Представим себе на минуточку, что в 1930-е годы в России вдруг произошла реставрация. Восстановление монархии Романовых. Нетрудно вообразить, что говорилось бы в печати и по радио про предшествующее десятилетие, то есть про 1920-е годы.
Эти годы называли бы окаянными, по слову Бунина. Проклятыми, позорными, смертоносными. Унизившими Россию, истребившими её народ. Самое исторически взвешенное и нейтральное наименование было бы — лихие двадцатые.
Но, как известно, никакой реставрации в 1930-е годы не было.
Советский режим рос и развивался. Поэтому двадцатые годы воспринимались как важнейший период в истории страны. Более того. Считалось, что это была эпоха, исполненная суровой романтики, подвига, энтузиазма. Славные, хотя и трудные годы.
Что особенно интересно, такое отношение к двадцатым дошло и до наших дней. Потому что так написано в книжках и снято в кино.
Меж тем как двадцатые годы действительно были годами ужаса. Террор, бессудные расправы, голод, Гражданская война, неслыханные потери населения, гибель культурного наследия, всеобщее озлобление.
Однако в 1920-е годы были заложены институциональные основы советского режима. Однопартийная система, государственный атеизм, устранение всех форм гражданской самоорганизации, этнотерриториальное устройство федерации. Вся конструкция зрелого сталинизма зиждилась на фундаменте, заложенном в лихие ленинско-троцкистские двадцатые.
Поэтому было бы в высшей степени странно, если бы люди, управляющие страной в 1930-е годы, стали бы ругательски ругать предыдущее десятилетие. Или награждать эту эпоху разными сомнительными эпитетами. Или колебаться в её оценках. Это было бы неприлично и нелогично. Это разрушило бы смысловой скелет государства.
Советской власти многое можно поставить в вину. И сознательные злодеяния, и непростительные заблуждения, и ужасающее разгильдяйство. Но в чём советская власть была сильна, так это в создании картины мира. В формировании того, что мы сейчас называем разными умными словами типа «дискурс», «парадигма», «структура идентичности», «коллективное бессознательное» и т.п.
Потому что во главе Страны Советов стояли настоящие идеалисты. Не в смысле высоких идеалов, а в смысле основного вопроса философии. Они твёрдо знали, что миром правят мысли, воплощённые в слова и образы, и именно на это и была направлена вся мощь советского партийно-политического аппарата. Но — и в этом зерно диалектического перехода — все слова и образы говорили о том, что первично дело, вещь, материя, а слова — это так, эфемерная надстройка над могучим базисом.
При этом они сами прекрасно понимали, что все слова о «базисе и надстройке» — чепуха, рассчитанная на людей физического труда. На людей малограмотных, имеющих дело с грубой материальной действительностью. На людей, классово ненавидящих книжную культуру.
Итак, рулит надстройка. Религия, литература и искусство, научное знание и всё прочее, вплоть до пропаганды и цензуры. Но! Но для того чтобы надстройка эффективно рулила, народ надо убедить в том, что главнее всего — базис. То есть экономика вообще и развитие тяжёлой промышленности в частности.
Меж тем как любому зрячему человеку должно было быть ясно, что в СССР не было ничего эффективно работающего, кроме надстройки, а базис лишь обеспечивал её безбедное существование. Но именно поэтому — внимание, опять диалектика! — зрячих в СССР не водилось, а прозревших тут же объявляли безумными и прятали в соответствующие учреждения. Даже самые умные люди искренне считали, что надо развивать экономику, а идеология приложится.
В начале девяностых советские пропагандисты — умелые и ко всему привычные — ещё были полны сил. Ещё была цела идеологическая машина. Была полная возможность организовать долгосрочную пропагандистскую кампанию в рыночно-капиталистическом ключе. И если в тридцатые-сороковые годы можно было внушить голодным и нищим жителям землянок, бараков и коммуналок, что они живут в государстве всеобщего благоденствия, а все беды — это мелочь, временные трудности, то в девяностые годы это было если не легче, то и не намного сложнее. Нужна была мощная пропаганда свободы, демократии, рынка, личной инициативы, предпринимательства, открытости, европейства.
Но наши молодые реформаторы оказались круче иных марксистов-ортодоксов. Люди, владеющие самыми современными экономическими теориями, в вопросах идеологии и культуры исповедовали наивный марксизм уровня советской средней школы.
«Экономика, — говорили они, — экономика и ещё раз экономика! Вот повысим ВВП на душу населения, и народ сам поймёт, что к чему. Народ сам проголосует за демократию и рынок».
Ужасная ошибка. Сам народ, без подсказки, понимает только в смысле кого-нибудь зарезать. А также что-нибудь слямзить. А потом выпить, закусить и позаниматься любовью. Точка. Вот весь список того, что народ хочет-может сам. Как говорят в народе, репертуар спонтанных мотиваций.
Всё остальное народу нужно объяснять долго, планомерно и упорно.
А реформаторы не снисходили до агитации, не опошляли демократию пропагандой. Поэтому коммунистический режим, проклятый и осмеянный самим народом, довольно скоро этому же самому народу стал казаться сначала не таким страшным, потом вполне сносным и, наконец, очень даже симпатичным.
