В одной из своих книг, написанных в заключении, Лимонов вспоминает всяких померших знакомцев, в том числе Бродского. И никак не может уяснить, почему последний такую подляну ему кинул, написав в аннотации к книжке, которую должны были издавать в США, мол, тип Лимонова в России хорошо известен — это Свидригайлов.
Лимонов талантлив, но отвратен...
С. Довлатов
Ветреной ночью 1994-го ночевал я в гостях у Максима Мирского, лучшего танцора Птюч-клуба, в большой трёхкомнатной квартире возле метро «Щукинская». (Квартиру Макс потом продал, что не принесло ему счастья, но это другая история.) Там я впервые прочитал «Эдичку». Помню, не мог оторваться. Под утро зверски хотелось спать. Некоторые страницы пролистывал для скорости. После закрытия книги осталось странное чувство: будто проглотил кусок сочной дыни, одновременно обнаружив, что сидел возле дохлой полуразложившейся собаки. Позже прочитал другую книгу — «Дневник неудачника». Запомнилось, как лирический герой поутру разглядывает в унитазе свой кал. Тему кала в русской литературе, таким образом, прозаик Лимонов раскрыл несколько раньше прозаика Сорокина.
Где-то в 1989-м я познакомился с Евгением Бачуриным, известным бардом и художником. В 60-х Бачурин сочинил хит «Дерева вы мои, дерева», а на своих холстах изображал холодные урбанистические ландшафты. Однажды он пустился в воспоминания о Лимонове. «Он хорошие стихи сочинял, — горячился Бачурин, — и правильно написал: у нас была великая эпоха!» Накануне как раз вышла повесть Лимонова под таким названием в одном из «толстых» журналов. Из повести я уяснил, что папа лирического героя служил в НКВД. Бачурин дал почитать ксероксы лимоновских стихов. Срезали строки: «Дорогая моя земля, я скажу тебе русское «бля!» — или что-то в этом роде.
Но ещё раньше, осенью 1988-го, был я в Питере, у Сергея Фирсова, владельца самой большой фонотеки подпольного русского рока, я переписывал панк-группу «Гражданская оборона». В том же помещении беседовал с хозяином Михаил Борзыкин, лидер популярного коллектива «Телевизор», автор борзого хита «Твой папа — фашист» со словами: «Быть может, он не читал Шопенгауэра, но я знаю точно — твой папа фашист!» Двадцать с небольшим лет спустя Борзыкин исполняет ту же песню со словами «Твой Путин — фашист!» А тогда, в комнате Фирсова, Борзыкин пил чай, кушал паштет и рассуждал про Париж. Мне тоже хотелось паштета, но за стол не приглашали. На глаза попалось эмигрантское издание Лимонова: «Подросток Савенко». Ожидая, пока перепишется «ГрОб», я зачитался. В книжке реалистично описывались страдания половосозревающего подростка. От чтения слегка затошнило, хотя, может, затошнило просто от голода. Фирсов, кстати, подходил к прозе Лимонова в качестве возможного персонажа, а вот Борзыкин — это герой другого романа.
В 1990 году я тусовался в самом большом московском сквоте — у Петлюры на Петровском бульваре. Среди прочих сквоттеров обитала там группа околохудожественных неформалов, питавшая особый интерес ко всему истинно арийскому. От кого-то из них услыхал: Лимонов вместе с Дугиным организуют не то партию, не то штурмовые отряды. Дугин — это философ популярного евразийства, внешне похож на сытого попа, перешедшего от церковной службы к секретной. Однажды, находясь под сильным воздействием различных психоактивных веществ, мы с коллегами заспорили о Гиперборее и теории вечного льда. Я воскликнул: «Друзья! Всё это попахивает фашизмом, нацизмом, хрустальной ночью и погромами!»
Но друзья засмеялись в ответ
И воскликнули: «Саша! Нет! Нет!
Наш Лимонов — мечтатель
Плюс прекрасный писатель,
А к тому же — чудесный поэт!»
