— Так вот притча, — продолжала Рива. — Жила на свете женщина, которая потеряла ребёнка. У неё был муж и другие дети, но она не хотела их видеть. Она хотела умереть, чтобы быть рядом с умершим новорождённым.
Она не ела и не пила. Тогда отчаявшийся муж позвал ребе. И тот объяснил женщине: ты проснулась, дышишь, скажи спасибо. Значит, твоё место — на земле. Значит, ты ещё нужна мужу и детям. Значит, правильно, что Бог забрал твоего ребёнка. Понимаешь?
— Нет, не понимаю, — сказала я, — я про детей вообще ничего не понимаю. Я могу с ними только плакать или смеяться. От счастья. От того, что они есть. Что они лежат на локте и спят, раскинув ручки. Я вообще не могу слышать, когда они плачут. Физически не могу. Понимаете?
— Есть дети, которые плачут без звука… — сказала Рива и поставила джезву на плиту.
Рива после ареста мужа осталась одна. Свободная независимая женщина. У неё были работа и квартира. Казалось бы, счастье... Рива не находила себе места и не знала, что делать с появившимися свободным временем и мыслями. Читать не любила, если только специальную литературу. Оставалось только думать. Она работала, шла в обед в столовую, соглашалась на сверхурочную работу и думала, думала. Коллеги не трогали, не донимали расспросами — переживает женщина. А Рива думала о ерунде: какая погода будет, надо бы окна помыть да занавески постирать, хорошо бы в шкафу разобраться…
В это время её единственным собеседником был Илюша — сын соседа по лестничной клетке. Илюша проводил всё время на лестнице, и, во сколько бы Рива ни возвращалась, он сидел рядом с мусоропроводом и играл в солдатиков.
— Здрасте, — говорил Илюша.
— Здравствуй, — отвечала Рива и заходила в квартиру.
— Ты чего не дома? — спросила однажды она.
— Там папа с друзьями, — ответил Илюша.
— А мама?
Рива не общалась с соседями, не была с ними знакома и не участвовала в жизни дома.
— Мамы нет, — сказал мальчик.
Рива замолчала, не зная, как отреагировать.
— Ты есть хочешь? — спросила она.
— Хочу,— ответил Илюша.
— Пойдём, накормлю, — обрадовалась она, — ты блины любишь?
— Не помню.
— Как это?
— Папа мне делает бутерброды. А про маму я не помню.
На кухне, когда они вошли, Рива увидела таракана, ловко сняла тапок и звонко хлопнула по стенке.
— А у нас много тараканов было, когда мама была мёртвая, — спокойно сказал Илюша, — она несколько дней мёртвая лежала, и тараканы ползали. Я маму не боялся почти совсем, хотя она была не как мама, а как чужая женщина, а тараканов боялся очень. Один таракан даже на маму заполз, и его никто не убил. И я не убил. Наверное, он на маме остался.
— М-м-м-м. А-а-а, — сказала Рива, лихорадочно замешивая тесто на блины.
Испечённые за несколько минут, блины получились образцовыми. Такие специально будешь делать — не получится. Илюша ел их один за одним, а Рива сидела и смотрела, как он ест. Ребёнок ел, а она смотрела и улыбалась. Впервые за долгие годы улыбалась просто так. И впервые ей было так хорошо и спокойно. Потому что есть какая-то сила, которая отвечает за вселенское счастье. И пока ребёнок ест — мир не рухнет.
Рива заварила ему чай в заварнике-ложечке. Такой заварник — на одну чашку — очень удобен. У неё ещё хранился заварничек в форме домика и чайника.
— Я хочу, — тихо сказал Илюша.
— Сейчас ещё подолью, — ответила Рива.
— Я хочу такой домик, — ещё тише сказал Илюша и чуть не сполз под стол.
— Какой?— Рива сразу поняла, что он имеет в виду, но ей, если признаться, не хотелось расставаться с этим посеребрённым заварничком. Любимым. Ещё бабушкиным.
— Такой, — сказал Илюша и закрыл ладошками лицо. Рива видела, как у него покраснели уши. — У меня ведь и дома нет. Настоящего. Пусть будет чайный домик.
— Мне он тоже нравится, — сказала она совершенно по-детски, обиженно, настороженно.
— Я думал, ты хочешь его подарить, — по-взрослому ответил он, — я думал, ты так сказала. Что подаришь его, если я захочу.
— Я-а-а, м-м-м, понимаешь, это ещё бабушкин… моей бабушки… он посеребрённый, то есть не серебряный… не то чтобы дорогой… дорогой, потому что бабушкин…
— Домик. А мама мне в чашке заваривала и блюдцем накрывала. Тоже как в домике. Мама любила чай, а папа кофе пьёт. Кофе горький, я пробовал. Невкусный. Как водка. Водка тоже невкусная. А мама чай любила. С молоком и с сахаром. Она всегда мне разрешала попить из её чашки. Очень вкусно было. У вас тоже вкусно, хоть и молока нет.
Рива начала плакать. Она заворачивала Илюше декоративный заварничек, блины, варенье и плакала. Не могла остановиться и успокоиться. Странно, но Илюша, казалось, даже не заметил её слёз. Он взял заварник, прижал его к груди и замер.
— Я тебя люблю, — сказал мальчик Риве, — почти так же, как маму. Только маму я почти уже совсем не помню, а тебя мне надо выучить. Только я не знаю как.
— Надо нам почаще чай пить вместе, — сказала она.
Илюша молчал.
— О чём ты задумался? — спросила Рива.
— А мама не обидится?
— На что?
— Что я её забыл и так быстро вас полюбил? Папа говорил, что она нас видит и следит, чтобы я ничего плохого не сделал. А если сделаю, то она меня накажет. Я не верю. А вы?
— И я не верю! Мама тебя не накажет, потому что очень любит. И ты её не забыл.
— И тогда Илюша заплакал, — рассказывала Рива. — Он прижался ко мне, открыл рот и затрясся плечиками. И плакал так страшно, горько и… без звука. Одними глазами и плечами. Знаешь, я ведь именно тогда начала печь. Для Илюшки. Чтобы больше никогда не видеть, как он вот так плачет.
Продолжение следует…
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Слова на бумаге.
Рассказ о любви и о том, как стало одним писателем больше. - Вербализация чувств.
Что считать хеппи-эндом? - Приживалки.
Все мы гости в собственном доме. - Нумерология любви.
Можно ли высчитать, когда умрёт чувство? - Без причины.
Когда нет сил выстроить жизнь. - Тошнота.
Она не спала уже несколько дней. - Счастливчик.
Жить-поживать, добра наживать. - Адаптоген.
Как наладить жизнь на новом месте. - Внучка за бабку .
Спасение утопающих. - Жил старик со своею старухой.
Искусство оставлять после себя следы.