Ещё раз подчеркну: так случилось не от тягот реформ, не от неправильной приватизации, а только и исключительно из-за идеологического легкомыслия тогдашней власти. При чём тут «сгоревшие вклады»? При советской власти они сгорали много раз, а народ только теснее сплачивался.
Однажды мне привелось спросить у Егора Тимуровича Гайдара: как такое могло случиться? Почему ничего, кроме жирно прописанного «ЗА» в слове «приватиЗАция» на плакате, придуманном американской фирмой Burson Marsteller, буквально ничего больше в информационно-пропагандистском обеспечении реформ не было? Ну не было, и всё тут!
Гайдар ответил, что он пытался ставить этот вопрос перед Ельциным. Но Ельцин чуть не закричал в ответ: «Что? Агитпроп? Ненавижу агитпроп! У меня в демократической России никакого агитпропа не будет!»
Такие дела. Сейчас уже не переспросишь.
Вот здесь самое время уточнить, что я имею в виду под словом «народ». В этих заметках под словом «народ» имеется в виду лишь одно из значений этого объёмистого понятия. «Простой народ», то есть не слишком образованные люди, занятые в основном добыванием хлеба насущного. И, в силу известных причин, не предрасположенные, да и не умеющие, анализировать, рефлектировать, сопоставлять и осмыслять факты действительности — самостоятельно и критично. Простой народ составляет большинство избирателей. Поэтому довольно часто бывает, что политический класс и интеллектуалы (которые вместе с простым народом составляют «весь народ») в поисках поддержки адресуются к «простонародным» стереотипам. То есть к тем стереотипам, которые уже существуют. Но тоже, разумеется, не возникли сами по себе, а были спущены сверху, были внедрены прежним агитпропом.
Лет двадцать пять назад мои приятели провели небольшое, совсем кустарное, но весьма показательное социологическое исследование.
Они задавали людям три вопроса. Почему улица Жданова так называется? Почему город на Украине называется Жданов? Почему одна из станций метро — «Ждановская»?
Конечно, большинство затруднилось ответить, то есть послало самодеятельных социологов куда подальше. Но те граждане, которые всё же останавливались и морщили лбы, отвечали следующим образом:
«Был такой известный архитектор, Жданов. Он основал Архитектурный институт, который стоит на этой улице. Так что всё понятно.
Город Жданов — тут вот какая история. Оттуда уходили на войну казаки, а казачки годами ждали их возвращения. Город женщин, которые ждут.
А что касается метро «Ждановская», так там же деревня была! Ждановка! Ну типа как Беляево, Коньково, Орехово-Борисово».
И никто, ни один человек не вспомнил тов. Жданова А.А., члена Политбюро ЦК ВКП(б).
Тем более не вспомнят теперь, когда улица называется Рождественка, город — Мариуполь, станция метро — «Выхино».
Кстати говоря, Ленина помнят потому, что есть Ленинский проспект и туча прочей топонимики. Но это тема для отдельного разговора.
Если людям объясняют, они запоминают. Но помнят недолго.
Надо всё время напоминать. Потому что пустоты в памяти тут же заполняются товарами с другого склада.
Отсутствие внятной государственной концепции 1990-х разрушает государство, его институты, его ценности. Поскольку оно, наше нынешнее государство, ведёт свою родословную именно оттуда.
Политическая робость в отношении 1990-х отчасти понятна. Говорят и пишут, что у народа сложилось твёрдое отрицательное мнение по поводу этого периода. На самом деле мнение не сложилось. Его сложила коммунистическая (то есть оппозиционная) пропаганда как раз тогда, когда Ельцин, по словам Гайдара, отказался от агитпропа.
Оппозиция успела к микрофону и печатному станку раньше, чем власть. И поэтому теперь простому народу говорится одно («лихие девяностые были годами унижения России»), политическому классу — другое («были приняты трудные, но необходимые решения»), интеллигенции — третье («были заложены основы демократии, и с этого пути мы не свернём»), Западу — четвёртое («свободная Россия открылась миру»).
Это неправильно и непрактично. Хотя бы потому, что адресаты этих столь различных посланий не отделены друг от друга непроницаемой стеной. Послание № 1 слышит адресат № 4, а послание № 3 — адресат № 1. Это порождает некоторое смущение. Нужна какая-то единая концепция.
Мне возразят: вот ты говоришь про агитпроп, а посмотри, что делается в СМИ, и особенно на телевидении!
Да ничего там не делается, кроме цензуры и развлечений. Там пусто.
Пустота — лучшее удобрение для упомянутых выше спонтанных народных мотиваций, то есть для насилия и бездумного потребительства.
Симпатия к брежневским годам и неприятие эпохи Ельцина — Гайдара — это ненависть к отцу, зато любовь к дедушке. Психологически это вполне понятно, это вариант эдипова комплекса. Но нельзя слишком долго пребывать в детских страстях. Пора уже рационально осмыслять своё прошлое.
Девяностые годы для новой России — это примерно то же, что двадцатые годы для СССР. Только, слава богу, без крови, голода и гражданской войны. Надо наконец сказать это вслух. Не просто сказать, а объяснить. С примерами и картинками. С внятными ответами на все неудобные вопросы. Касательно «сгоревших вкладов» в том числе.
Читать @chaskor |