Сэм Хайес. В осколках тумана. М.: Фантом-Пресс, 2010.
Несмотря на все приметы детектива — жестокое преступление, напряжённый сюжет и киднеппинг в придачу, — новая книжка англичанки Сэм Хайес (её первый роман «Моя чужая дочь» сразу стал бестселлером) — это не совсем детектив. Скорее всего, это раскидистая дамская проза с чертами триллера, традиционного английского романа и психологической семейной драмы. Герои, отстрадав положенное, в конце предсказуемо обретают счастье, любовь, семейный очаг и всё такое (не все, конечно, некоторые не получают ничего, кроме смерти, но это мелкие издержки жанра). И поскольку это дамский, розовый роман, то железное правило детектива — зло должно быть разоблачено и наказано — соблюдать оказывается вовсе не обязательно. Да и нет его, как выясняется, этого зла — ни с большой буквы, ни с маленькой.
Впрочем, поскольку это обстоятельство выясняется совсем уже к концу книги, то читатель, особенно читатель с воображением, нервно поглощая страницы, испуганно ждёт ещё больших ужасов, чем те, на которые то и дело намекает автор.
И не то чтобы писательница злокозненно нас обманывает, нагоняя саспенсу безо всякого катарсиса в перспективе. Хайес просто умело создаёт атмосферу: все эти британские ледяные пустоши, покрытые заиндевелой травой, все эти ночные туманы и редкие жёлтые огоньки, бедная девушка из народа, чьи мечты об иной жизни оказываются разбиты…
Аллюзии на Коллинза с Диккенсом — сами по себе вещь неплохая, но тут явно используются в качестве дымовой завесы или, выражаясь авторским языком, пелены тумана. А когда туман рассеивается и становятся видны все кнопки, пружинки и крючочки, на которые тебя ловят, невольно испытываешь неловкость за собственную читательскую непривередливость. Ведь если б не саспенс, разве стал бы ты так напряжённо следить за перипетиями сюжета, не вполне ловко сшитого, и переживать за героев, чьи душевные движения не вполне достоверны?
Но ведь саспенс есть, этого не отнимешь. И намёки на ужасные ужасы выполнены изобретательно и изящно, даже если в них не веришь. И инцест маячит; и неважно, что мы уже всё поняли, в том числе и то, что в границах заявленного жанра максимум, чем рискуют герои, — это простудиться холодной ночью. Чем-то ещё, кроме ожидания развязки, «держит» эта книга. Хотелось бы понять чем.
Критика:
Нина Иванова (TimeOut):
«У её персонажей, если уж послеродовая депрессия, то до смертоубийства. Если инцест, то непременно с растлением малолетних, похищением младенцев и поступлением на работу в бордель. Даже странно, что она пишет романы, а не сценарии к телесериалам для дневного показа. И тем не менее её очередной роман переведён на русский язык. У его героев тоже всё не слава богу: на голову молодой женщины беды валятся как из ящика Пандоры. Она одновременно разводится с мужем, ухаживает за внезапно онемевшей и ко всему индифферентной матерью (её состояние сильно напоминает инсульт) и, гуляя с собакой, обнаруживает едва живую ученицу, у которой переломаны все кости. То ли ещё будет. Ой-ой-ой».
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Сэмюэль Беккет: возвращение в утробу.
Ирландский писатель, поэт и драматург умер 22 декабря 1989 года. - Беккет вне интерпретаций .
О книге: «The Letters of Samuel Beckett: Volume 2, 1941-1956», Cambridge University Press, 2011 – 886 p. - Советский марсоход из пластикового Средневековья.
Беседа с Вероникой Кунгурцевой. - Что британцу «лучшая книга», то русскому лучше не читать .
«Поступь хаоса» Патрика Несса. - Пятьдесят оттенков серого.
Отрывок из эротического романа британской писательницы. - Трагикомедия штампа.
В своём новом романе британский писатель Джонатан Коу рассказывает историю жизни классического неудачника и ставит литературный эксперимент. - Гальванизация трупов и игра в цитаты.
Британец Питер Акройд трансформирует классическую историю о Франкенштейне в металитературный эксперимент. - Журнал Виктора Франкенштейна .
Первая глава романа, выходящего в издательстве Corpus. - Райская жизнь господина Б.
Герой нового романа Тибора Фишера убеждён, что в положении Бога есть немало плюсов. - И бутылка рома.
В антологии, составленной Джеффом Вандермеером, пират предстаёт в образе идеального нонконформиста и борца с косностью.
