Недалеко от Курского вокзала, вдоль ж/д направления Москва — Петушки, воспетого Веничкой Ерофеевым, большими красными буквами на бетонном заборе выведено: «Лекарство от кризиса — социализм». Слово «лекарство» близко нашему менталитету. Не средство, а именно лекарство, магическое снадобье, каким исцелял доктор Айболит. Слово «социализм» тоже поначалу переливалось для нас волшебными красками. Когда-то Россия безоговорочно приняла новое чудесное лекарство от несправедливостей и кризисов — марксизм, социальную систему равного распределения материальных благ.
Чтоб никому не было обидно: «Всем по способностям, каждому — по труду». А при коммунизме — только по потребностям. Как сказал Шариков, «всё поделить». Это была беспрецедентная атака на власть денег! Что эта система склонна к тоталитаризму (Сталин ли главный «распределитель», государство ли), выяснилось не сразу.
В Индии издавна делили общество на четыре основных сословия (санскр. — варны): жрецы, воины-правители, торговцы и ремесленники-рабы (санскр.: брахманы, кшатрии, вайшьи, шудры). Пролетариат, разумеется, принадлежит к четвёртой категории.
Все европейские революции, в результате которых власть переходила от одного сословия к другому, к XX столетию уже произошли. У духовенства власть отобрали короли. У тех в свою очередь буржуазия. В России победили самые угнетённые — рабы. Кто был ничем, стал всем. Раб обычно боится хозяев и никого не уважает, включая себя (отголоски советского: жена — дура, начальник — козёл). Хозяев свергли. Сталин стал первым среди победивших рабов и Главным Хозяином. Ещё древнегреческий поэт Гесиод делил людей, сословия и века по металлическому признаку: на золотые, серебряные, медные и железные. Прозвища революционных лидеров красноречивы: Железный Феликс, товарищ Сталин. Отсюда такая жестокость, неуважение к другим и пренебрежение к прошлому. Если Чехов призывал каждого по капле выдавливать из себя раба, то Сталин обратно заливал тоннами.
С одной стороны, советские граждане сочувствовали всем притесняемым в мире сословиям и расам (от африканских негров до американских индейцев), с другой — жили под давлением мощного репрессивно-государственного аппарата. Через полтора десятка лет после Октябрьской революции левые идеи заметно поправели. Новая религия предложила вместо веры в Бога веру в светлое будущее, а вместо Троицы — три головы на плакатах: Маркса, Энгельса и Ленина. Марксизм стал догматом, и его развитие как критического метода прекратилось. Вплоть до краха социалистического строя в конце 80-х прошлого века.
В Европе же марксизм совершенствовался и через ряд философский трансформаций (главным образом структурализм) вылился в постмодернизм. Главные титаны последнего — французы: Ролан Барт (1915―1980), Жак Деррида (1930―2004) и Жан Бодрийяр (1929―2007).
В начале 90-х для России феерически засияло слово «капитализм». Его отблески достались и самому модному философскому направлению — постмодернизму. Советский вариант марксизма выглядел жалко. А его западное ответвление — постмодернизм — было в силе. Но незаметно входил в фазу перерождения. Задумывался он как антибуржузное течение («левый дискурс»), но давно и прочно сросся с рынком.
Барт занимался демистификацией (десакрализацией) мифа, Деррида — деконструкцией слова, Бодрийяр — симуляцией знака. Узкие специалисты, филологи и социологи, объявили свои области знания главными. Важен не миф, а какой социальный класс его использует (Барт). Текст важнее того, что он выражает (Деррида). Знак — важнее означаемого (Бодрийяр).
Вот серьёзные возражения всем этим позициям.
Деррида, с его главенством текста. «Люди попались в плен словесным фантомам, и они убедили их, что знания добываются путём расчленения целого; теперь, расчленяя, люди уничтожают собственное наследство».
Бодрийяру, с его главенством знака. «Не жертвуют жизнью знаку — умирают за то, что он обозначил».
Барту, с его отрицанием сакральности мифа. «Неосязаема пирамида, вершина которой — Бог, а основание — люди».
И всем вместе.
«Логики, историки, критики обсуждают форму носа и уха, но не видят лица целиком. Логики, историки, критики, пользуясь нелепым языком логики, разнимут твоё творение на составляющие и докажут, что одно в нём надо бы увеличить, а всё остальное уменьшить, и с той же логичностью докажут противоположное. Не логика связывает дробный мир воедино — Бог, которому равно служит каждая частичка. Логика привела нас к кирпичу, к черепице, но ничего не сказала ни о душе, ни о сердце, которые соединили их и преобразили в тишину. Душа и сердце вне логики. Кто из дробности мира может мощью своего гения создать новую картину и заставить людей всмотреться в неё? Всмотреться и полюбить? Нет, не логик, а художник, ваятель. Ваятелю не нужны словесные ухищрения, он наделяет камень силой будить любовь».
Это тоже француз, великий, — Антуан де Сент-Экзюпери. И его последняя, полная гениальных прозрений философская вещь «Цитадель» (1949).
Да всё равно вторую половину XX века в западной философии определили постмодернистские ребята, демократично ратовавшие за большинство. Им аристократические замашки отца «Маленького принца» — по боку.
