Фуко кого-то любил? Да, пишет Эрибон, вот, например, Дефера. А кто это? Отчего такая страсть, о которой говорил сам Фуко? У них всё было гладко? Он ревновал? А его?
Жанр биографии, при всё кажущейся простоте задачи — рассказать о жизни человека, о нем самом, его печалях, болях и радостях, о том, что успел и что не успел сделать, — всегда история про отбор.
Этакий литературный дарвинизм — для рассказа отбирается соответствующий некоторому стандарту персонаж. Пишут же не о всех, но только о «деятелях», «великих», «значимых» и пр. И в самой биографии отбирают только то, что этому отбору соответствует и к этому отбору приводит.
Может быть, даже наоборот: отбор фактов биографии, достойных, с точки зрения биографа, освещения, и создает великого персонажа человеческой истории. Поскольку биографии редко пишутся о живущих, то биография и создает человека, от которого уже ничего, кроме тех или иных свидетельств (фактов, записей, текстов), не осталось.
Собственно, в любой биографии и примечательно то, что биограф счел нужным сказать о своем персонаже, а о чем — по воле или необходимости — умолчал.
Живой мрак рассеивается в свете смерти
Что оставляет Дидье Эрибон от Фуко?
Прежде чем приступить к рассказу о Фуко, автор формулирует правило, которого собирается придерживаться: «Я решил излагать факты [касающиеся гомосексуальности Фуко], какими бы они ни были, когда они необходимы для понимания тех или иных событий, того или иного аспекта карьеры Фуко, его творчества, мысли, жизни и смерти. И обойти молчанием то, что относится к запретной территории, существующей в жизни каждого человека… Пусть те, кто готов напасть на меня за эти «откровения», знают, что они основаны на цитатах и часто являются всего лишь пересказом слов Фуко».
И автор честно старается следовать этим принципам. Во-первых, карьера, во-вторых, философия, в-третьих, всё остальное: ровно настолько, насколько об этом говорил сам Фуко.
Родился мальчик Поль Мишель Фуко. Где-то учился, к чему-то стремился и достиг чего-то такого, что и сделало его Мишелем Фуко с большой, так сказать, буквы. Как великого французского философа, профессора, деятеля культуры.
Вот это Эрибона и интересует прежде всего. Он закапывается — и читатель вместе с ним — в ворох старых ведомостей, ученических сочинений, должностных записок, черновиков университетских отчетов, протоколов заседаний по присуждению ученой степени.
Он подробно, хоть и суховато, описывает всех тех, с кем сталкивался Фуко по университетски-академической надобности: одноклассников, однокурсников, коллег, учителей, а также друзей одноклассников, однокурсников, коллег и учителей…
И — поскольку сами университет и академия как институции диктуют свои правила жизни — недоброжелателей, помощников, патронов. Бюрократическая история дополняется автором изложением ключевых моментов эволюции философии Фуко и — следует отдать должное его мастерству историка — (иногда) обширными цитатами из неопубликованных (на момент выхода книги в 1989 году) черновиков Фуко.
Кроме того, Эрибон рассказывает и о том, чем занимался Фуко как общественный деятель (кажется, с некоторой неохотой — ведь это отрывало философа от академии и философии).
Фуко в футляре
Прочитав «Мишеля Фуко», читатель, ни разу в жизни не бравший в руки книг Мишеля Фуко, сможет составить едва ли не исчерпывающее, хоть и не очень сбалансированное, представление о нем как подопечном (половина книги) и функционере (другая половина книги) образовательной системы Франции.
Читатель даже сможет узнать о его философских «достижениях». Эрибон коротко расскажет о любви Фуко к музыке, своему красному «ягуару», командировках в Швецию, Польшу и Тунис, его участии в правозащитном движении.
Читатель даже узнает о том, что Фуко был гомосексуалистом, тяжко переживал это в годы юности, но потом как-то пережил, время от времени создавал тем самым себе некоторые проблемы (история с Польшей), однако любил Даниэля Дефера, а будучи в Америке, радовался жизни и раздавал интервью гейским журналам, в старости вообще намереваясь переехать в Сан-Франциско, в «калифорнийский рай», а умер от «чумы ХХ века».
И после того как вы закроете последнюю страницу, вы поймете, что узнали о жизни и мысли Фуко, собственно, немного. Кроме ведомостей, фактов и раскопанных Эрибоном черновиков. Вы познакомитесь с фактами не жизни, но — биографии.
Даже история мысли Фуко, тем более значимая, коль скоро Фуко философ (ну как Александр Македонский полководец), теряется у Эрибона за университетскими интригами и жизнеописаниями однокурсников и коллег.
А чем жил Фуко? У него, об этом пишет Эрибон, были сложные отношения к семье и отцу. Какие именно? Фуко кого-то любил? Да, пишет Эрибон, вот, например, Дефера. А кто это? Отчего такая страсть, о которой говорил сам Фуко? У них всё было гладко? Он ревновал? А его? Что, в сущности, относится к «запретной территории, существующей в жизни каждого человека»? А в смерти?
Один из немногих моментов в книге, когда Эрибон пишет и о своем участии в жизни Фуко, посвящен опубликованной после смерти Фуко статье неназванного, но известного автору журналиста Liberation, которая «защищала» Фуко от «ядовитых слухов о его гомосексуальности».
«Бестактно», — пишет Эрибон. Однако дозированный и «сбалансированный» рассказ о личной жизни Фуко по большому счету от этой «бестактности» отличается немногим. Может быть, именно потому, что биограф решил быть «деликатным» описателем карьеры, написанная им биография и вышла такой сухой и, признаемся честно, просто скучной.
Читать @chaskor |