстоятельствах, рассказывает исторический анекдот об эксцентрическом богаче, притворившемся мёртвым в надежде проверить, кто и как к нему по-настоящему относится, а заканчивает книгу многозначительной цитатой из произведения Флобера «Искушение святого Антония», принадлежащей устам Дьявола и способной послужить эпиграфом ко всему «Любопытству» – чтению, к которому благодаря мастерству автора хочется возвращаться снова и снова: «Благодаря тому, что я познал все существующее, оно не существует больше. Форма, быть может – заблуждение твоих чувств. Субстанция – воображение твоей мысли. Если только, коль скоро мир есть вечное течение вещей, видимость не есть, напротив, самое истинное, что существует, иллюзия – единственная реальность».
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Nirvana и дзен.
Чанцев А. Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка. СПб.: Алетейя, 2020. — 724 с. - «Жить без надежды и сделать то, для чего был предназначен, добиться, совершить, и умереть с твердостью — вот твой путь».
- Частная жизнь Джейн Остин.
Была ли Остин столь романтична в вопросах семьи и брака, как и ее героини? - Талант Успенского.
- Не мода, но таинство.
Андрей Ткачёв. Таинство чтения. — М.: Эксмо; Воскресение, 2020. - О мировом кризисе, развитии коронавируса и судьбе Армении.
Интервью с профессором социологии Георгием Дерлугьяном. - «Ветер перемен».
Из книги Александра Ширвиндта «В промежутках между». - О героическом в любви.
Лидия Сычёва. Мёд жизни. — М.: Вече, 2019. — 352 с. — (Серия «Любимые»). - Что случилось с наследниками Достоевского?
Рассказываем о ближайших родственниках великого писателя. - Писатель как профессия.
Отрывок из книги издательства «ЭКСМО» .
