Павел Пепперштейн. Весна. М.: Ад Маргинем Пресс, 2010.
Зачинатель психоделического реализма предлагает нашему вниманию цикл новелл, несомненно, связанных одной темой. Как уже догадался читатель, это тема весны. Она трактуется у Пепперштейна в самых разных аспектах: культурологическом, мифологическом, мистическом, коммунистическом, экологическом и, конечно же, психиатрическом. Да, да, да. В конце концов, все мы помним жалобу Пушкина: «Весной я болен».
В тексте до такой степени насыщенном всевозможными концепциям, трудно не найти если не формулировку, описывающую творческий метод автора, то уж хотя бы попытку надуть добросовестного критика, всерьёз озабоченного её поисками.
«При чём тут душа, — искренне удивляются Настя и Нелли, юные писательницы-близняшки из новеллы «Яйцо», — это стилизация. Мы надеемся, качественная стилизация».
«Но зачем она, даже если она хороша? — вопрошает их собеседница, писательская вдова. — Каковы ваши намерения? Ваши цели?»
«Наши первоначальные намерения были бы ясны, если бы роман был закончен. Но намерения наши изменились — мы решили не заканчивать его», — отвечают девочки.
Переменчивая дзен-буддийская пустота — едва ли ни главный герой книги Пепперштейна. Именно её воплощают суровые сёстры Князевы, ревностно хранящие герметичность своих полых вагин. Её же символизирует потерянное зеркальце, которое у Пепперштейна само рассказывает о своих приключениях. Где, как ни в ней, изначальной пустоте, черпает свою бездонную мудрость «даос русского типа», неизвестно откуда появившийся в очереди за вином?
Разумеется, свято место пусто не бывает.
Игра со стилем тянет за собой реалии ушедших эпох, прежде всего советской. Героям Пепперштейна дороги не только сталинские высотки и урны в виде пингвинов на железнодорожной платформе «Переделкино». Они ностальгируют даже по бассейну «Москва», на месте которого ныне вновь выросла твердыня православия.
Россия новая и капиталистическая интересует Пепперштейна лишь как декорация для эскапад богемной молодёжи, которая способна потреблять только саморазрушение. Однако у нашего автора даже торчок в какой-то мере следует традициям — например, держит пост, воздерживаясь от тяжёлых наркотиков в Страстную неделю.
Погружаясь в глубины народной памяти, Пепперштейн норовит дойти до самых до основ, сиречь фольклорных архетипов. В его новеллах вовсю орудует безжалостный колобок. Из-под подтаявшего снега встают грозные безымянные языческие божества. Майские русалки, как и положено, увлекают новорусских жён в мутные воды весенних рек, не забыв, правда, предварительно толкнуть на путь классовой борьбы и заразить идеями New Age.
Действительно, у многих весна — время тяжёлое. Собственно, для них-то Пепперштейн и пишет. В одной из новелл страдающий депрессиями пациент становится свидетелем удивительной метаморфозы. На лице врача, выписывающего лекарство, он видит барельеф из индийского храма, подиум, где проходит показ мод, сотни экранов, транслирующими сражения, оргии и церемонии вручения премии «Оскар». Снадобье это, как уверяет доктор-мутант, вовсе не обязательно принимать внутрь.
Достаточно написать его название на рецепте.
И тут не поспоришь. Именно так оно и работает.
Критика:
Анна Наринская, «Коммерсант»:
Сказать про «Весну», хорошая это книга или плохая, никак не получится. Более того, это на удивление ни хорошая, ни плохая книга. Этот сборник рассказов являет собой пример идеального прямо-таки баланса между интересным и бессмысленным, умным и плоским, захватывающим и надоедливым. Там есть тексты важные, но они как-то заминаются, притупляются какими-то совсем уж никчёмностями, которые лишают конструкцию рельефа. В итоге пейзаж «Весны» напоминает ландшафт столь любимого автором Подмосковья: электричка везёт нас от Переделкина (где разворачивается действие рассказа «Яйцо» — первого полноценного текста в книге) до Николиной Горы (в завершающем сборник рассказе «Май» именно там происходят решающие события в жизни героини), мелькают заборы, строения и перелески, но глазу зацепиться за что-нибудь трудно.
В этом просматривается авторское высокомерие: что-то вроде — раз уж я написал, так им-то точно сгодится. Так что «Весна» — книга, требующая от нас не только умения читать, но и умения пропускать. Продолжив железнодорожную метафору, скажем, что заходить в эту электричку нужно на правильных станциях, и, перейдя наконец к комплиментам, оценим изящество маршрута.
Оксана Бек, «Книжное обозрение»:
Литературное хулиганство бывает разное — милое, гадкое, смешное, скучное. Пепперштейновское — завораживает. Если вы взялись читать «Весну», забудьте про понятие «формат» как таковое. Целее будете. С длинной великомудрой истории о красоте и сложности мира и страстях человеческих писатель преспокойно перескакивает на постмодернистскую байку, с неё — на притчу-малютку такого содержания, что… ну вот если бы в результате незапланированного искривления пространственно-временного континуума в какой-нибудь зловещей лаборатории сплавились воедино Даниил Хармс и вытянутый одновременно из будущего и воннегутовской головы Килгор Траут, а получившееся существо, не ропща на судьбу, поизучало бы немного восточные философии и продолжило литературные занятия, то писало бы оно, как Павел Пепперштейн.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Смертельная жажда жизни.
«Нежность к мертвым», дебютный роман Ильи Данишевского, изданный «Опустошителем», предъявляет едва ли не самого странного автора, пишущего сегодня по-русски. - Разомкнуть характеристики человека.
- Эраст Фандорин русской критики.
Александр Чанцев: когда рыбы встречают птиц. - Впереди вечность.
В воскресенье, 25 октября в возрасте 83-х лет после продолжительной болезни скончался в больнице писатель Юрий Витальевич Мамлеев. - Нина Садур: нервная система бравых пьес.
- Алексей А. Шепелёв: О новом романе "Москва-bad" и будущем литературы.
- «Наше вам с кисточкой».
- Как найти и не потерять своё счастье.
Рецепты от Светланы Храмовой. - Мой неправильный ты.
Фрагмент из романа. - На золотых дождях.
Отрывок из новой книги.
