С собой «Нацбест», может, и не покончил, но кишки себе наружу выпустил. И закинуть их обратно, как в фильме у Михалкова, будет, пожалуй, трудновато.
Десятый цикл премии завершен. Имя победителя названо, имя главного спонсора перестало быть секретом полишинеля. Оглашены воистину наполеоновские планы на 2011-й. В Зимний сад петербургской «Астории» по рассеянности не завезли водку, однако у литераторов было с собой вдоволь своей.
Тоска, блин.
А теперь по порядку (хотя и не совсем) и в подробностях, заслуживающих если не размышления, то огласки.
Константин Тублин наконец-то объявил, что является главным, а с некоторых пор и единственным спонсором «Национального бестселлера». До сих пор мы уклончиво именовали его нашим единственным фаундрайзером. Но за десять лет он, оказывается, привлек $200 000 чужих и потратил на премию $500 000 своих. И не собирается останавливаться на достигнутом.
Из-за чего на него буквально назавтра же наехали в Сети: что невинный, как крупногабаритное дитя, Лев Пирогов, что вездесущий блогер dinrid с пустым, как у записных обличителей принято, журналом.
Что ж, добро, как известно, наказуемо.
На следующий год, наряду с очередным, 11-м конкурсом «Нацбеста», анонсирован «Нацбест Нацбестов» (по аналогии с британским «Букером Букеров») с первым призом в $100 000 и с жюри в десять человек, составленным из десяти почетных председателей прошлых лет: банкир Коган, Ирина Хакамада, Эдуард Лимонов и другие...
Это идея Тублина, которую я, естественно, поддерживаю. И вообще, правило «Бензин ваш, идеи наши» к дуэту Тублин ― Топоров неприменимо. Бензин его (и, как теперь выяснилось, весь его), а идеи ― примерно поровну.
Точнее всего взаимное распределение ролей сформулировала замечательная повариха «Лимбус Пресса», ещё когда я работал там главным редактором. Меня она называла «начальником», а Тублина ― «генералом».
Кстати, почётным председателем жюри в этом году оказался сам Тублин.
А ещё одним из почётных председателей прошлых лет был лауреат«Нацбеста» ― 2001 и, соответственно, один из претендентов на победу в «Нацбесте Нацбестов» Леонид Юзефович. Впрочем, зная его, можно не сомневаться в том, что он ни за какие коврижки не проголосует за самого себя.
Сам я в этом году нежданно-негаданно попал в малое жюри, буквально в самый последний момент вынужденно заменив космонавта-блогера Максима Сураева.
Это был чистый форс-мажор. Как правило, член малого жюри в случае не приезда извещает оргкомитет о своем выборе, здесь же какая бы то ни было связь с Максимом отсутстствовала. Хочется думать, что у него все в порядке.
В сложившейся ситуации свежеиспечённый член малого жюри счел для себя неэтичным вмешаться в спор очевидных фаворитов (которыми были, в первую очередь, Роман Сенчин, а далее - Эдуард Кочергин и Павел Крусанов ) и предпочёл проголосовать нейтрально ― за, как сказали бы англичане, the under dog.
Но в результате мой under dog едва не выиграл конкурс.
Основная интрига, конечно, была связана с Сенчиным; точнее, с тем, что прекрасный роман «Ёлтышевы» в очередной раз пролетел как фанера над Парижем. Пролетел в сторону «Большой книги», где он, будем надеяться, наконец-то и приземлится.
«Ёлтышевым» спели осанну ведущий церемонии Артемий Троицкий и почётный председатель Тублин, не говоря уж о более чем благоприятных критических оценках в СМИ, включая и отзыв автора этих строк. Но всё это была любовь платоническая.
А в «реале» проголосовала за «Ёлтышевых» одна Валерия Гай Германика, безошибочно опознав в популярном писателе своего брата-«чернушника».
Уточнение насчет «чернухи», да и параллель с фильмом «Все умрут, а я останусь» (ну, и во вторую очередь, со «Школой») чрезвычайно важны.
Сенчину дурят голову «новым реализмом» (да он и сам охотно рассуждает на эту тему), но никакого реализма ― ни «нового», ни старого ― в «Ёлтышевых», разумеется, нет, как нет его и в кинематографе Гай Германики. Нет даже натурализма или, как его называли полтораста лет назад, физиологического очерка.
