Последний год своей жизни Ван Гог провел в лечебнице для душевнобольных. Живописец мало писал об этом уединенном месте в письмах к брату, поэтому это произведение ценно описанием неизвестных ранее подробностей его жизни и творчества. «Частный корреспондент» публикует отрывок из книги «Неизвестный Ван Гог: последний год жизни художника» издательства «МИФ».
ПСИХИАТРЫ
Насколько доктора мыслят практичнее и трезвее... чем художники.
Лечебница Сен-Поль получила известность как одна из самых прогрессивных психиатрических лечебниц во Франции уже к середине XIX века. Некоторые нововведения ее основателя, доктора Луи Меркюрена, сегодня выглядят на удивление современными, особенно создание просторного сада (с целью дать пациентам возможность бывать на природе) и применение в терапии музыки и танцев.
Сам доктор Меркюрен любил изобразительное искусство и считался «одинаково хорошим художником и выдающимся врачом», хотя, к сожалению, не сохранилось ни одной из его картин. В художественном рассказе, где явно речь идет о лечебнице Сен-Поль, один литератор описал дом доктора так: «...стены украшены картинами, а гостиная полна книг, музыкальных инструментов и ваз с цветами». Лечебница упоминалась даже в стихах о памятных местах Прованса. Поэт Андре Тевено описал Сен-Поль как «новый Бетлем», ссылаясь на Бетлемскую королевскую психиатрическую больницу в Лондоне, недавно переехавшую в современное здание.
В стихотворении автор вспоминает, как встретил пациентку с красивым голосом, которая смеялась и пела. Тевено лирически замечал: «Я обожаю безумцев — мы беседуем под цветущим миндальным деревом, под кипарисом». Но, несмотря на попытку доктора Меркюрена создать приятную и даже культурную среду, наука о психиатрии находилась тогда в зачаточном состоянии, и в психических заболеваниях и их лечении понимали не очень много. Относительно малочисленные специалисты в этой области назывались тогда алиенистами — теми, кто заботился о безумных (les aliénés).
После смерти доктора Меркюрена в 1845 году частная клиника досталась по наследству его потомкам, но стала приходить в упадок. В 1874-м французское правительство поручило провести всеобщую проверку лечебниц для душевнобольных, и посетивший Сен-Поль инспектор обнаружил, что финансовые дела там идут плохо и условия содержания пациентов ухудшились. Например, еда была «посредственной и довольно однообразной».
Гораздо больше его встревожило ужасное открытие: солома в матрасах душевнобольных пациентов «буквально превратилась в навоз». В этом же году, за несколько месяцев до инспекции, был назначен новый глава Сен-Поля — доктор Теофил Пейрон. Специалисты по Ван Гогу предполагают, что, поскольку Пейрон ранее был военно-морским врачом, а затем окулистом в Марселе, он не вполне соответствовал должности директора лечебницы для душевнобольных. Хотя примерно за 30 лет до назначения он написал диссертацию о паралитическом слабоумии, связанном с сифилисом. Улучшить условия содержания в Сен-Поле оказалось сложной задачей.
В 1884 году, за пять лет до прибытия Ван Гога, о докторе Пейроне написали оскорбительную книгу, озаглавленную Dix Lett res d’un Aliéné («Десять писем сумасшедшего»). Хотя имени на титульном листе этого крайне редкого издания нет, его автор — Эдуар Вири, бывший государственный служащий, который год провел в Сен-Поле. В числе его жалоб — утверждение, что его перевозили по лечебнице на каталке. Книга содержит девять писем от Вири и десять ответов от доктора Пейрона, поэтому название относится не к нему самому, а высмеивает доктора, обвиняемого в безумии. К счастью, Ван Гогу доктор Пейрон показался гораздо более внимательным. Поначалу художник был критически настроен и жаловался, что, поскольку лечебница «несколько уныла, этот человек, похоже, получает мало удовольствия от своей работы».
Однако их отношения вскоре стали теплее, и Винсент шесть раз именовал его «добрым». В двух других письмах он назвал 61-летнего директора лечебницы отцом Пейроном — уважительное обращение к старшему, более мудрому человеку. Доктор информировал Тео о прогрессе в лечении брата в своих ежемесячных письмах и нашел время навестить его во время краткого визита в Париж на Всемирную выставку и только что установленную Эйфелеву башню.
Ван Гог так и не написал портрет Пейрона, так как тот отказывался позировать, но доктор все-таки фигурирует на полотне «Сосна и фигура в саду больницы Сен-Поль» (рис. 32) в виде элегантно одетого пожилого мужчины, стоящего в позе хозяина перед северным крылом. По словам Ван Гога, это был «маленький, страдающий подагрой человек в очень темных очках, овдовевший несколько лет назад». Под «маленьким» он, должно быть, имел в виду рост, поскольку Вири язвительно упоминал об «огромном животе» доктора, заметном и на картине. Художник подарил «Сосну и фигуру в саду» доктору Пейрону, хотя, как говорят, тот ее «терпеть не мог». Возможно, Ван Гог презентовал ему и другие работы. Сын доктора Жозеф позже утверждал: когда ему было 20 лет, они с приятелем использовали ряд картин Ван Гога для «упражнений в стрельбе». Приятелем был Анри Ванель, позже ставший часовщиком, фотографом и художником-любителем, а также, по-видимому, владельцем ряда полотен Ван Гога.
