Судя по данным социологов, россияне привычно одобряют намерение властей провести модернизацию экономики и общества и даже верят в возможность её осуществления. Только… «не у нас, не при нас и не с нами».
Именно так определил отношение россиян к модернизации социолог Левада-центра Борис Дубин в докладе на ежегодной конференции центра. Косвенное подтверждение можно найти в странных результатах опросов. На вопрос, насколько эффективно будут потрачены деньги, направленные на цели модернизации страны, большинство (66%) ответило, что средства будут использованы малоэффективно, совершенно неэффективно или попросту разворованы. Тем не менее на вопрос, возможен ли в ближайшие 10 лет в России технологический прорыв, модернизация экономики на основе новейших технологий, большинство опрошенных предпочли варианты ответов «определённо да» или «скорее да». Они предполагают, что модернизация осуществится сама собой, без особых трат (не только денег, но и усилий)? Или это ритуальное согласие с очередной начальственной блажью?
Принято говорить о массовой поддержке власти, в доказательство чего можно привести результаты многочисленных опросов, проведённых многими социологическими фирмами независимо друг от друга. Но эти же данные можно интерпретировать и иначе: как радостное делегирование власти права на инициативу и на ответственность за неё. Во всяком случае, как и прежде, большинство опрошенных невысокий, но гарантированный заработок предпочитает большим деньгам без гарантий на будущее; и подавляющее меньшинство выражает желание завести собственное дело. Большинство (более 90%) считает, что сфера их влияния на события ограничена стенами собственной квартиры, а 60% опрошенных признаются, что и там их мнение значит немного. Глубоко укоренилась установка на сохранение статус-кво: лишь бы не стало хуже, бог с ним, с развитием, — не слишком благоприятная психологическая почва для произрастания инноваций, да и для их изобретения.
Непрозрачность власти воспринимается как нечто вполне естественное и продолжается в повседневной жизни гражданина стремлением немедленно «утечь» с глаз начальства: власть есть тайна, но и мы предпочитаем уголки потемнее. При этом наблюдается парадоксальное убеждение в собственной свободе, причём социологи свидетельствуют, что это ощущение свободы напрямую связано с ожиданием и даже требованием патернализма власти. Иными словами, сделайте мне красиво (пожалуй, точнее — обеспечьте незыблемость нынешнего уровня) и больше не приставайте. И, конечно же, твёрдая уверенность, что у России — особый путь. Замечательное школьное образование сливает всё, что находится за границами великой России, в единый смутный образ чего-то богатого, притягательного и враждебного, вообразить, что там у каждой страны при общих правилах игры тоже есть свой путь, никак невозможно. Но главное ― общие правила нам, само собой, не писаны.
Как не писаны вообще никакие правила, и коррупция становится всенародным способом решать проблемы, а противозаконные действия правоохранительных органов дополняются привычными повседневными стратегиями обывателей, основанными на умении обходить неудобные законы и инструкции.
Многие из этих нелицеприятных характеристик звучат как прямое продолжение феномена «человек советский», описанного Юрием Левадой, осмыслявшим массив постсоветских исследований: манера приспосабливаться к трудностям очередного кризиса, не повышая активность, а снижая потребности, лукавое двоемыслие, ксенофобия, густо замешенная на зависти, стремление уклониться от ответственности, передоверив её властям, отсутствие всякой солидарности, склонность любую проблему решать с ближним начальством интимно, на неформальной основе и сугубо индивидуально. И мессианство великой державы, принадлежность к которой делает человека значимым, а положение винтика этой громадной безличной машины — не стыдным.
В начале постсоветского периода была особенно популярна притча о сорока годах скитаний народа Моисеева по пустыне: за время этих скитаний вымерло поколение, родившееся и жившее в рабстве, и народилось новое поколение свободных людей, способных создать свободную страну и жить в ней. Веру в светлое будущее, которое нам построят наши дети, как только вдохнут воздух свободы и научатся ходить самостоятельно, поддерживал общий тренд европейской культуры в сторону молодёжи. Молодёжь стала проводником в мир новых идей и технологий, главным потребителем, на которого переориентировались производство ширпотреба, эксклюзива, удовольствий и путешествий, шоу-бизнес и весь мир IT.
Казалось, что молодёжь вполне оправдывает связанные с ней ожидания. Одних это раздражало, как всякое отклоняющееся поведения и отклоняющиеся от общепринятых мнения, в других поддерживало надежды на близкое будущее. Социологи провозгласили «революцию притязаний», обнаруженную у старшеклассников крупных городов России и Украины. Действительно, если среднестатистические граждане мечтали о квартире с числом комнат, равным числу членов семьи, то молодые своим личным ориентиром объявляли западную формулу жилья n+1, желали иметь хорошую машину и нормальную дачу, при этом готовы были заработать блага собственными силами, но не физическими (как раньше отправлялись за машиной «на Севера» или на стройки коммунизма), а интеллектуальными, получив хорошее образование в востребованной на рынке труда профессии.