Есть декаданс (это наблюдение принадлежит Вадиму Левенталю) в духе Леонида Андреева, Сологуба и Арцыбашева. Есть мизантропия, перерастающая в человеконенавистничество. Есть (и у Сенчина, и у Гай Германики) выраженная воля к самоистреблению. Есть талант. Есть чувство. Есть стиль. А вот реализма ― хоть «нового», хоть старого ― не намного больше, чем в «Голубом сале» у Владимира Сорокина.
На «нацбестовской» церемонии «Ёлтышевых» нарекли чуть ли не последним преданьем старца Пимена. Но когда богатые и очень богатые, явно преуспевающие и откровенно своим преуспеванием гордящиеся люди рассуждают о страданиях и скорой неминуемой гибели русского народа, звучит это, согласитесь, фальшиво.
И вдвойне фальшиво, когда они кивают при этом на «Ёлтышевых»: вот он, мол, наконец-то правдивый и прекрасный роман про обездоленных!
«Ёлтышевы» правдивый роман и прекрасный роман, спору нет, только он не про обездоленных, а про персональный ад, в котором томится Сенчин.
И обитательница другого персонального ада Валерия Гай Германика тотчас же признала в Сенчине товарища по несчастью.
Тогда как остальные лишь надували щеки и посылали воздушные поцелуи.
А кое-кто обошёлся и без поцелуев.
Решив руководствоваться лозунгом премии «Проснуться знаменитым», я как член жюри сосредоточил своё внимание на двух заведомых дебютантах ― Василии Авченко и Олеге Лукошине.
А уже на следующей неделе их представленные на конкурс «Нацбеста» произведения «Правый руль» и «Капитализм» свела воедино сама жизнь. В Приморье, о народных (но мирных) волнениях в котором в стиле «нового журнализма» рассказал Авченко, внезапно начала действовать вооруженная «антиолигархическая банда» ― точь-в-точь такая, какая придумана Лукошиным в его романе-комиксе.
Авченко, как и другой дебютант ― уже широко известный Андрей Аствацатуров, ― голосов в свою пользу так и не получил, поэтому я в итоге проголосовал за Лукошина (вслед за авангардной узбекской певицей Севарой Назархан ― такое вот забавное совпадение вкусов); директор АЖУРа и автор «Бандитского Петербурга» Андрей Константинов ― за «Мертвый язык» Павла Крусанова.
А ещё двое членов жюри ― прошлогодний лауреат премии Андрей Геласимов и председатель благотворительного фонда Ирина Тинтякова (супруга вице-премьера Кудрина) ― за «Крещённых крестами» Эдуарда Кочергина.
Лукошин и Кочергин получили, таким образом, по два голоса. Патовую ситуацию по регламенту разрешил почетный председатель жюри, без видимых колебаний предпочтя роману-комиксу сорокалетнего журналиста из Татарии (и убежденного коммуниста!) автобиографическое повествование знаменитого питерского театрального художника о тяготах послевоенного времени, увиденных глазами ребенка. (Кочергину сейчас 72 года, значит, он 1938 или 1937 года рождения – то есть входит в славную когорту «детей 1937 года», воспетую Владимиром Бондаренко в одноименной книге.)
Неудача Крусанова столь же огорчительна, как и сенчинская, хотя причины тут разные. Сенчина подвел статус заведомого фаворита, а Крусанова – положение хозяина поля.
«Одиннадцатый полевой игрок» ― то есть родные стены ― вроде бы должен был принести нынешнему главному редактору «Лимбус Пресса» (издается он, правда, в «Амфоре») лишний балл, но достался он в итоге не признанному лидеру «петербургских фундаменталистов», а бессменному (с 1972 года!) главному художнику ГАБДТ имени Товстоногова.
Крусанову (опять-таки, как и Сенчину) остается уповать на «Большую книгу», хотя петербуржцам ее вроде бы не дают.
Ну, может, разок ― исключительно для приличия ― и дадут.
Мне жаль даже не столько того, что Крусанов не победил с «Мертвым языком» и лишился тем самым шанса поучаствовать в розыгрыше «Нацбеста Нацбестов», сколько того, что за рамками десятилетней истории премии оказался его остающийся непревзойденным «Укус ангела» (1999).
Моральным победителем следовало бы на сей раз признать Олега Лукошина. Мешает этому лишь одно обстоятельство: «Капитализм», представленный на конкурс в журнальной публикации, выходит книгой не в «Ад Маргинем» (где ему, строго говоря, самое место), а в «АСТ».