Эта история вполне может быть вымышленной, но она демонстрирует негативное отношение жителей Прованса к творчеству Ван Гога в начале ХХ века. Одна из картин, которые Жозеф все же сохранил, была «Сосной и фигурой», — предположительно потому, что на ней изображен его отец. Позднее он подарил ее местной писательнице Мари Гаске. Картина сохранилась в относительно хорошем состоянии и в настоящее время благополучно осела в музее Орсе в Париже.
Позже Гаске писала, что после отъезда Ван Гога осталось около 20 картин, но сохранилась только одна — та, что у нее. Вероятно, она продала «Сосну и фигуру» в 1910-х годах. С тех пор в районе Сен-Реми нет ни одной из картин художника. Кроме доктора Пейрона, Ван Гога наблюдал еще один врач, поскольку по французским законам, регулирующим работу психиатрических лечебниц, вновь прибывших должны были обследовать главный врач и еще какой-нибудь доктор. Таким вторым врачом для Ван Гога был пятидесятилетний Поль Меркюрен, потомок основателя. Упоминая о нем в письме, Ван Гог отметил, что второй доктор рассказал о случае, когда кто-то, как выразился художник, «повредил себе ухо».
Доктор Пейрон возглавлял лечебницу, однако ежедневно Ван Гог больше общался с санитарами, отвечавшими за немедицинские вопросы. Их начальник, 58-летний Шарль Трабюк, в прошлом помогал ухаживать за больными холерой в Марселе во время серьезной вспышки 1884–1885 годов. «Этот человек видел, как умирают и страдают огромное множество людей, и на его лице отражены не поддающиеся определению мысли», — трогательно пояснял Винсент брату. В сентябре Ван Гог написал портреты Шарля Трабюка (рис. 35) и его жены Жанны. Одетый в лучший костюм, начальник санитаров выглядит суровым и решительным, демонстрируя авторитетность должности. Ван Гог писал, будто в нем есть «что-то от военного», а темные глаза «маленькие и живые».
Шарль и Жанна жили в «небольшом домике в двух шагах» от лечебницы. Считается, что именно он изображен на картине «Белый дом среди оливковых деревьев» (рис. 36). Он стоял недалеко от дороги в Сен-Реми, рядом с римскими памятниками и на территории современного отеля Villa Glanum. Ван Гог иногда работал среди этих оливковых деревьев, пользуясь возможностью поболтать с Жанной.
Судя по всему, она была одной из немногих женщин, кроме сестер из персонала, с кем Винсент мог перекинуться словечком. «Она не считала меня больным, — писал он Тео. — Да ты и сам сейчас сказал бы то же самое, увидев, как я работаю». Ван Гог познакомился и с Жаном-Франсуа Пуле, 25-летним извозчиком в Сен- Поле, и тот часто сопровождал мастера во время прогулок за пределы лечебницы. На неопубликованной фотографии того времени мы видим Пуле с тремя приятелями (и, видимо, чучелом собаки, поскольку живому псу не хватило бы терпения сидеть неподвижно, пока выдерживается кадр) (рис. 37). В январе 1890 года Винсент писал, что сделал «небольшой портрет одного из местных парней, который тот хотел отправить своей матери», и позировал ему, скорее всего, Пуле.
Вероятно, мать молодого человека не оценила портрет кисти Ван Гога: это могло бы объяснить, почему он утрачен. Спустя десятилетия Пуле вспоминал, что часто водил «мсье Винсента» за пределы лечебницы на пленэр, но, когда приходила пора возвращаться, художник всегда казался раздраженным. По его словам, Ван Гог одевался в рабочую робу и был похож на бродягу. Он никогда не смеялся, не улыбался и говорил медленно, с сильным акцентом. Пуле вспоминал Винсента как «хорошего парня, хотя странного и молчаливого», но, «когда он рисовал, забывал о своих страданиях».
Сам Пуле прожил до 90 лет и умер в Сен-Поле в 1954 году. Благодаря ему теперь наконец мы знаем имя прототипа лучшего портрета за весь период жизни Ван Гога в лечебнице (рис. 38). На нем изображен веселый парень с приветливым выражением лица, в яркой одежде, уверенно стоящий на зеленой поляне. Фоном служит сад лечебницы, уровень земли за спиной молодого человека чуть возвышается, видна задняя стена. Специалисты всегда полагали, что парень работал в Сен-Поле, но до этих пор по-разному определяли его: то как садовника, то как фермера, крестьянина, жнеца или сборщика урожая. Садовник указан в неопубликованной записке, где изложены воспоминания внука Пуле Луи, хорошо знавшего своего старого деда. Именно поэтому нам известно имя молодого человека на портрете Ван Гога — Жан Барраль.
