Что сделал в кинематографе Михалков, а что Матизен? А голоса весят одинаково. Хуже того, два Матизена автоматически победят (в ходе прямого и честного демократического голосования) одного Михалкова. А откуда взяться второму Михалкову?
Передача «Гордон Кихот», посвящённая новому витку запутанной истории с расколом в Союзе кинематографистов, проходит вроде бы не по моей епархии, и встревать в этот спор напрямую я не намерен.
Тем более что обе стороны ведут себя, на мой взгляд, с одинаково неприглядной виктимностью — и выраженное одним из участников дискуссии желание «залепить в лоб» возникает прежде всего у зрителя.
Хочется залепить в лоб и тем и другим (причём и тем и другим сугубо по делу). Так, Н.С. Михалков в эфире у Гордона позволил себе непристойно пошутить по поводу одной тележурналистки, выступающей (в том числе) и под творческим псевдонимом Ольга Б.
Нехорошо, конечно. Плохо. Грязно. Пошло. Но ведь и другие аргументы участников спора столь же завиральны, чтобы не сказать смехотворны.
Творческие союзы (кинематографистов в том числе) устарели не просто потому, что устарели; в каждом из них и в их совокупности доведена до вопиющего абсурда основополагающая идея демократии: один человек — один голос.
Возвращаясь к нашим баранам, голос Никиты Михалкова весит ровно столько же, сколько голос Виктора Матизена. Ну или сколько весил голос Матизена, пока того не исключили из союза.
Что сделал в кинематографе Михалков, а что Матизен?
А голоса весят одинаково.
Хуже того, два Матизена автоматически победят (в ходе прямого и честного демократического голосования) одного Михалкова.
А откуда взяться второму Михалкову?
Неоткуда.
Так что же, Михалков проиграет двум Матизенам?
Нет, конечно же!
Он соберёт десять собственных Матизенов (кого по службе, кого по дружбе, кого обещанием, кого обаянием) и победит двух изначальных Матизенов.
Пока за дело не возьмётся какой-нибудь рассорившийся с Михалковым деятель киноискусства — Полумихалков или Четвертьмихалков. И он соберёт под свои знамёна двадцать Матизенов.
А Михалков в ответ — двести.
Что, собственно говоря, мы с вами и наблюдаем, причём по экспоненте, последние полтора года.
В настоящее время определённая часть Полу- и Четвертьмихалковых (заведомое меньшинство), опираясь на часть Матизенов, решила выйти из Союза кинематографистов и учредить новый, отдельный, демократический союз.
Новый, отдельный, а главное, демократический! Казалось бы, исполать! Но только казалось бы.
Потому что (от финансово-имущественной стороны вопроса давайте абстрагируемся; не наше с вами это дело) в новом, но демократическом союзе всё самым драматическим (но и комическим) образом повторится: двое Матизенов будут по-прежнему сильнее одного Четвертьмихалкова и даже Полумихалкова, и никому из Полумихалковых это не понравится.
Какой-нибудь Полумихалков окружит себя Матизенами. Он усадит их за телефон. Он велит ходячим Матизенам объехать лежачих Матизенов и собрать у них прокси (записки, предоставляющие право голосовать по доверенности). В обмен на прокси ходячие Матизены посулят лежачим Матизенам от имени Полумихалкова немыслимые блага уже в обозримом будущем.
Меж тем какой-нибудь другой Полумихалков, скорее рано, чем поздно рассобачившись с первым, поведёт себя точно так же. И объявит себя Полумихалковым Единственным. И постарается не пустить своих Матизенов на чужое собрание. И не пригласить чужих Матизенов на своё собрание. И пошлёт Ольгу Б. (не исключено, ту же самую) в зал заседания контролировать весь процесс. И в ответ первый Полумихалков позволит себе двусмысленно пройтись в её адрес.
А потом они будут судиться — один Полумихалков с другим. И тот, что проиграет тяжбу во всех инстанциях, уведёт десяток-другой Матизенов и пару-тройку Четвертьмихалковых (и одну из Ольг — не Б., так В. или Г.) строить уже третий по счёту истинно демократический союз…
Почему такого не происходило в творческих союзах при советской власти, понятно: КПСС не давала (хотя союзы писателей начали дробиться уже где-то в 1988 году).
Почему такое происходит и будет происходить сейчас, тоже понятно. Называется эта штука не демократией, а распадом.
Демократия и в политике-то дело достаточно противное, а в литературе и искусстве она просто-напросто невозможна. Потому что принцип «один человек — один голос» здесь не срабатывает.
Михалков versus Матизен.
Да и стенка на стенку не получается. Одна стенка всегда оказывается хотя бы на пядь короче другой. А бог демократии на стороне больших батальонов.
В творческих союзах советского времени, о которых, кстати, в передаче у Гордона с ностальгией вспоминал Юрий Норштейн, при всём тогдашнем идеологическом зажиме, политической и этической цензуре и вообще при диктатуре КПСС, была стихийно выработана довольно жизнеспособная форма демократии:
охлократия + меритократия + внешний контроль.
