А наблюдал я прежде всего за медиками, ухаживавшими за мной и другими больными, оказавшимися в первом хирургическом отделении омской больницы скорой помощи на Левом берегу. И надо сказать, что впечатления у меня остались самые благоприятные — персонал работает как часы, как туго заведённый морской хронометр. Причём это относится ко всем — от санитарки до профессора.
Есть такая негласная традиция в российской словесности: полежал литератор в больнице — потом обязательно (ну, чаще всего) что-нибудь напишет. Заметки какие-нибудь, очерк, рассказ, а то и целую повесть. Ведь, когда лежишь на хирургической кровати среди бинтов и стонов, среди бесконечных разговоров об операциях и докторах, а при этом твой живот недавно был распорот и потом зашит грубым страшным швом, а из тебя изъяли наполненный камнями желчный пузырь, мысли в едва отошедшую от наркоза голову приходят всякие… Но пусть читатель не пугается — никакой «кроватной философией» я изнурять его не собираюсь, просто поделюсь некоторыми наблюдениями.
А наблюдал я прежде всего за медиками, ухаживавшими за мной и другими больными, оказавшимися в первом хирургическом отделении омской больницы скорой помощи на Левом берегу. И надо сказать, что впечатления у меня остались самые благоприятные — персонал работает как часы, как туго заведённый морской хронометр. Причём это относится ко всем — от санитарки до профессора. Невозможно представить себе кого-то из медиков — врача, медсестру или ту же санитарку — медленно, вразвалку идущими по коридору. Передвигаются все целеустремлённо, быстро, чуть ли не бегом, экономя каждую минуту рабочего времени.
За лежавшим рядом со мной беспомощным, полувменяемым стариком ухаживали как за родным — то и дело меняли бельё, кормили с ложечки, точно по расписанию давали лекарства и делали уколы. И старику постепенно стало лучше — больше осмысленности появилось в его разговоре, спокойней стал спать. Он даже рукой мне помахал на прощанье, когда его выписали, и родственники повезли его на кресле-каталке к выходу.
Однажды, будучи ещё «неходячим», наблюдал, как убирала нашу палату санитарка. «Ходячих» попросила удалиться и принялась за работу. Чтоб добраться до самых труднодоступных уголков пола и панелей, она двигала тумбочки и наши тяжеленные кровати, при этом протирала их тоже; видимо, ни один квадратный сантиметр интересующей её площади не миновал влажной тряпки. Делала всё быстро, ловко, от души — так хорошие хозяйки убирают перед праздником свою собственную квартиру.
Видеть всё это на фоне всеобщих негативных разговоров о состоянии нынешней медицины, о порядках в наших больницах было удивительно и отрадно.
Одно показалось мне, мягко говоря, странным — отсутствие тишины и покоя. Тихо становится только в «тихий час» и ночью. Всё остальное время в отделении стоит невероятный гвалт. Как пушки среднего калибра, бухают, закрываясь, стальные двери грузовых лифтов. Кричат то и дело курсирующие по коридору к заветному месту для курения (балкону) курящие больные («Серёга! Я зажигалку забыл! Свою захвати!»), и при этом никто их не утихомиривает. Не отстают и другие пациенты — у каждого мобильник, а по мобильникам разговаривать мы не умеем — кричим, будто остались со своим абонентом одни на всём белом свете. Как грибники в лесу, перекликаются между собой медсёстры — они вынуждены это делать, перекрикивая весь этот шум. А двери в палаты раскрыты, гвалт свободно доходит и сюда.
