Дикие животные, сбежав из частного зоопарка украинского олигарха, мигрируют с юго-запада страны на северо-восток, убивая на своем пути всё живое. И время от времени получая отпор. Двух кенгуру-вампиров, кстати, уже тоже убили.
Заламинированная бутылка виски из duty free подсказывает: я побывал за границей. Но уже следующее уточнение — где именно — даётся с трудом: на Украине или в Украине? А вроде бы правильный ответ «В Крыму» проблему только запутывает.
Политкорректно: в Украине.
Патриотично: на Украине.
Более чем двусмысленно: в Крыму.
А как правильно?
Язык, учил Сталин в издевательской интерпретации Солженицына, — это орудие производства.
И, кто бы сомневался, орудие международной политики.
Как раз во дни моего пребывания там, откуда я только что вернулся, по украинскому телевидению показывали очередной выпуск перебравшейся туда (на?.. в?..) вместе с Савиком Шустером «Свободы слова», посвящённый теме «Будет ли Россия воевать с Украиной из-за Крыма?».
Передача проходила в обстановке полной разнузданности, в том числе и языковой, — одни говорили по-русски, другие по-украински.
Отличился российский политик (как он себя называет) Владимир Милов, заявивший буквально следующее: «Россия не будет воевать с Украиной из-за Крыма в основном из опасения подвергнуться ответным налётам украинских бомбардировщиков».
Скажи Милов такое на российскую аудиторию, она, может, ему и поверила бы.
Но он говорил на украинскую.
А на Украине всем известно (в Украине тем более): в ходе недавней авиакатастрофы, унёсшей семь человеческих жизней, разбились, столкнувшись друг с дружкой в воздухе, оба украинских бомбардировщика.
А единственный (правда, затопленный) крейсер только что продан на металлолом за 60 тыс. гривен (7 тыс. долларов).
По единодушному мнению украинской прессы (а оно редко бывает единодушным), сделка с продажей крейсера носит явно коррупционный характер, потому что реальная цена ему не семь тысяч долларов, а все семнадцать.
Впрочем, политическая тележурналистика для Савика Шустера, как известно, всего лишь профессия.
А по призванию он футбольный обозреватель.
С нового года грозится запустить телеговорильню о национальном первенстве Украины.
Что несколько странно: команды на (в) Украине сильные, но их (как до недавнего времени было бомбардировщиков) всего две.
А чемпионат длинный, договорной и невероятно скучный.
Пока я был там, где я был, на (в) Украине произошёл «чёрный вторник».
Вернее, «чёрный четверг».
По этому вопросу украинская пресса тоже единодушна: гривну уронил президент Ющенко.
Уронил, чтобы таким образом пополнить «чёрную кассу» перед предстоящими президентскими выборами.
Однако в этой точке пути свободной прессы расходятся.
Одни (таких большинство) требуют немедленно предать президента импичменту.
Другие же утверждают, будто Ющенко поступил мудро: не сними он с гривны незаконный навар, это непременно сделала бы Юлия Тимошенко.
Помимо падения гривны и перспектив российско-украинской войны там, на родине Тараса Шевченко (вот, нашёл нейтральное выражение!), широко обсуждается война, уже вовсю полыхающая по России, — а именно пугачёвско-чеченская.
Цветные фотографии Байсаровых и Орбакайте с родными и близкими не сходят с газетных полос; дело не обходится, понятно, и без фотошопа.
Судя по «плюрализму мнений» по данному вопросу, украинскую прессу систематически «заряжают» с обеих заинтересованных сторон.
Ещё одна животрепещущая тема на (в) … — нашествие кенгуру-вампиров.
Дикие эти животные (сбежав, предположительно, из частного зоопарка одного из украинских олигархов) мигрируют с юго-запада страны на северо-восток, убивая на своём пути всё живое.
И время от времени получая отпор.
Двух кенгуру-вампиров, кстати, уже тоже убили.
Но тело одного сожгли, а у другого куда-то потерялась голова, и в местной больнице нет денег на анализ безголового туловища.
Потеря головы — это, похоже, украинский национальный вид спорта (вроде «боевого гопака», как называется местная разновидность самбо): Гонгадзе, кенгуру, да и, не будем забывать, Гоголь.
В Одессе, кстати, прошёл поэтический фестиваль имени Гоголя.
Почему «имени Гоголя» в Одессе?
Почему «поэтический имени Гоголя»?
Как в анекдоте про бризмахера, выставившего в витрине огромный будильник:
«Нет, я часов не чиню; я делаю обрезание. А почему выставил будильник? А что бы, по-вашему, я должен был выставить?»
Сильно подозреваю, впрочем, что сам Гоголь изрядно удивился бы не только месту проведения фестиваля и его тематике, но и тщательно подобранному составу участников.
Который — в качестве этнического ансамбля баянистов и гудошников — вполне мог бы с тем же успехом выступить и на фестивале имени Рихарда Вагнера.
Устрой таковой аналогичные умники где-нибудь в Копенгагене.
А в те же дни во Львове на книжной ярмарке презентовали международную поэтическую антологию в лучших традициях federation pederation «Сто двадцать минут Содома».
Блестяще подтвердив тем самым — и в Одессе, и во Львове — литературно-критические изыскания Всеволода Емелина.
Как, однако, у них, у лидеров на букву «п», всё запущено!
Сто двадцать минут!
