В Петербурге финишировал фестиваль «От авангарда до наших дней», год из года радующий публику произведениями современной музыки. В этом году он открылся с очень громкой премьеры. На сцене театра оперы и балета санкт-петербургской консерватории поставили оперу Александра Мосолова, товарища Шостаковича, одного из самых талантливых из плеяды первых советских композиторов. Опера трудной судьбы, она должна была прославить советскую власть, а в итоге совершенно неожиданно предрекла, каким оно будет - это светлое будущее...
В эту среду в консерватории давали «Плотину». Когда я первый раз услышал, что дают, у меня в голове возник образ какой-то античной статуи, без рук-без головы, всё как положено, и почему-то слегка припудренной питерским снежком. А вот нет! Плотина оказалась самая что ни на есть натуральная, эпохи великих строек Октября, сестра Днепрогэса, можно сказать, зачатого в 1927 году. Ну, то есть, это была опера, заказанная в 1929 году гуру советского музыкального конструктивизма Александру Мосолову. Мосолов к тому времени уже прославился своей урбанистической музыкой вполне в революционном духе строительства нового пролетарского мира: «Четыре газетных объявления» (вокальные пьесы на слова газеты «Известия»), балет «Сталь», фрагмент из которого «Завод. Музыка машин» поразил народ своими звукоподражательными эффектами симфонического оркестра, имитировавшего разные станки и механизмы заводского быта. Так что – выбор композитора, призванного сочинить ещё один шедевр соцарта в поддержку Великой стройки века был вполне закономерен. Композитор успешно и в достаточно сжатые сроки написал клавир, в театре прошло два общественных прослушивания. После которых опера была снята с постановки... Панегирик славным деяниям нового строя как-то не получался. Последние две картины так и остались не оркестрованы.
Дальше судьба композитора складывалась ещё более грустно. В 1937 году его репрессировали и осудили на 8 лет. Культурная общественность заступилась, после ходатайства Мясковского Мосолова освободили, но... Музыка, которую он стал писать теперь, изменилась до неузнаваемости. Он больше не был автором буйных эпатажей и смелых экспериментов. Его музыка стала традиционной, обычной, порой даже откровенно стилизованной. Пионер авангарда был сломлен! А опера так и осталась незаконченной пылиться в архивах...
... пока спустя восемьдесят лет, тоже в рекордные сроки, за её постановку не взялись педагоги и студенты Санкт-Петербургской консерватории. Студенческий театр оперы и балета всё-таки воспринимается больше как учебная площадка. Наверно, поэтому большой зал консерватории не входит в число главных музыкальных сцен города. Но то, что творилось в этот день в зале, было весьма неординарно.
По сюжету – всё просто... У меня в голове сразу возникли ассоциации с «Прощанием с Матёрой» Валентина Распутина... ну, кстати, и не только с ней... Итак, 1926 год, по плану Государственный комиссии по электрификации решено построить плотину. Близлежащие деревни окажутся под водой, жителей отправят на новое местожительство. Строители: рабочие, инженеры, секретари местных комитетов – оказываются на одной стороне плотины, простые деревенские жители: крестьяне, кликуши, рыбаки да кулаки – короче, неграмотное население, пугающееся бесовских лампочек, и живущее по заветам праотцов – на другой. Не обходится, конечно, без любовного треугольника – ну, тут ничего необычного, каждое второе оперное либретто сдобрено этой геометрической фигурой... Всю оперу строители строят, а крестьяне «митингуют» и посылают делегации протеста. Пока неудачно спроектированную плотину не прорывает, и она не обрушивается на обе враждующие стороны.
Решено всё это с таким синкретичным размахом, с декламациями и зачитыванием документов под музыку, с народным пением и баянами в симфоническом оркестре, с замечательной хореографией (подчёркивающей приход новой эры людей-машин) и виртуозной шумовой фонограммой, которая включалась поверх живой музыки – со всякими взрывами и механическим скрежетом. Колючая, урбанистическая музыка, с обилием ударных, каких-то отсылок к популярным мотивам того времени (матросскому «Яблочку», например), схематичность и даже, я бы сказал, плакатность постановки, неожиданный и яркий балет, который только усиливал общее впечатление от низведения людей до винтиков огромной бездушной машины нового строя – преобразили этот спектакль из собственно музыкального события в какой-то манифест «Так жить нельзя!», или «Ребята, вы давно смотрели на себя в зеркало?» Я думаю, у каждого в зале были собственные выводы... Но о том, что композитор и постановщики ни в коем разе не собираются ублажать почтенную публику красивостями и музыкальностями, а хотят, воспользовавшись магией музыки, ткнуть каждого в очередную болевую точку наших дней – догадались все.
Для меня лично этот спектакль стал гимном отчуждения, отравляющим сейчас всё вокруг. Я про то, что не принято смотреть друг другу в глаза, про то, что мы стесняемся оказать услугу случайному прохожему на улице. Закрываем свои сердца даже от самых близких. Потому что на самом деле в наших сердцах ничего, кроме страха, нету. В общем, финальный отрезок оперы (куда Евгений Петров, дооркестровывавший партитуру, добавил вставку из симфонической сюиты «Завод» Мосолова) я слушал в каком-то ступоре. Удары по наковальням из фонограммы и вакханалия барабанов в оркестре – и мои нервы сдали, я просто отключился.
Трудно судить о художественных достоинствах услышанного-увиденного. Очень много друзей было по ту сторону сцены – конечно, я был заинтересованный, субъективный слушатель. Но то, что эта постановка здорово зацепила меня – это точно.