Но, пожалуй, больше всего шума исходит от разных кресел, столиков, носилок и каталок. Передвигаются все они на колёсиках, и вот в них-то и есть главный источник лишних децибелов. Почему-то сконструированы колёсики так, что при передвижении трясутся, будто припадочные, и шумят при этом невероятно. Причём чем больше скорость, тем интенсивней шум и визг. Эх, думал я, пригласить бы сюда, в больничный коридор, придумавшего такие колёсики инженера вместе с утвердившим эту «придумку» его руководством да пожелать бы им… дальнейших успехов в работе…
Не случайно на стенах первой хирургии нет обычных табличек, призывающих не шуметь и соблюдать тишину. Их наличие в таких условиях было бы по меньшей мере неестественным…
И я подумал, что раньше в любом цехе любого завода всегда находились люди, любимым занятием которых было как раз исправлять подобные конструкторские промахи. Такие люди изобретали различные «приспособы» — к станкам, к инструментам, подавали десятки рацпредложений, получая за их внедрение небольшие премии, почётные грамоты, а то и авторские свидетельства. Но не только и даже не столько премии и грамоты интересовали этих замечательных людей. Их сжигала благородная старинная страсть российского Левши — подковать блоху, особенно если блоха эта «аглицкая», утереть нос учёным-переучёным конструкторам. Их уважали товарищи по работе, знало и ценило начальство. Вот посидел бы такой дядя Вася или, допустим, какой-нибудь Лёша по прозвищу Профессор напротив бухающей, как при артподготовке, двери больничного лифта, покумекал, почиркал бы прямо тут, на коленке, в своём блокноте, — глядишь, и предложил бы что-нибудь такое, благодаря чему «канонада» эта если не стихла бы совсем, то децибел стала бы выдавать в разы меньше. А особенно, думаю, заели бы такого Левшу эти самые колёсики. Перевернул бы он каталку вверх тормашками, достал бы из нагрудного кармана свой верный штангенциркуль и начал бы прикидывать, что к чему… Уверен: через пару-тройку дней нужный эскизик был бы готов.
Но где они теперь, эти дяди Васи? Торгуют китайскими колготками на Бутырском рынке? Или поливают капусту на своих шести сотках? Их искать теперь надо, как потомков участников Бородинского сражения…
* * *
После того как сняли половину швов, велели с часок полежать. Пришёл из перевязочной, прилёг, и вскоре передо мной возник телеэкран. На нём была обычная картина — симпатичная моложавая дама с вполне привлекательными коленками докладывала нашему президенту об успехах отечественной медицины. Президент, как всегда, понимающе кивал, изредка вставляя вопросы и реплики. Но вдруг в разговоре зазвучала нечто такое, что заставило меня прислушаться.
— Мы пришли к выводу, Дмитрий Анатольевич, что нужно как можно внимательней относиться к сигналам с мест, многие наши граждане обладают поистине государственным мышлением… Вот недавно житель Омска поставил в своём письме проблему, над которой работают сейчас десятки специалистов — как наших, так и привлечённых из других ведомств. Он написал, что нужно вернуть тишину и покой в наши больничные учреждения. Что тогда, по его предположениям, заживление послеоперационных швов в хирургических отделениях, излечение других заболеваний пошло бы быстрее. Наши специалисты — психологи, хирурги и терапевты внимательно изучили эту проблему, и оказалось, что сибиряк прав: лечение при условиях соблюдения тишины протекает интенсивней. Установление тишины может помочь нам увеличить койкооборот на 20—25 процентов, что, в свою очередь, даст экономический эффект, рублёвый эквивалент которого подсчитывается сейчас в Вычислительном центре Академии медицинских наук…
— Не только вашему министерству, уважаемая Татьяна Алексеевна, — мягко перебил даму президент, — но и всем другим нашим ведомствам следует внимательней прислушиваться к подобным сигналам из глубинки. Кстати, оставьте в моём секретариате координаты этого сибиряка, в ближайшее время попробуем пригласить его в Москву…
«Ёлки-моталки, — окончательно усёк я, — так ведь это ж они про меня! Это ж получается, что я скоро на халяву в столицу покачу — с самим президентом, может, придётся разговаривать!..»
