Пушкин — великий поэт. Это правда.
Пушкин — поэт сложный и малопонятный. Это тоже правда.
Пушкин — поэт с очень устарелым, даже для позапрошлого века, мировоззрением.
Он мастер формы, игривый атеист, аристократ, монархист, государственник, империалист, но при этом европеец и западник. Совершенно чужд моральным проповедям, поучению, поиску правды, она же справедливость. Меж тем великая русская литература XIX века — ровно наоборот по всем пунктам: пренебрежение формой, богоискательство, народолюбие, демократизм, анархизм, сочувствие угнетённым нациям, но при этом самобытность и почвенничество. А также неистребимый дух правдолюбия и назидания.
То есть Пушкин — писатель скорее XVIII века. И это тоже правда.
Возведение Пушкина на постамент главного русского писателя (и установка ему памятника в Москве в 1880 году) было актом прежде всего политическим. Что уж говорить о пушкинском юбилее 1937 года. Если в XIX веке это было дело скорее общественное, хоть и под покровительством царя, то в ХХ веке это уже было целиком государственное мероприятие. И это тоже правда, как ни крути.
Итак, есть Пушкин. Сцепление текстов, фактов, загадок.
А есть памятник Пушкину. Бронзовый и прекрасный.
Это разные сущности. Их не надо путать.
«Наше всё», столп нации — это памятник Пушкину.
Ещё один такой столп — День Победы.
Вот передо мной старое письмо. Советский офицер пишет из далёкой воинской части, где он служит. Пишет своей маме в родной город.
Он спрашивает о делах и здоровье, благодарит за присланные книги, передаёт приветы родственникам, рассказывает о своей жизни. Недавно к нему приехала молодая жена. Они устраиваются на новом месте. В выходные дни гуляют в лесу, жаль только, хорошая погода ещё не установилась. Вечерами ходят в кино или в гости к сослуживцам.
Обыкновенное письмо. Только дата необычная. 9 мая 1955 года.
Не просто День Победы, а её десятилетие. Первый юбилей.
Но об этом в письме ни слова.
А ведь пишет не просто военный. Он коммунист и участник войны. Письмо подробное, и если бы в Доме офицеров намечалось какое-то торжество (собрание или вечеринка) или если бы вечером собирались отметить этот день среди товарищей — в письме бы нашлось место для пары строк по такому поводу. Более того. Выводя своей рукой дату: 9 мая 1955 года, он, наверное, ничего не вспомнил. И не написал что-то вроде «поздравляю тебя с Днём Победы».
Оно и понятно. Праздник Победы был учреждён в 1965 году. К её двадцатилетию.
Хотя в перекидных и отрывных календарях значилось: 9 мая — день победы Советского Союза в Великой Отечественной войне. Наряду с такими историческими датами, как день Парижской коммуны (18 марта) и день взятия Бастилии (14 июля). День рождения и день смерти В.И. Ленина тоже обозначались в календаре, но страна не предавалась ликованию и не погружалась в траур.
Вот, собственно, и все дела. Победили, и слава великому советскому народу. Давайте дальше строить коммунизм. Кстати, в программе КПСС, принятой на XXII съезде партии в 1961 году, в знаменитой программе, где «нынешнее поколение будет жить при коммунизме», — в этом патриотичнейшем документе о войне и победе говорится буквально два раза. А именно. В II главе: «Особенно суровой проверке подвергся советский строй в годы Великой Отечественной войны — самой тяжёлой из всех войн, какие когда-либо знала история. Победа советского народа в этой войне подтвердила, что в мире нет сил, которые могли бы остановить поступательное развитие социалистического общества». И в III главе: «Разгром германского фашизма и японского милитаризма во Второй мировой войне при решающей роли Советского Союза создал благоприятные условия для свержения власти капиталистов и помещиков народами ряда стран Европы и Азии». И ещё упоминание вскользь о том, что в ходе Второй мировой войны развернулся второй этап общего кризиса капитализма.
Но начиная с брежневских времён — всё наоборот. Война и Победа занимают всё большее и большее место в общественном сознании и государственной идеологии, причём независимо от особенностей режима и даже при полной его смене. В кратком новогоднем обращении президента Медведева говорится, что 2010 год — это год 65-летия Победы. То есть этот некруглый юбилей становится едва ли не единственной сущностной характеристикой наступившего года.
Почему так не скоро стали отмечать День Победы?
Полагаю, тут две главные причины. Идеологическая и социально-технологическая.
Во-первых, вся энергия хрущёвских (послевоенных и послесталинских) лет была направлена вперёд, в светлое завтра, на построение нового общества. Ибо Великая Победа не принесла народу великого облегчения по сравнению с предвоенными и военными годами; расковыривать свежие раны никто не хотел. Самым реальным способом залечить эти раны было не обращать на них внимания, постараться всё перевести в безлично-историческую проекцию («победа во Второй мировой войне как фактор упрочения мировой системы социализма»).