Ленинградский писатель-гетеросексуал Житинский ещё в советское время сформулировал то же самое гораздо реалистичнее.
«Идеальный половой акт, — написал он, — длится час с четвертью, включая время на заход в винный магазин».
Публикует украинская пресса и гневные письма читателей — как на сексуальную, так и на алкогольную тему.
Скажем, некий любитель пива протестует против чешской марки «Велкопоповицкий козел».
«Пьёшь, — пишет, — и чувствуешь себя козлом!»
Как, по-вашему, алкогольная это инсинуация или сексуальная?
В любом случае на презентации «Ста двадцати минут Содома» этого наглого пивососа-гомофоба несомненно скрутили бы силами охраны, а уже скрученному, проломили бы ему пивной кружкой голову.
Чтобы не посягал на святое!!!
Где пьют, там (кроме как в годы голодомора), понятно, и закусывают.
С закусью, однако, свои проблемы.
На (в) Украине нынче запрещено резать свиней в домашних условиях.
Требование ВТО!
Веди на официальную бойню, а потом дожидайся необходимых санитарных анализов.
В анализах как раз и загвоздка.
Пока лабораторно обследуют парное мясо, оно успевает утратить первозданную свежесть — и его приходится заново обследовать уже как охлаждённое и т.д.
Получается сказка про белого бычка и утратившего естественную пигментацию (но только не природный запах!) кабанчика.
Сказка получается, а сало нет!
А куда ж без сала?
Кстати, львовские гомофобы, протестуя против педерастической графомании, проявили дьявольское постмодернистское остроумие: лозунги своего гей-гейта они вывели на стене салом.
Получилось прямо по Пазолини: «Сало, или Сто двадцать минут поэзии».
Где выпивают и закусывают, рано или поздно возникают и несколько более деликатные потребности.
Украинский язык особенно бурно прогрессирует именно в этом направлении — категорически отдаляясь и отделяясь от русского, стремительно проскакивая общеевропейскую стадию («Что ж, коли ВТО, так нам и сала не иисть?») и окунаясь в конце концов в глубокие и прозрачные воды истинно музыкальной мовы.
Советская власть, помимо голодомора, принесла на (в) Украину туалетную бумагу.
Распад СССР и курс на общеевропейский дом ненадолго превратили её в туалетный папiр.
Однако теперь, с окончательным становлением незалежной государственности, она наконец-то называется просто и правильно — срай-тасьма.
Развитию языка немало способствует и сериал «Доктор Хаус», транслируемый здесь, естественно, по-украински.
Любимые болезни американского теледиагноста — порфирия и волчанка.
Порфирия (знать бы, что это такое! Хотя нет, лучше не знать) пока так и остаётся по-украински порфирiей, а вот волчанка колеблется между вовчанкой и вовчаницей.
В чём, разумеется, можно и даже нужно усмотреть острую антироссийскую направленность.
Название этих почти путевых заметок я позаимствовал из знаменитого стихотворения Геннадия Григорьева (оно так и называется: «Этюд с предлогами»), в котором, в частности, значится:
Мы построим скоро сказочный дом
с расписными потолками внутри.
И, возможно, доживём до…
Только вряд ли будем жить при…
И, конечно же, не вдруг и не к нам
в закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на…
я прекрасно обойдусь без…
Погашу свои сухие глаза
и пойму, как безнадёжно я жив.
И как пошло умирать за…
если даже состоишь в…
Пятнадцать лет назад в столовой коктебельского Дома творчества (сейчас он уже уничтожен и растащен; в один-единственный оставшийся корпус селят украинских письменников, но и тех уже не кормят) я оказался в странно-чиновной компании: «министр» одной из областей Украины и столичный журналист (а тогда и сенатор РФ от Москвы) Юрий Черниченко.
Почему оба номенклатурщика выбрали себе место для отдыха явно не по рангу, не знаю, но возненавидели мы все трое друг друга сразу и насмерть.
Черниченко без конца плавал («Кому суждено быть повешенным, тот не утонет», — подбадривал я его), украинец без конца хавал; велись, естественно, и идеологические споры.
— Севастополь мы присоединим вместе с Крымом, а Крым — вместе с Украиной, — ласково объяснял я министру. — Вот только (а это уже я переадресовывался к Черниченко) от Ельцина вашего любимого избавимся.
Разумеется, я был неправ.
Кругом неправ.
Кроме, пожалуй, одного: Черниченко вроде бы так и не утонул.
И сейчас, из года в год приезжая на (в) Украину, убеждаюсь, что процесс Partition (как называлось это у Индии с Пакистаном) становится всё более и более необратимым, так и оставаясь, слава богу, бескровным.
Конечно, мы с вами живём в энергетической империи, а они — в банановой республике, но откуда, собственно говоря, берётся энергия — из нефтегаза или из сала?
И разве не вернее было бы назвать Россию банановой империей (нефтегаз — наши бананы), а Украину со всем её салом, свободой слова и срай-тасьмой — энергетической республикой?
Время рассудит.
Что же до катавасии с предлогами, то, пока суд да дело, я предлагаю просто слить два в один.
И писать, чтобы никому не было обидно, «я поехал нав Украину», «я пожил нав Украине».
Ну а как быть с «я вернулся»?
Откуда вернулся-то: с Украины или из Украины?
А вот где пожил, оттуда, поди, и вернулся!
Читать @chaskor |