Вопрос, может ли такая система функционировать в отсутствие внешнего контроля. Ответ: скорее всего, не может.
Власть в творческих союзах имели общее собрание; правление, выбранное на общем собрании; секретариат, выбранный или сформированный (бывало по-разному) из числа членов правления; рабочий секретариат во главе с первым секретарём, персонально назначаемый партийной инстанцией соответствующего уровня.
На нижнем — охлократическом — уровне условный Михалков и впрямь был равен условному Матизену, и здесь, кстати, широко применялись манипулятивные технологии, отчасти описанные выше.
Тем не менее при свободном и тайном голосовании и в условиях достаточно широкой дисперсии самих голосов проходили в правление всё-таки в основном люди заслуженные и известные.
Точнее, или заслуженные, то есть добившиеся реальных творческих успехов, или, как минимум, известные не с самой худшей стороны в плане организационной деятельности; то есть как Михалковы, так и Матизены в той или иной пропорции.
Предвыборная борьба (жаркая, а порой и довольно грязная) велась не за то, чтобы не допустить в правление Михалковых или Матизенов, а за сдвиг этого соотношения в ту или иную сторону. Соответственно, в разные годы избирали то сравнительно более, то сравнительно менее удачное, однако в принципе однотипное правление.
Оно вместе со сформированным из числа членов правления секретариатом (для простоты изложения обойдёмся без анализа принципа формирования комиссий, включая важнейшие из них — приёмную и ревизионную) становилось таким образом меритократическим уровнем власти.
Охлократия, напомню, это власть толпы, а меритократия — власть достойных.
Рабочих же (или освобождённых) секретарей, обладавших реальной властью (пусть и с оглядкой на коллегиальное мнение меритократии), назначал ЦК КПСС, а на региональном уровне обком, но только из числа членов правления; таким образом, имелась сугубо охлократическая возможность отсеять наиболее ненавистную кандидатуру первого секретаря, просто-напросто не выбрав его в правление (или, в других случаях, делегатом на съезд), — и возможностью этой, как правило, не пренебрегали.
Принцип «один человек — один голос» при таком раскладе не то чтобы элиминировался, но существенным образом корректировался. Система со скрипом, но работала.
Сегодня деятели искусств и рядовые члены творческих союзов не то чтобы брошены на произвол судьбы, но в значительной мере предоставлены самим себе. Власть не назначает первых секретарей! Но и меритократия по целому ряду причин пробуксовывает.
Во-первых, в силу своего геронтократического оттенка: заслуги сплошь и рядом оборачиваются былыми заслугами, сегодняшние творческие результаты, мягко говоря, не радуют, а то и вовсе вызывают всеобщее отвращение и отторжение — и за примерами тут далеко ходить не приходится.
Во-вторых, меритократия, поверяемая рублём (тиражами, сборами в прокате, величиной гонорара), это всё-таки не меритократия, а власть чистогана. А меритократия, не выдерживающая поверки рублём, — тем более.
В-третьих, повар, как известно, голоден не бывает: в условиях, когда пряников не хватает на всех, вопрос об их (не)справедливой раздаче приобретает иррациональную остроту.
Остаётся охлократия.
Голос Михалкова, равный голосу Матизена.
Михалков так жить не хочет и не может. Он набирает полки собственных Матизенов. Он строит из них свою, сугубо охлократическую, вертикаль власти. Часть Полумихалковых и Четвертьмихалковых так жить тоже не могут. Они берут своих Матизенов и уходят поговорить о демократии.
Уходят в пустыню.
Что из всего этого получится, по-моему, ясно без лишних слов. Получится, как в весеннем кинопрокате, когда из Kick Ass откуда ни возьмись нарисовался «Пипец».
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Убийство и психоделика.
11 крутых фильмов от датского кинорежиссёра Николаса Виндинга Рефна. - «Джокер»: без любви человек впадает в безумие.
«За всю свою жизнь я не чувствовал себя счастливым ни единого дня», — говорит Артур Флек и вскоре перевоплощается в сумасшедшего Джокера. И в этом главное послание фильма. - Обратная сторона славы Вероники Лейк.
Что скрывалось за фасадом благополучия ярчайшей звезды Голливуда. - Сладкая жизнь, или все гениальное просто .
15 величайших фильмов, получивших «Золотую пальмовую ветвь». - Культовое кино.
Подборка фильмов с невероятным сюжетом. - Ограничение сознания влияет на вашу свободу.
Подборка культовых фильмов, после которых вы начнете жить иначе. - Подкинуть дров для осенней хандры.
Самые пронзительные фильмы. - Мэрилин Монро и ее английский роман.
Семь дней и ночей с Мэрилин: есть ли в этой истории правда? - Психология на грани.
Подборка фильмов с неожиданным концом . - «Обыкновенное чудо» Марка Захарова.
Чудо в ленте происходит почти случайно, намекая зрителю, что настоящему обыкновенному чуду волшебные атрибуты не нужны.
