Постройка Берлинской стены — воплощение давнишней мечты — не принесла Ульбрихту облегчения. Отгородившись от вражеского Запада, он лишился козла отпущения. Оставшись один на один с плановой экономикой, он испытал в ней разочарование. Остававшийся всю жизнь верным прямой, как Сталиналлее, вертикали московского курса, Ульбрихт был сметён при первой же попытке отойти от марксистской догмы.
Летом 1971 года в высшей степени официозная пресса ГДР вдруг опубликовала фотоснимки, достойные первых полос буржуазных таблоидов. Профессиональные папарацци из службы госбезопасности запечатлели на них дряхлого и беспомощного старика в халате, бесцельно бродящего по своему дачному участку. В пожилом человеке было почти невозможно узнать Вальтера Ульбрихта — ещё несколько месяцев назад самого могущественного мужа Восточной Германии, её отца-основателя и единоличного лидера. На самом своём горизонте, в точке заката, линия жизни Ульбрихта почти полностью совпала с судьбой впавшего в немилость окружения Никиты Сергеевича Хрущёва. Смещённому со всех постов ставленником Брежнева Эриком Хонеккером архитектору Берлинской стены оставалось жить не более двух лет.
Первый секретарь Социалистической единой партии Германии Вальтер Ульбрихт был старым хитрым лисом. Облик добрейшего доктора Айболита (таким пытался казаться он гражданам Демократической Республики), подобно непроницаемой стене, скрывал жившего в постоянном страхе диктатора, ветерана сталинской партшколы.
Уже к 19 годам лейпцигский плотник Вальтер Эрнст Пауль Ульбрихт был активистом Социалистической партии Германии. Солдатом промаршировал через Первую мировую. Воевал за кайзера и отечество то на Восточном фронте, то на Западном. В конце Первой мировой российско-германский фронт начал размываться, перерастая по обе стороны в революционные баррикады. В 1918-м Ульбрихт был избран от своего корпуса в совет солдатских депутатов, а вернувшись через год домой, основал лейпцигское отделение компартии. Через 20-е перебирался он депутатом саксонского ландтага, избирался в рейхстаг и Коминтерн. В начале 30-х организовывал рабочие стачки и уличные беспорядки. По его приказу члены партии убивали офицеров полиции. Совместно с берлинским гауляйтером Геббельсом устраивал он в 1932-м многотысячный марш отрядов нацистов и коммунистов, на время соединившихся по приказу из Москвы. Партийная карьера Ульбрихта стараниями марксистских историков неоднократно переписывалась, ретушировалась, полировалась до блеска, пока не засияла в 1963 году золотой звездой Героя Советского Союза.
Из Парижа, куда его загнали нацистские чистки, через Стокгольм в СССР Ульбрихт бежит в 1938-м. В Париже он пережил волну сталинского террора, закончившегося лагерями или смертью большинства его однопартийцев, эмигрировавших в СССР с приходом Гитлера к власти. В несколько строк его официальной биографии умещаются семь советских лет. С 1941-го работа в немецком отделе «Радио Москвы». С декабря 1942-го из сталинградских окопов через громкоговорители призывает немецких солдат сложить оружие, а уже пленённых уговаривает вступить в компартию. В мае 1945-го во главе «группы Ульбрихта» вместе с первыми советскими войсками входит в Берлин. Между этих строк — полный мрак. Со зловещим холодом доносятся оттуда слова Лаврентия Берии, вспоминавшего «товарища Ульбрихта» как «подлеца, способного продать отца и мать».
Ловко маневрируя в течениях послевоенной политической жизни Берлина, Вальтер Ульбрихт шаг за шагом укреплял своё положение на пути от власти к Власти. Весной 1945-го он был лишь главой одной из трёх «инициативных групп». С тем чтобы «помочь Советской армии в кратчайшие сроки восстановить на занятых территориях общественную жизнь», из самых лояльных немецких коммунистов в Москве сформировали три группы — «Блок боевой демократии». Каждая из этих групп (до окончания военных действий располагавшихся в советских армейских штабах) получила свой район действия. Ульбрихт был назначен главой центрального берлинского отряда. Каждая из групп действовала по одному и тому же, ещё в Москве согласованному сценарию. При поддержке оккупационного командования члены группы занимали ключевые должности в управлениях внутренних дел и отделах кадров. На посты других административных руководителей назначались, как правило, беспартийные, совершенно неискушённые в административной работе, однако пользующиеся уважением граждане. Затем, используя административный ресурс, уважаемые граждане окружались «своими» прошедшими сталинскую школу советниками. Обкатав до безотказности эту технологию, ульбрихтовцы в дальнейшем пользовались ею при оснащении государственной машины ГДР своими кадрами. «Всё должно выглядеть демократически, но находиться под нашим контролем», — любил повторять Ульбрихт.
В 1949-м Ульбрихт уже зампред Совмина свежепровозглашённой Германской Демократической Республики, а в 1950-м — единоличный лидер объединённых (хитростью его интриг) социалистических партий — генсек ЦК СЕПГ. Формально многопартийная политическая сцена на деле стала театром марионеточных образований вокруг СЕПГ.
Граждане республики его не любили, но боялись. (Чувства эти были взаимны.) За добрые глаза и бородку клинышком прозвали Ульбрихта Козлобородом. Никто не любил козлиную бороду: ни Вашингтон, ни Москва, ни Бонн. Страх вызывал и стоящий за Ульбрихтом Сталин. Со смертью патрона положение его стало крайне неопределённым. Ненависть, до сих пор перекатывавшаяся (радио-) волнами с Запада, очень быстро пришла на смену страху. Росло недовольство и в Москве. Там серьёзно обсуждался кандидат на смену старому сталинисту.
