Евгения Пищикова. Пятиэтажная Россия. М.: Ключ-С, 2009.
Книжку Евгении Пищиковой «Пятиэтажная Россия» найти нелегко — книгопродавцы почему-то то помещают её в отдел экономической книги, то ставят на полку так называемой деловой литературы. Впрочем, и выглядит это издание с немаркой глянцевитой обложечкой как типичный справочник. Только в нём не про маркетинг с бухучётом, а про российскую жизнь.
Так же как справочник никого ничему не учит, а лишь фиксирует состояние дел, так и Пищикова в своих колонках в популярном издании, собранных под одну обложку, никого не наставляет, а точно и вроде бы бесстрастно подмечает детали быта так называемых простых людей, фиксирует их и не без язвительности излагает.
Некоторые недальновидные читатели из-за этой проскальзывающей тут и там язвительности упрекают Пищикову в высмеивании реалий, которые «простым людям» дороги и почти что святы.
Катастрофическое заблуждение! На самом деле нет на просторах российской словесности автора более нежного, чем Евгения Пищикова. Хотя жанр, к которому Пищикову приписали — физиологический очерк, — к нежности не располагает, как и к другим чувствам. Более того, у физиологического очеркиста, по определению Белинского, «нет таланта чистого творчества, он не может создавать характеров…», на этом месте каждому, кто хоть один текст Пищиковой прочитал, сразу хочется кинуть в критика камень.
Ещё раз убедившись в том, что классификационная клетка — вещь более чем условная, договариваемся, что определение «физиологический очерк», применяемое без конца к Пищиковой (видимо, из-за того, что она описывает быт и нравы современных мещан, жителей маленьких городов и рабочих окраин), нерелевантно. Не укладываются никак в рамки жанра ни её мощный аналитический аппарат, ни её чувственное письмо, ни её тонкий юмор, ни такая редкая в нашей литературе вещь, как любовь к соотечественникам.
Вот она вроде бы бесстрастно замечает: сейчас совершенно необходимо, чтобы у всех были плоские панели, встроенные в стенку холодильника (очень легко пойти дальше и домыслить за автора продолжение: чтобы два современных домашних божества наконец объединились в один ради торжества монотеизма). Считывается насмешка, сарказм, которые на самом деле — только в глазах смотрящего, хрупкого постсоветского человека, с колоссальным трудом построившего стену своего благополучия: машина в кредит, летом Турция, зимой Египет, дочка в английской спецшколе. Тонкую стену, защищающую от невзгод этого мира, какую в своё время из ковров-хрусталей строили его родители, а из примет и нерушимых традиций крестьянского мира — его дедки и бабки.
Фиксация явления часто невольно обнажает его корни, его природу — то, что приличные люди предпочитают прятать: страх и растерянность маленького человека перед огромностью и непостижимостью жизни. Пищикова даже не ставит диагноз — она собирает необходимый для него анамнез, который не предполагает никаких чувств, а лишь бесстрастную фиксацию.
Пищикова же просто переполнена чувствами, а не только лишь подробной женской наблюдательностью, она, повторюсь, чувственный автор, и на грани вот этого необходимого бесстрастия, бесчувствия и взрыва эмоций (жалости, любования, ностальгии, острого ощущения причастности к жизни своих героев) и рождается её неповторимый стиль. Это не физиологический очерк, это даже и не всегда вполне очерк, это какая-то другая, новая литература, у которой пока нет ярлычка.
Блогеры:
alisss-frosch:
Этот замес, представляемый нам как объективный взгляд на мир простого человека, и выдаёт Евгения Пищикова. То, что в рассказе задаются два параллельно существующих мира, я прочитываю. То, что всё повествование пропускается сквозь оценочную призму некоего исторического знания и носит исследовательский характер, — тоже. Мне не понятно другое: какое это имеет отношение к объективному описанию действительности и зачем эти два контрастирующих пласта необходимо было так утрированно сталкивать в одном тексте?
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Русский итальянец Паоло.
Посетителей в музее почти уже нет... - Константин Симонов: «Нравственные долги надо платить».
«Мир коммунизма — дерзкий мир больших желаний и страстей». - Из цикла: Забытые имена русской словесности.
«Кровь казачья по колено лошадям». - Солнце русской литературы непобедимое.
Зачем читать самый длинный роман Пелевина, если вы не сделали этого месяц назад. - Писатель Виктор Пелевин: «Вампир в России больше чем вампир».
Об известном произведении и взглядах. - Достоевский надоумил.
- «Жить без надежды и сделать то, для чего был предназначен, добиться, совершить, и умереть с твердостью — вот твой путь».
- Частная жизнь Джейн Остин.
Была ли Остин столь романтична в вопросах семьи и брака, как и ее героини? - Чем Достоевский навредил русской культуре.
Интервью с филологом Александром Криницыным. - Миллионер поневоле.
75 лет назад, 19 мая 1945 года умер Константин Тренёв, советский писатель, драматург, преподаватель.