В ходе расследования выяснилось, что Жан родился в 1861 году на телеге, принадлежащей его отцу, бродячему корзинщику из деревни Эйраг, расположенной к северу от Сен-Реми. Когда Винсент жил в лечебнице, парню было 28 лет, что вполне соответствует виду мужчины на портрете. Жан женился в Сен-Реми двумя годами ранее, а до этого был фермером, что объясняет традиционное название портрета. Помимо выращивания сельскохозяйственных культур, он, вполне возможно, также подрабатывал садовником в Сен-Поле и в этом случае мог часто видеть художника за работой. Говорят, что Ван Гог написал портреты родителей садовника, Жан-Пьера и Маргариты Барралей, но они потеряны.
Сохранившийся вариант портрета молодого человека в 1998 году был украден из Национальной галереи современного искусства в Риме вооруженными людьми, но несколько недель спустя полиция нашла картину завернутой в одеяло под кроватью в квартире дома неподалеку. На портрете Жан выглядит воплощением юношеского оптимизма, но в жизни его ждала трагедия. Десятого мая 1890 года жена родила ему первенца, девочку назвали Аделина, но через пять дней ребенок умер. Это случилось за день до отъезда Ван Гога, поэтому он так и не узнал об их горе. Религиозным патроном лечебницы был 65-летний аббат Эжен де Тамизье (рис. 39). Не называя его по имени, Винсент однажды сообщил Тео, что посетил дом священника, где пришел в восторг от портрета его матери Элизабет.
Эта работа, возможно, не сохранилась, но есть старая фотография, где изображена встревоженная женщина с двумя крупными завитками волос, закрывающими уши. Если Ван Гог ходил в гости к капеллану, скорее всего, они были в приятельских отношениях. Несмотря на то что в двадцать с небольшим Ван Гог стал протестантом, позже он отказался от любой организованной формы христианства, и эта перемена стала причиной острого конфликта с его отцом, пастором Теодором. В лечебнице Винсент, вероятно, редко посещал часовню (или вообще не заходил туда) и никогда не упоминал о ней в письмах. Аббат Тамизье писал стихи и в одном из стихотворений восхвалял сестер в Сен-Поле, «смиренных девственниц Господа», которые «утешают убогих».
В лечебнице работали послушницы Ордена святого Иосифа. Они ухаживали за больными женского пола, занимались готовкой и стиркой для мужского блока. Ван Гог называл их монахинями, но это были католические сестры, не ведущие замкнутый образ жизни. Матерью-настоятельницей была Розин Дешанель, известная как сестра Епифания (рис. 41), тогда ей было 47 лет. Сестры, несомненно, делали для пациентов все возможное. Но Винсент с его скептическим отношением к организованной религии чувствовал себя неловко, живя среди женщин в монашеской одежде (рис. 40): «Меня раздражает, когда я постоянно вижу этих добрых женщин, верующих в Деву Лурдскую». Тео, понимая озабоченность брата, ответил, что в период душевного кризиса окружение из сестер-монахинь «не возымеет успокаивающего действия».
В 1896 году, после смерти доктора Пейрона, сестра Епифания взяла на себя больше обязанностей и помогала управлять лечебницей вплоть до своей смерти в 1932 году. В последние годы она еще помнила художника, которого всегда называли мсье Венсаном. Других сестер картины Ван Гога удивляли и даже тревожили, однако у сестры Епифании были более широкие взгляды. Она бы с удовольствием приняла в дар несколько картин от мсье Венсана и повесила их в общем зале, но коллеги по Сен-Полю стали возражать. Она живо вспоминала технику импасто, свойственную Винсенту, описав поверхность его картин как «ласточкино гнездо», выложенное слоями грязи. Ван Гог, по ее словам, был «вежливым, послушным, чувствительным и хорошо воспитанным».
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Digital afterlife: как интернет входит в нашу смерть.
И как влияет на наше отношение к ней . - «Папа ушел на небо».
- Неродной язык.
- Марийская смерть и мир будущего.
Как марийцы относятся к покойникам? . - Бессмертные песни против инструкций.
О равнодушии и несправедливости . - Проводник бога.
- Мы все умрем.
Возможна ли старость без болезней? - Рак, заморозка, симбиоз с бактериями.
И другие пути к бессмертию. - Внутри кафе, где люди говорят о смерти за чашкой кофе.
Перекусить и поболтать о том, как оставить свое бренное тело. - «Рай — это Северная Корея».
Историк Майкл Шермер о бессмертии.
