То есть все-таки про Россию или про отношение к ней, про параллельную цивилизацию-дублёра, имеющего, впрочем, общечеловеческие черты. Ведь не зря все эпиграфы (к каждому залу предпослано выражение очередного великого человека, типа Сенеки или Бетховена о мухах) взяты из представителей западной цивилизации.
В этом и есть основной манок-провокация: каждый сверчок принимает упрёк в том, что он – муха на свой счёт. Не зря в записях на досках «Игры в теннис» записан тезис о том, что со временем интерес и идентификация людей смещается в сторону насекомых. Если наши предки, де, ассоциировали себя с хищниками (львами да орлами), то теперь – с жуками и тараканами (далее следовала ссылка на «Превращение» Кафки). Сомнительный тезис, впрочем, являющийся разворотом недавно возникшей поговорки «дотрахаемся до мышей», символизирующей измельчение и цивилизации и человеческой породы.
Дело не в России, дело в общем состоянии дел, приводящем к созданию мушиной цивилизации, достаточно безобидной и мелкоскопичной. Её история и описание её проявлений (философия, искусство, финансы, политика) наполняет залы несуществующего музея, по которому Кабаков приглашает прогуляться всех желающих.
Как и в «Альтернативной истории искусств», художник создаёт музей и интерьеры в нем, но не стены, как в «Гараже», из-за чего «Жизнь мух» проигрывает гаражной экспозиции в монументальности, зато выигрывает в разнообразии, в изобилии мелких объектов, охватить которые нет никакой возможности.
Десятки графических и текстуальных серий, листов и объектов, что становятся всё более разнобойными от зала к залу, драматургически накаляясь и сгущаясь по мере снижения освещения. Главная «краска» здесь – электричество. Нагнетание происходит с помощью простых электрических лампочек, изображающих тусклость и заурядность провинциального, этнографического музея. Экспозиция берет разгон постепенно, нефиксируемыми практически сдвигами, а так же постоянно нарастающим количеством витрин и выставленных на стенах экспонатов. Чем больше материалов, хорошо темперированным клавиром разыгрывающих ритмически организованную пустоту, тем меньше света.
Кабаков дотошен в воспроизведении стереотипного оформления музейного пространства, всего набора признаков, характеризующих томительное безвоздушное пространство музеефикации и мумификации. У него, как в «Макдоналдсе», повторение инсталляций в разных странах и на разных площадках должно иметь минимальное количество расхождений: есть стандарт, ему и соответствуйте.
Тщательно разрабатывается вид залов, где учитывается все – от фактуры пола до цвета окраски стен (коричневый, в полчеловеческого роста низ и серый верх), дизайн витрин (белая «ИКЕЯ» с серым «подбоем»), жухлость и расположение графических и машинописных листов в нежно-песчаных рамках, темпо-ритм сносок и примечаний на русском и на английском, партитура исчезающего света, свешивающегося с потолка на тонких кабелях-стеблях.
И, разумеется, размеры залов, что невозможно заполнить и отопить вниманием. Движение идет по касательной. Тусклые лампочки выхватывают островки отсутствия, из-за чего кажется, что все выставленные предметы жмутся к стенам, словно бы вдавленные в штукатурку.
Монотонная «Жизнь мух» в том числе и про скуку – одну из важнейших категорий творчества Кабакова. «Искусство не преодолевает скуку жизни, оно так же скучно, как и жизнь, но в самом акте перехода от жизни к искусству открывается какая-то дверь, и скука перестает быть сплошной…»
Важно, что демиург и сам причисляет себя к мушиному потомству. Для внимательного зрителя «Жизнь мух» это еще и путеводитель по творчеству самого Ильи Кабакова. Намеренно или нет, но в рамках мушиного краеведческого музея художник выставил несколько автономных работ, некогда показанных по отдельности. Например, инсталляцию с облаком кружащего в центре одного из залов мушиного роя. Или же выставленные в другом зале мушиные ноты, сгруппированные на толпе пюпитров, выстроенных полукругом.
Уже в самом начале экспозиции, среди аутентичных экспонатов мушиного музея, выставлены несколько работ из «классического», коммунально-концептуального периода «Чья это муха?». И именно они задают тему развития творчества Ильи Кабакова в контексте мушиной цивилизации. Демиург оказывается одним из голосов, «напоминающих (если верить приведенной из Бетховена цитате, явно же фальсифицированной, как и все здесь приведенное) мушиное жужжание…»
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Немодная аудитория.
Мэри Джейн Джейкоб о лицемерии музеев. - Допинг-контроль №5.
Денис Егельский: Последний, единственный и забытый. - Штирлиц из творческого цеха.
Как могла так лопухнуться советская власть, раз в полстолетия оставив дверцу золотой клетки не запертой... - Авангард начала прошлого века и концептуализм его конца.
Илье Кабакову – 80 лет. - Театр мертвых блох, в котором ничего не происходит.
Арт-группа «Археоптерикс» и этно–концептуализм. - Смерть им к лицу.
Лучшие выставки 4-ой Московской биеннале современного искусства имеют исторический характер. И приехали из Питера. - Игра с искусством.
Экспозиции 4-ой московской биеннале, современного искусства, размещенные на Artplay, по соседству с основным проектом. - Кости столицы.
«В присутствии художника» Марины Абрамович в «Гараже» — безусловно, лучшая выставка года. - Интерактивная пустота.
«Переписывая миры», основной проект 4-ой московской международной биеннале современного искусства, выставленный на двух площадках. - Disappointed.
Хаим Сокол и Алексей Каллима разочаровываются в жизни и в искусстве в галерее Марата и Юлии Гельман на «Винзаводе».