Ещё раньше, не помню точно год, я был влюблён в русскую девушку N. из Парижа, внучку известного диссидента, эмигрировавшего во Францию. Её семью Горбачёв выпустил из СССР в 1986 году по личной просьбе Миттерана. В перестроечные времена N. стала наведываться в Москву, разрываясь между мифогенным прошлым и либерально-капиталистическим будущим. N. рассказала про фурор, произведённый модником Лимоновым в Париже середины 80-х. Внешний вид международного стиляги она описывала примерно так: белый костюм, лиловые сапоги, розовые волосы. Интересно, писатель Лимонов тогда ещё не любил носить камуфляж или уже примерял парамилитарную униформу перед зеркалом в гардеробе? С автоматом по Парижу он точно не бегал, но пописывал в правопостмодернистскую газетку и легко посылал куда подальше всех тех, кто отказывался восхищаться его творчеством. Одного Бродского он никуда не посылал, наверное чуял: Бродский сам послать способен, мало не покажется.
Летом 1994-го вместе с французским журналистом Пьером Дозом, многие годы прожившим в Москве, мы сидели в стрёмном баре АПН в ожидании некоего тележурналиста с Первого канала, собиравшегося снимать докфильм про «Гражданскую оборону», к тому моменту из анархо-панковской превратившуюся в нацбольскую. Её лидер Егор Летов стал выглядеть как разночинец-народник и подружился с Лимоновым. Пьер рассказал, как во время путча-1993 договорился взять интервью у Лимонова и целую ночь шлялся вокруг Белого дома, созерцая старушек с лозунгами типа «Ельцин — иуда, продал Россию!», православного священника с аккордеоном, распевавшего советские песни у костра, мрачных бритоголовых молодцев в камуфляже, людей из РНЕ в чёрных рубашках с нарукавными эмблемами, похожими на свастику, бородатых мужиков со знаменем чёрной сотни и хоругвями, сумасшедшего дедушку с красным флагом и портретом Ленина, а также почему-то группу людей из общества любителей эсперанто. Среди этого шизоконсервативного цирка вдруг прорисовался писатель земли русской в окружении суровых мужчин. Узнав Пьера, Лимонов посоветовал ему уносить ноги, пока жив, — он вспомнил, что именно Доз критиковал его красно-коричневые статьи задолго до того во Франции. Интервью как-то не срослось...
Затем в бар припёрся наш тележурналист. После получасовой беседы стало ясно — и тут вряд ли срастётся! Мы почапали на улицу, выйдя на Комсомольский проспект, подбрели к ларьку, торговавшему ромовыми бабами. «Смотри-ка, Пьер, — показал я, — видишь того бородатого, в кожаном плаще? А рядом мелкий, в очках, приплясывает. Правда на Лимонова похож?» — «Это и есть Лимонов! — усмехнулся Пьер. — А бородатый — Дугин!» Поражённый внезапной материализацией объектов нашей беседы, я молча воззрился на сладкую парочку. Они стояли в соседний ларёк, где продавалось пиво. Возможно, в той очереди Ли да Ду как раз обговаривали развитие Национал-большевистской партии и, допустим, привлечение в неё, помимо Летова, иных культовых персон андеграунда, вроде Сергея Курёхина... Дугин, сам повыше, упитанный, напоминал деревенского Геринга, а низенький Лимонов — кащенковского Наполеона. Друг мой французский скривился. Нацболы увлечённо беседовали о судьбах России. Из подворотни поблизости пахнуло мочой. «Пойдём отсюда!» — сказал Пьер. И мы двинулись вдоль по Комсомольскому в сторону метро «Фрунзенская». Солнце слепило сквозь ветви деревьев. Шли мы, шли и — батюшки-светы! — Дугин с Лимоновым вновь шагают перед нами, загадочным способом перегнав! «Значит, телепортация возможна», — только и вздохнул Пьер.