После премьеры на мои вопросы ответил Игорь Воробьёв, директор фестиваля «От авангарда, до наших дней», композитор, музыковед, специалист по Русскому авангарду.
— Итак, опера никогда не была поставлена до сегодняшнего дня?— Она была заказана ЛГАТОБом (Ленинградским академический государственным театром оперы и балета, так назывался Мариинский театр в то время). Театр начал ставить оперу. И после первых общественных просмотров её сняли.
— Мосолов так и оставил оркестровку незаконченной?
— Да, так и оставил. А какой смысл её заканчивать?.. Сегодняшнюю оркестровку делал петербургский композитор – Евгений Петров. Редакция текста была сделана Игорем Рогалёвым. Основная сюжетная канва, последовательность картин осталась такая же, как у Мосолова. Было сделано большое количество купюр, чтобы придать сюжету динамичность. Акценты в финале поменяли – в оригинале опера заканчивается не катастрофой, а тем, что строительство снова возобновлено. Последняя сцена выглядела там так: в начале ремарка «Площадь перед сельсоветом. На здании убогие плакаты, на которых написано «Электрификация+советская власть это коммунизм». Все бедно и грустно». Очень странное окончание, согласитесь... Чтобы такое написать в ремарке советской оперы!
Нынешняя редакция заканчивается катастрофой, в самом конце в финал были вплетены фрагменты из музыки для машин «Завод» — процитировано одно из самых известных произведений композитора.
— Вы довольны исполнителями? Тяжело ли было справиться с постановкой чисто в техническом плане, ведь она изобиловала всякими ноу-хау?
— На самом деле, здесь не было каких-то революционных задач, хотя для этого театра это была действительно революционная постановка. Потому что в театре консерватории люди просто из кожи вон лезут, чтобы добиться чего-то удобоваримого, с оборудованием, которое устарело ещё в 70-е годы.
— Вы не шутите?
— Не шучу. С пульта режиссёры не слышат, что происходит на сцене. Не хватает микрофонов вообще, нет подвесных микрофонов хорошего качества. Всё на голом энтузиазме и на очень высоком, кстати сказать, профессионализме. Медиа-центр консерватории помог – для того, чтобы сделать все эффекты взрывов и вообще все шумовые эффекты, которые сопровождают оперу, была выписана специальная шумовая партитура. В рамки оркестра были введены нехарактерные инструменты. Синтезатор, бас-гитара, баян. Кстати, баяны активно использовались в составе симфонических оркестров в 20-е—30-е годы. Это было как раз веяние тех лет. Прокофьев использует оркестр баянов в кантате «20-летие Октября». Соединение народного пения и академического – тоже весьма характерно для того времени, оно сейчас вдруг зазвучало довольно свежо. Эти включения создали атмосферу эстетики 20-х – нарочито плакатного искусства.
— Насколько сюжет оперы, темы, которые она затрагивает, созвучны нашему времени?
— Ещё как созвучны! Конфликт власти и народа, который когда-то был показан Мусоргским, перекочевал уже в 20 век. И обрёл другие свойства, другое качество. Но – это тот же конфликт. Это «неслышание» различных социальных слоёв друг друга. Разобщенность внутри – между индивидуумами, разобщённость различных социальных слоёв, и, наконец, разобщённость на уровне общества в целом.
У Мосолова (также как и у Платонова в его провидческих книгах) в этой опере возник такой эффект предостережения. Сами того не ведая, они показали то, к чему приведут революционные начинания. Платонов не собирался писать никаких антиутопий ни в «Чевенгуре», ни в «Котловане», он просто писал прозу, сталкивал людей разных эпох, и сюжет сам выводил его на подобные обобщения. У Мосолова то же самое. В опере было очень хорошо показано, что это живые люди, а совсем не схемы. И их конфликт приводит к такому удручающему финалу. Обыденная жизнь преломляется во вселенскую катастрофу.
Ещё одна важная причина – зачем нужно было воссоздавать из небытия это сочинение. Сейчас не секрет ни для кого, что опера переживает в наши дни кризис. Может быть, художники перестали ощущать своё время. Стали писать иносказательно-метафорически о чём-то туманном непонятном. А Мосолов пишет о своём времени. Мы видим на сцене людей «из сегодня». И поэтому начинаем относиться к опере не как к некоему повествованию на языке символов и тому подобное, а просто смотрим на себя со стороны...
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- МАМТ снял ролик о закулисье оперы.
- Марика Мачитидзе. Сила голоса.
Как роскошное пение, перья и немного латекса привлекли к опере интерес миллионов. - Девушка по имени Рождество.
История Лины Кавальери, самой известной оперной певицы конца 19 века. - «Семирамида» – одно из чудес света.
- Новосибирская Тангейзериана.
- «В натуре безупречный».
«Титий безупречный» А.Маноцкова в Камерном театре им. Б.Покровского, реж. В.Мирзоев, дир. А.Кашаев . - При участии солдат и мирного населения.
Европейское в параллель с национальным: две оперные премьеры в Мадриде. «Театро Реаль» и «Театр Сарсуэлы». - Слово о любви Игоревой.
Самая громкая оперная премьера сезона в Большом театре продемонстрировала торжество мультикультурности. - На грани безумия.
Как её ни называй, а Суми Чо - певица выдающаяся. - Альбина Шагимуратова: «Я еще буду петь в Лирик-опере».
Интервью с надеждой на продолжение.