Вторая, социально-технологическая причина не менее веская. Почему не отмечали десятилетие Победы? Потому что в 1955 году ещё были ограничены в правах бывшие пленные. Некоторые из них досиживали свои сроки, в том числе и советские бойцы антифашистского сопротивления в Европе. Ещё не были приняты постановления о возвращении выселенных народов. Указ об амнистии гражданам, обвинённым в пособничестве оккупантам, вышел только 17 сентября 1955 года. И уж совсем бессмысленным был бы статус «ветеран/участник войны», дающий право на какие-то льготы. Практически всё мужское и значительная часть женского населения были ветеранами или участниками войны, поэтому в 50-е годы речь шла бы не о наделении льготами, а, наоборот, о дискриминации сравнительно небольшой части неветеранов и неучастников. Более того. Сами по себе гимнастёрка и орденские колодки ни о чём не говорили. Среди участников войны нередки были суровые, до драки, разбирательства: кто в окопе мёрз, а кто в штабе грелся. Кто воевал, а кто доносы писал. Кто в атаку ходил, а кто генеральским шлюхам трусы стирал. Ну и среди женщин то же самое: кто раненых с поля боя таскал, а кто с командиром любился. «Разные у нас с тобой войны, милочка!», «Ты? Воевал? Да ты на складе крупу воровал!» — я в свои 10—15 лет слышал такие ссоры своими ушами.
Празднование десятилетия Победы не сплотило бы народ, а раскололо бы его. И власть, судя по всему, прекрасно это понимала.
Тогда второй вопрос. Почему в таком случае День Победы вообще стали отмечать? И почему именно с 1965 года?
Потому что со строительством коммунизма ничего не получилось. Крах футуристического проекта был обозначен «октябрьским переворотом» — отстранением Хрущёва в 1964 году. Нужна была новая точка идентичности.
Свято место пусто не бывает. Его тут же попытались занять русские националисты. Брежнев и его группа были против — как по аппаратным причинам, так и, представьте себе, по идейным соображениям. Эта борьба подробно описана в книге Николая Митрохина «Русская партия» (М., 2003). Победа над нацизмом была наилучшей основой обновлённой советской идентичности. Это была победа великого государства и героического советского (sic!) народа, победа прогресса над мракобесием, гуманизма над зверством, свободы над рабством, победа светлой интернациональной идеи над тёмными расовыми мифами. Короче говоря, победа цивилизации над варварством, как говорилось в приказах министра обороны СССР.
Кроме того, к 1965-му и к следующим годам в трудовой возраст вошло довольно многочисленное послевоенное поколение. В активную социальную жизнь вошла молодёжь, не видевшая войны и поэтому готовая внимать рассказам о ней, не задавая неудобных вопросов, которые иногда приходят в голову непосредственным участникам событий. Однако люди старшего, то есть военного, поколения занимали практически все руководящие посты. Особенно в среднем и низовом управленческом звене. Они-то и стали ветеранами войны, получавшими почёт и льготы. Естественно, они были благодарны той политической силе, которая давала им особый статус. Таким образом, учреждённый Брежневым политико-социальный класс «ветераны войны» стал главной опорой его политики.
Разумеется, многие ветераны (не приближённые даже к самым нижним этажам власти) жили (и по сей день живут) в ужасных бытовых условиях, однако моральный статус остаётся для них ценнее материальных благ. Важно также, что позитивное обособление ветеранов войны, выделение их в особый «морально привилегированный класс» положило конец внутренним раздорам среди них. Вопросы, которые задавались в 1950-е («А ты был на передовой?»), исчезли. Тем более что с каждым годом среди ветеранов всё меньше и меньше тех, кто знал окопы и атаки, и всё больше косвенных участников, скорее жертв войны (например, малолетних узников). Практически все ветераны согласны с официальной версией войны и Победы. Писателей вроде Виктора Астафьева и Василя Быкова ветераны в своей массе как минимум не одобряют, а официальные ветеранские организации считают едва ли не предателями. Серьёзный разговор о тяготах войны часто воспринимается как покушение на святыню.
Согласно брежневской доктрине Победа является главным событием отечественной истории.
Война стала рассматриваться как Победа, а Победа — как День Победы. Как великий праздник нации. Акт веры в себя, в народ, в страну, в её прошлое и будущее.
Это воззрение нашло широкое понимание в народе и, как мы видим, перешагнуло через весьма высокие политические пороги, в том числе и через радикальную смену идеологии, политики, экономики. Оно и понятно — ось идентичности.
Но всё это не с неба упало.
Сначала было политическое решение. Потом — работа чиновников и интеллектуалов. Надо было расставить нужных людей по нужным местам, надо было переписать учебники, написать книги, снять фильмы, поставить спектакли, нарисовать картины и плакаты. Всё это — показать, распространить, развесить, написать рецензии. Создать целый массив популярной литературы, генеральских мемуаров прежде всего. Составить школьные учебники и программы. Подготовить учителей.
А потом, лет через пять, а то и десять напряжённой работы, воскликнуть: «Война и Победа — навечно в памяти народной!»
Совершенно верно. Потому что память народная создаётся сверху, общими прилежными усилиями чиновников, интеллектуалов, учителей. Именно эти люди и есть реальный механизм народной памяти. Агитпроп, другими словами. Наследие Античности и Средних веков: царь — певец — учитель.
Может быть, горизонтальные связи интернета разрушат или существенно переформатируют эту вековечную пирамиду. Но это будет завтра.
А сегодня агитпроп снова нужен, чтобы включить совсем свежее прошлое в рамки национального самосознания. Потому что вытеснять позапрошлое десятилетие в тёмные области бессознательного — опасно, да и просто ни к чему.
Но об этом — в следующей колонке.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