По массовым опросам того же Левада-центра (который тогда именовался ВЦИОМом), молодёжь несколько отклонялась от средних данных и в оптимизме (в опросе 1993 года «Рассчитываете ли вы в ближайшее время повысить своё общественное положение?» — «Да» в среднем 16,1%, до 30 лет — 28,0%), и в приверженности более решительному ходу реформ (1993 год, «Нужны более быстрые, решительные перемены?» ― «Да» в среднем 40,9%, до 30 лет — 45,7%, максимум среди других возрастных групп). Молодые чаще предпочитали работать на частном, а не на государственном предприятии (31,2 против 17,6%), что вполне согласуется с их большей склонностью к хорошим, пусть и негарантированным, заработкам.
Ну вот без малого 20 лет мы скитались по пустыне, молодые выросли, им на смену пришли новые молодые (считается, что поколение от поколения отделяет 30 лет — но с какого момента их считать?). И что? Многое изменилось в общественных отношениях? Стало ли наше общество более инициативным, самостоятельным, не боящимся перемен? Сдвинулись данные опросов с прежних распределений в сторону от тех, 20-летней давности, предпочтений молодёжи?
Ни в коей мере. Та, давняя, молодёжь выросла и стала отвечать ровно так же, как в своё время отвечали их родители и старшие родственники. Эта, новая, молодёжь демонстрирует чисто возрастную чуть большую, чем в среднем, склонность к риску и некоторую категоричность в политических заявлениях, в основном разделяя, впрочем, мнение большинства.
Чуть меньше, чем старшие, но всё-таки в подавляющем большинстве они уверены, что Россия окружена врагами (15―24 года — 64%, 55 лет и старше — 73%). Более трети из них следили за «оранжевой революцией» на Украине, но с позиций равнодушного телевизионного зрителя: каждый четвёртый не сумел сформулировать собственное мнение на этот счёт, почти столько же заявили, что она не принесла Украине ни вреда, ни пользы (с тем, что события «были очень полезны для Украины», согласилось лишь 3% опрошенных молодых людей). Более половины молодых не нашли, что ответить на вопрос, кто был прав в августовские дни 1991 года.
«За 20 лет доля желающих иметь своё дело среди населения в целом не изменилась, — пишет социолог Левада-центра Наталья Зоркая, — а преобладающей установкой остаётся желание иметь гарантированное рабочее место. Перестроечное поколение молодёжи принципиально не изменило существовавший в постсоветском обществе ещё в начале 90-х годов расклад «трудовых ориентаций», а значит, не привело к ценностным изменениям в этой сфере».
И, может быть, главное для возможной модернизации российской экономики: отношение нынешних молодых к образованию. Одна из самых болезненных ключевых проблем для модернизации и развития общества — его качество. Страстные дискуссии, попытки реформ, обсуждение этих попыток — похоже, всё это мало волнует молодых. В предложенном им списке наиболее актуальных сегодня проблем молодёжи «невозможность получить хорошее образование» указали только 13% опрошенных молодых людей: 11-е место в списке из 14 проблем. Причём давно известна закономерность: чем меньше поселение и чем меньше выбор школы или института, тем выше удовлетворённость качеством преподавания в них.
Большинство молодых работников считают, что могли бы делать больше на своём рабочем месте; и большинство же убеждено, что их зарплата не соответствует их трудовому вкладу, что их усилия недооценены.
Вам это ничего не напоминает?
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Проблемы социогуманитарной номенклатуры.
Александр Антопольский о том, почему социальные коммуникации должны остаться. - Музеи и цифровые технологии.
Как развивается визуальное пространство . - «Экспонаты трогать разрешается».
Как 3D-печать трансформирует музеи. - Эволюция библиотек .
Как хранилища знаний меняются под влиянием технологий . - Единого рецепта для модернизации всех библиотек быть не может.
- В Москве прошел мастер-класс «Зачем НКО создавать инфографику и как делать ее бесплатно?».
- Названы самые благополучные для пенсионеров страны.
- Насколько счастлив русский человек.
Социолог Эдуард Понарин о связи уровня счастья с уровнем ВВП. - Гражданский синдром.
Россияне выбирают гражданское общество по Мэдисону и Фергюсону. - На грани выживания.
Малые и средние города России.