К тому же левые интеллектуалы идеологически совпали с настроениями эпохи студенческих революций 60-х. Постмодернисты — антифундаменталисты. Для разрушения это неплохо, но для того, чтобы строить, нужно начинать с фундамента. А его-то постмодернисты в революционном пылу раздробили на кусочки, породив понятие фрагментарного сознания. Это то, о чём упоминал Экзюпери: видеть мир анатомически, разделённым на части.
Самым опасным в плане спекуляций (и в духовном, и в коммерческом значении) является «деконструкция» Деррида с её бесконечным интерпретированием: подменой истинного смыла — ложными, основного — периферийными. Как выразился питерский художник Тимур Новиков, произошла «дерридизация» сферы культуры. Новиков проводит параллели с переопределением в сайентологии Хаббарда. Разоткровенничавшись, основатель этого псевдорелигиозного движения однажды заявил: «Нужно переопределить слова так, чтобы они ради успеха пропагандиста означали нечто совершенно иное». Камуфлирование маргинальности — добропорядочностью, придание простецкой идее — видимости глубины. Карточные шулера это называют «передёргиванием».
Философы-эксперты изобличали общество потребления, но вскоре это общество взяло на вооружение их заумную терминологию. Торговцы актуальным искусством, напустив туман неологизмов, подымают цену сомнительным художественным продуктам — симулякрам (по Бодрийяру), то бишь имитаторам.
Не будем трогать чучело акулы Хёрста с навороченной подписью «Физическая невозможность смерти в сознании живущего». Возьмём местный пример — Олег Кулик с инсталляцией «Лев Толстой и куры», где на восковую фигуру великого писателя гадят домашние птицы. Зрелище обоср…го светоча русской мысли порождает смешанные чувства: от ухмылки, вызванной карикатурностью произведения, до возмущения его кощунством.
Кулик так объясняет собственное творение: «Я создал алтарь Толстого якобы совершенно «наивно» (следуя толстовскому учению о приоритете естественности над культурой). И потому место «высокого» отведено природному элементу, курам, в то время как культура в лице самого писателя помещена рангом ниже».
На выставке Кулика в ЦДХ в 2007-м куриный помёт в сопроводительном тесте именовался изящным словом «гуано». Но «гуано» — оно и в Африке дерьмо. Куликовское обоснование — образец постмодернистского передёргивания с обязательными терминами типа «аберрация», «трансгрессия» и ссылкой на одного из гуру постмодернизма, в данном случае Делёза.
Для России подобная практика была фатальной. Здесь проходили сотни выставок с невнятной в художественном отношении ерундой, зато «подкреплённой» ссылками на классиков постмодернизма (понятно, философы не думали, что «так получится», но и Маркс, мне кажется, несколько иначе представлял себе общество победившего пролетариата). Местными «шелкопрядами постмодернизма» была съедена не только листва, но и само дерево! Произошла полная «утрата оснований». Но даже постмодернисты не могут отменить Небо. Мировое духовное космическое Древо (центральный образ многих религий и духовых практик — от цигун до йоги). Но скрыть его, «выключить» из человеческого сознания — вполне.
В плане «возврата оснований» культуре можно назвать поворотной III Московскую биеннале и её основной проект «Против исключения» куратора Жан-Юбера Мартена в центре современной культуры «Гараж» (это продолжение его старой экспозиции «Маги земли»). Эта «магическая» антипостмодернистская линия стоила ему директорства в Центре Помпиду в 1990 году.
Одна из ключевых инсталляций выставки — «Курс лечения» швейцарского дуэта художников — Герды Штайнер и Йорга Ленцлингера. В комнате с белыми стенами, потолком и полом три кровати. Над первой висит метеорит. Вторая раскачивается на канатах, словно колыбель. А над третьей — модель того самого Мирового древа. Оно состоит из костей и цветов вперемешку с воланчиками для бадминтона и шапочками для солярия. Это, конечно, крайне вольная интерпретация Мирового древа, но в целом инсталляция работает: по задумке швейцарцев зритель должен умереть и родиться вновь. Метеорит создаёт иллюзию тесноты. В «колыбели» появляется ощущение полёта. А созерцание древа вызывает чувство причастности к вечности, к тысячам смертей и жизней, но, как ни странно, в результате появляется состояние умиротворённости. Публика выходила после «курса» в лёгкой степени обалдения. Швейцарцы по-шамански простыми методами добиваются сильного изменения сознания, привнеся сакральные образы.
В один из выходных в «Гараже» случилось столпотворение, выстроились огромные очереди (чего я вообще не припомню на экспозициях contemporary art). А потому что русские не могут без вертикали, без мифологии, без магии. «Москва — Петушки» — это «Учение дона Хуана, путь знаний индейцев Яки» по-русски. Абсолютно «трезвое», рассудочное мышление для нас губительно.
Ведь Москва — город, где у Патриарших прогуливается Воланд с котом Бегемотом, а в небе кружится вампир Рома Шторкин. В Третьяковке, сцепив руки, о чём-то грезит среди цветов и минералов «Демон сидящий» Врубеля, а в соседнем зале расположился на трёхметровом троне «Спас в силах» Рублёва в золотистом одеянии (заметьте зеркальное отражение фамилий: Рублёв — Врубель). Город вечной мистерии-буфф. Неудивительно, что маги земли нашли пристанище именно здесь.
Читать @chaskor |