А немного раньше, год не помню, с моими коллегами по реггей-группе «Джа Дивижн» случилось вот что. Позвонил им один пацан и говорит: «Слышьте, братаны! У вас барабанная установка есть, а мы рок-фестиваль мутим. Выручайте! Мы у вас барабаны одолжим, а вы у нас целый час играть будете!» В назначенный день поехали музыканты на рок-фестиваль. В составе группы и среди её поклонников имелось несколько урождённых африканцев из Зимбабве, Сенегала и других братских республик Чёрного континента. Не успели артисты расположиться в отведённой им гримёрке, как туда ворвались бритоголовые и хорошенько отметелили урождённых африканцев. Музыканты нордической внешности всё же решили играть. И вот они вышли на сцену.
И увидели транспаранты, висевшие там, и красной ткани знамёна на стенах: в белом круге чёрный серп и молот. Часть поклонников группы вошла в этот зал — и побита была опять! Но бежать музыканты уже не могли — барабаны на сцене стоят, и тогда они начали что-то играть, но бессвязно, не в лад, невпопад. И простое вступление к песне играли двадцать минут без перерыва подряд! А лидер группы повторял угрожающее заклинание: «Джа Дивижн приехали! Джа Дивижн приехали!» Назревал скандал. А потом на сцену выбрался Лимонов Эдуард Вениаминович, который этот гадюшник и организовал. «Человек сидит и пьёт пиво! — примерно так загнусавил вождь НБП в микрофон фирменным гадским голоском. — Человек отдыхает и пьёт пиво! А вы тут разобраться не можете без человека! К человеку приходят и говорят: наведи порядок! Я наведу порядок! Человек наведёт здесь порядок!» Группу «Джа Дивижн» благополучно прогнали прочь. Году в 1996-м в ночном эфире «Эха Москвы» Лимонов утверждал: никакой драки на рок-фестивале и тем более избиения музыкантов никогда не было... Ха! Конечно, не было. Просто чёрные обезьяны сами друг друга перекалечили, они же с пальмы недавно слезли, от них зверем пахнет, а не цитрусовыми.
Последние пятнадцать лет лимоновская харизма расползается, как разбитое яйцо на раскалённой сковородке. Знакомый художник Б. вступил в партию НБП, выбрил виски, стал носить чёрные брюки, белую рубаху и подтяжки крест-накрест. Впоследствии он, впрочем, перебежал в новую партию ЕСМ, под сень дугинской брады. Ли да Ду рассорились, первый из оппозиции Ельцину ушёл в оппозицию Путину, второй Путина полюбил и предпочёл более простые источники финансирования. Знакомый литкритик Д. назвал Лимонова лучшим российским писателем, «потому что он искренний». Вышецитированные строки насчёт «земля — бля» вызывают у поэта М. эстетическое умиление, переходящее в эпилептический оргазм. А тем временем старик Лимоныч провёл пару лет в застенках, потому что пробовал купить автоматы для путча в Казахстане, а может, не он пытался купить, а ФСБ сама себе что-то продала, но седовласый возмутитель спокойствия в конце концов был досрочно выпущен на свободу. В одной из своих книг, написанных в заключении, Лимонов вспоминает всяких померших знакомцев, в том числе Бродского. И никак не может уяснить, почему последний такую подляну ему кинул, написав в аннотации к книжке, которую должны были издавать в США, мол, тип Лимонова в России хорошо известен — это Свидригайлов.
Уважаемый писатель Лимонов! Ведь вы хвастались, что убивали «мусульман» в Боснии? Или это только литература? Или этого не было? Рыская между богемой и штурмовиками, обретя акционистскую смелость, не потеряли ли вы обыкновенную совесть? Ныне вы организовываете «марши несогласных», успели поссориться с другими организаторами, мне всё мерещится, что самое главное для вас — это всегда быть против, даже в компании тех, кто против, всё равно выступить против них самих. Постаревший мальчик, маленький фюрер, желчный эротоман, самовлюблённый циник — это одинаково кислые варианты.
И мне вас совершенно не жалко.
Александр Дельфинов, Берлин
2003—2011
Читать @chaskor |