Иванову и Котомину обидно (и втройне обидно за «своих» Авченко с Аствацатуровым и, к сожалению, не попавшего даже в шорт-лист Михаила Гиголашвили), а руководству издательского монстра полууспех сравнительно молодого провинциального автора ― что слону дробина.
Победа Кочергина производит двойственное впечатление и уже породила противоречивые отзывы.
Радуется Сергей Беляков: «Это был лучший сезон «Нацбеста»; огорчается общему качеству и, главное, настрою текстов Андрей Константинов; негодует книжный подвижник Борис Куприянов: «Нацбест», ― утверждает он, ― покончил самоубийством (и это горькое, но дружеское суждение злорадно транслируют враждебные и/или равнодушные СМИ); возмущаются многочисленные поклонники Сенчина, тонкие ценители Крусанова, студенты Аствацатурова и так далее.
Преобладают всё же отзывы благожелательные, а о книге Кочергина и о нём самом ― и вовсе восторженные, и я эту позитивную позицию (в ее второй части) разделяю. С той, правда, оговоркой, что прав все-таки Куприянов.
Потому что победил достойный, а может быть, и достойнейший, ― вот только проиграла на этом сама премия. Проиграла ее концепция, ее идеология, ее, если угодно, философия.
А вместе с премией проиграла и литература.
Потому что «Нацбест» с самого начала позиционировал себя (и противопоставлял другим премиям) как нечто служащее отнюдь не амбициям отдельных авторов или групп авторов, а всей отечественной словесности в целом. Позиционировал себя как нечто прорывное, нечто актуальное, нечто, в лучшем смысле слова, злободневное.
И, увы, ничего подобного я во вполне заслуженной победе прекрасной книги Эдуарда Кочергина усмотреть не могу.
«Крещённые крестами», парадоксальным образом похожие на «Путь Мури» Ильи Бояшова, выигравший «Нацбест» четыре года назад (и там, и тут перед нами история смертельно опасной одиссеи воссоединения со своими), ― это опоздавшая на двадцать с лишним лет повесть «Ночевала тучка золотая» покойного Анатолия Приставкина (только гораздо лучше и без малейшей политической конъюнктурщины написанная).
Вот вы бы дали за такое премию?
Я бы, несомненно, дал, но ― чужую. И лучше всего ― государственную. Потому что в параметры «Нацбеста» мучительные и вместе с тем мучительно-спокойные мемуары Кочергина вписываются только чисто формально.
Эта вышедшая на шикарной мелованной бумаге и снабженная множеством иллюстраций дорогая книга нужна сегодняшнему читателю примерно так же, как статус лауреата «Нацбеста» и причитающееся скромное денежное вознаграждение прославленному семидесятидвухлетнему художнику.
То есть, нужна-то она нужна, но где-то на дальней периферии внимания; понятно, не в самом низу, но чрезвычайно далеко от верха пирамиды приоритетов. Нужна не облигаторно, а факультативно.
А не слишком ли скверно обстоит у нас литературе дело с облигаторным, чтобы предпочитать ему факультативное?
В том числе и у нас в «Нацбесте»?
Так что с собой наша премия, может, и не покончила, а кишки себе наружу выпустила, это уж точно, ― и закинуть их обратно, как в фильме у Михалкова, будет, пожалуй, трудненько.
И какая из этого «Предстояния» нарисуется «Цитадель» (в виде «Нацбеста Нацбестов») ― сказать пока не возьмусь.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Мера свободы.
Литература в пути: из наследия XX века к задачам века XXI. - Дионисийские разрывы или контролируемое безумие?
"Вольный стрелок" Андрей Бычков. - Последние из толстовцев.
Община духоборов вот-вот прекратит своё существование. - К шорт-листу Нацбеста.
12 апреля 2012 года объявлен шорт-лист премии «Национальный бестселлер» и список малого жюри. - В редакцию пришло письмо….
Феномен Марии Малиновской, или «скандал на празднике поэзии в ЦДЛ». - Говорим «нацбест». Подразумеваем – «топселлер».
О некоторых казусах и нестыковках литературной премии «Национальный бестселлер». - Время писать.
Эмоциональная заметка о свойстве современной литературной мысли. - Михаил Бойко: «Бороться без надежды на успех…».
«Литература online». Координатор культурно-просветительской премии «Нонконформизм» о себе и своём детище. - В конце концептуализма.
Антиномии-8. Не дожидаясь пинка, или Нужен ли нам второй Сорокин? - Прирастать бывшим CCCР.
Горе-государство Владимира Лорченкова.