15 июня 1953 года рабочие, занятые на строительстве берлинской аллеи Сталина — парадного близнеца Кутузовского проспекта, — бросили кирпичи и двинулись маршем на Дом профсоюзов. Дело было вовсе не в эстетических предпочтениях строителей — урождённых лютеран, чуждых псевдокатолическому излишеству сталинского ампира. Нет, на аллею вышли они в ужасе от приказа партии увеличить (и без того неподъёмную) трудовую норму на 10%. Лидеры профсоюза к ним, однако, не спустились. Не вышли они даже на балкон. Просто проигнорировали — испугались, конечно. В тот же вечер призыв к саботажу передавали все радиостанции Западного Берлина. На следующий день к забастовщикам присоединились другие рабочие. 17 июня за Берлином последовали десятки других городов по всей Демократической Республике. Восставший пролетариат громил парткомы, линчевал своих недавних вождей, открывал ворота тюрем, выпуская на свободу и политических, и уголовных, и нацистских преступников. Ульбрихт опять ударился в бега, укрылся в Генштабе Западной группы войск Советской армии под Берлином.
Военная администрация отреагировала оперативно. Почти повсеместно было введено чрезвычайное положение, на улицах появились танки и БТР. По законам военного времени все полномочия власти перешли к армии. Зачинщики были арестованы, некоторых из них тут же расстреляли для устрашения прочих. В такой ситуации ни о какой смене Ульбрихта в Москве больше не думали, так что благодаря восстанию он только упрочил своё положение. Ответственность за беспорядки ему удалось свалить на своих внутрипартийных конкурентов. А ещё через семь лет Козлобород пополнил свою коллекцию титулов председательством в Национальном совете обороны и Госсовете.
Опасаясь новых беспорядков, Ульбрихт раздал оружие членам партии. Из партийных активистов на каждом предприятии были сформированы боевые группы «для защиты народного имущества от посягательства вредителей и вражеских элементов». Вместе с усиленным идеологическим чревовещанием среди рабочих стали открыто поощрять доносительство. Официально подчиняясь МВД, боевые группы на деле управлялись партийными функционерами. Гигантская грибница партии расползлась повсеместно. Трудовые коллективы — последние неподконтрольные партии гражданские структуры — были теперь полностью в руках государства. Партия стояла на пути в благополучное светлое будущее каждого гражданина ГДР со сборником казённых идеологических штампов в одной руке и винтовкой в другой. Обойти эти распростёртые объятия становилось год от года всё трудней. К началу 60-х годов численность боевых групп достигла 150 тысяч.
Утром 13 августа 1961 года в Берлине было мобилизовано более 5 тыс. строителей из числа боевых групп. Начавшаяся ночью военная операция «Роза» была в самом расцвете. Вокруг Западного Берлина разматывались сотни километров колючей проволоки, доставленной накануне из братской Румынии под видом мирного стройматериала. К полудню рабочие добровольцы с отбойными молотками и лопатами в руках начали укрепление проволочных заграждений. Через несколько дней они принялись за первые участки кирпичной кладки стены. Кстати, замечу: имея такую возможность, за всё время строительства на Запад не сбежал ни один «групповой боец».
За две недели до начала строительства стены Ульбрихта вызвал Хрущёв. Никиту Сергеевича, взявшего на себя функции носителя социалистического плодородия, крайне раздражала неспособность Вальтера Эрнста Поля обеспечить вверенное народонаселение фруктами и овощами. Несмотря на середину лета, плодоносили только журналисты газеты Neues Deutschland. Ежедневно первые полосы партийного органа колосились ритуальными заклинаниями о невиданных темпах трудовых будней и запредельных урожаях на полях страны. Реальные же цифры на столе у Хрущёва говорили о противоположном. Реальные цифры сопровождались оправдательной запиской Ульбрихта. Уже в который раз жаловался он на Запад, бомбардирующий картофельные посевы республики колорадскими жуками, переманивающий лучших специалистов и объедающий социалистическую плановую экономику. Пользуясь свободой передвижения внутри Берлина, 50 тыс. граждан предпочитало работать на западе, где больше платят, а жить и кушать на востоке, где дешевле. Получив бесплатное образование в ГДР, молодёжь стремилась найти работу в мире капитала. С момента окончания войны ГДР покинуло уже 3,5 млн человек. Люди продолжают бежать. Бегут ежедневно тысячами. Если ничего не предпринять, скоро в стране останутся только солдаты, функционеры и пенсионеры.
Никита Сергеевич любил соревноваться с Западом. На Земле и в космосе, догонять и перегонять. Берлин был главной ареной этих соревнований. По Сталинской аллее, с востока стрелой входящей в самое сердце Восточного Берлина, любил прокатиться Никита Сергеевич в машине с открытым верхом. По Сталиналлее на зависть Штатам провозили в такой машине и Гагарина. Поставить стену значило признать поражение. Однако Ульбрихт загонял его в угол. Приходилось уступить Западный Берлин.
Воплощение давнишней мечты не принесло Ульбрихту облегчения. Отгородившись от вражеского Запада, он лишился козла отпущения. Оставшись один на один с плановой экономикой, он испытал в ней разочарование. Старый сталинист, Ульбрихт засел за труды по экономике и социологии, окружил себя советниками и специалистами, начал готовить реформы. Увы, прозрение пришло слишком поздно и планам немецкого НЭПа не суждено было сбыться. С востока на Берлин надвигался новый ледниковый период. Остававшийся всю жизнь верным прямой, как Сталиналлее, вертикали московского курса, Ульбрихт был сметён при первой же попытке отойти от марксистской догмы. Созданная им репрессивная машина не обрушилась на него всей своей мощью, но даже лёгкого её касания было достаточно.
Читать @chaskor |