И я лихорадочно стал прикидывать, что я ещё смогу сказать первому лицу государства. Колёсики колёсиками, но ведь есть вещи и поважней… А что если взять да и рубануть напрямую: мол, до каких пор мы бабки на понты будем палить?! Скажу, что вычитал недавно в газетке «Наша версия» — построить один камэ олимпийской дороги под Сочи стоит 150 миллионов американских рублей, а это, сказано в газетке, как раз столько, сколько планировалось выделить Российскому фонду фундаментальных исследований на целый год! Или взять Приморье — вантовый мост на остров Русский под Владиком. Ведь, положа руку на сердце, не шибко он там и нужен, опять чистые понты. Чтоб иностранцев удивить, которые в будущем году на саммит приедут. Они, акулы капиталистические, в глаза-то, конечно, восхищаться будут. Мол, зэр колоссаль, мол, русиш культуриш!.. А одни когда останутся, знаете что скажут? Нерационально, скажут, наши русские партнёры тратят немалые средства. Разве нельзя было, скажут, построить Приморский федеральный университет, в котором мы проводим наш саммит, не на острове, а где-нибудь на материке? Тогда не было бы таких огромных расходов на мост, которые, по сути, являются расходами накладными…
Или лучше про Иртыш ему нажаловаться? Мол, совсем засра… в смысле загадили великую сибирскую реку. Причём непонятно, кто именно загадил — мы сами или братья-казахи? Или родные до слёз братья-китайцы? Скажу, что вообще-то в таких случаях, когда река по нескольким государствам протекает, какой-нибудь межгосударственный комитет должен её проблемы решать. Специально для этого созданный на уровне министерства иностранных дел. Где он, такой комитет, почему до сих пор не создан? А то если с казахами ещё можно поговорить, то с китайцами труднее: «Моя твоя не понимай» — и весь разговор. А с Иртышом надо что-то делать, а то нынче на всех пяти омских городских пляжах… купаться запретили — мол, ПДН по всякой заразе во многие разы превышены. А тут ещё ниже Омска, под Красной Горкой, плотину собрались строить. Вот построят плотину, замедлит течение Иртыш со всей своей гадостью как раз напротив города, и что тогда? Вообще к нему подходить запретят? Огородят колючкой от этой самой Красной Горки до Усть-Заостровки? Вот я и скажу: «Вы бы, уважаемый Дмитрий Анатольевич, пока плотину по полной городить не начали, прислали бы нам по этому вопросу ещё одну комиссию. Самую последнюю. Самую авторитетную и независимую. Может, оно… того… пока погодить с плотиной-то?..»
…Тем временем президент продолжал что-то говорить. Но его голос стал заглушать всё приближающийся шум и металлический визг, которые становились всё громче и громче… Наконец шум стих, и президент снова заговорил, только теперь почему-то женским голосом:
— Ужин приехал, ужин! Кашу будете кушать?
Я открыл глаза — надо мной склонилось доброе полное лицо подавальщицы из столовой нашего отделения. До меня медленно, но неотвратимо стала доходить жестокая истина: халявная поездка в Москву накрылась медным тазом…
— Каши геркулесной хотите?— опять спросили меня.
— Конечно, хочу, спасибо, что разбудили, — ответил я и медленно, держась за шов, стал подниматься с койки.
Кашу в омской БСМП-1 варят очень даже душевную — хоть «геркулесную», хоть перловую, хоть манку, хоть гречневую…
…И последнее. Вы, конечно, будете смеяться, но я испытываю перед своим выброшенным в таз желчным пузырём что-то вроде чувства неловкости и даже вины. Конечно, я не такой дикарь, что жил и не знал о его наличии в своём организме. В принципе знал, что где-то там, среди прочего ливера, есть (теперь уже — был!) у меня и он. Но ни разу, НИ РАЗУ за всю жизнь я не подумал, не вспомнил о нём хотя бы мимолётно, хотя бы на секунду. До вчерашнего дня весьма вообще смутно представлял, зачем конкретно он нужен. А вчера специально позвонил одной знакомой медсестре, и та чуть ли не лекцию мне прочитала по данному поводу. И мне после этой лекции опять стало как-то не по себе: расстался с таким нужным органом, даже не успев с ним хотя бы немного познакомиться… А ведь он столько лет верно служил мне, молчаливо помогал переваривать острое, солёное и жирное, молчаливо терпел, когда я огорчал его частым и обильным употреблением разнообразных оскорбляющих человеческое достоинство напитков. Например, спирта питьевого или медицинского, который с молодых лет приучился заглатывать не разбавляя, или самогона на кедровых орешках, который во времена дурацкого горбачёвского «полусухого» закона приспособился покупать по твёрдой цене у соседки — бывшей учительницы химии. Или… впрочем, не стану бередить душу ещё и этими воспоминаниями.
Короче, прощай, пузырь, спасибо тебе! И извини, если что было не так...
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Что мы ждем от медицины будущего.
Профилактика, гаджеты, технологии. - Водка, баня и чеснок.
Как лечились русские люди в эпоху Петра Великого. - Оружие массовой защиты.
Медицинская маска. - «После обеда приехал доктор...».
Рассказ Аркадия Аверченко «Медицина». - «А мне помогает».
Почему столько людей продолжают верить в гомеопатию. - Что из них вырастет.
О борьбе со сложными болезнями и силе духа . - Почему мы стали жить дольше — и почему это предел.
- Из 3D в 1D.
Что такое нанотехнологии и как они применяются в промышленности и медицине. - ВИЧ затихает в мире, но набирает обороты в России.
- Стресс от бабушки, супермышцы и запасные органы.
Что такое эпигенетика и как она работает.
