За минувший год имя Алвиса Херманиса мелькало в российских новостях чаще, чем любого другого деятеля европейской культуры - к сожалению, не в связи с его новыми постановками, а совсем наоборот. В начале года Херманис - фактически единственный из крупных современных художников, между прочим - выступил с резким осуждением политики России в отношении Украины. Будучи человеком последовательным, он сразу же отказался от запланированного проекта в Большом театре, казалось бы, решенного дела. Отменил все гастроли Нового Рижского театра в Москве, Петербурге и на фестивалях в других города РФ.
Поддержав своего руководителя, актеры Нового Рижского театра, занятые в некоторых московских спектаклях, тоже отказались от продолжения сотрудничества "до лучших времен", наступления которых пока что не предвидится. Официальный ответ с российской стороны оказался в формате, весьма характерном для последней: Херманису, заявившему об отказе от поездок в Россию, запретили въезд в Россию. Еще более анекдотический характер ситуации придало посещение именно в этот период лично Владимиром Путиным уже много лет идущего в московском Театре Наций спектакля Херманиса "Рассказы Шукшина" и декларативно высокая оценка им спектакля, а затем резкое контрзаявление режиссера... В общем, работ Алвиса Херманиса, кроме упомянутых "Рассказов Шукшина", остающихся в текущем репертуаре Театра Наций и пользующихся в течение долгих лет сумасшедшим успехом, в ближайшее время российская публика не увидит. Между тем Алвис Херманис, опять-таки со свойственной ему последовательностью, продолжает снова и снова обращаться в своем творчестве к литературе, написанной на русском языке, в самые разные эпохи - от Пушкина, Гоголя, Достоевского и Гончарова до Татьяны Толстой. Очередная премьера в Новом Рижском театре продолжает эту линию - Херманис инсценировал роман Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев".
Двенадцать стульев выстроены в ряд вдоль авансцены. Под арию Надира из "Искателей жемчуга" Бизе появляются сплетенные в клубок персонажи, с всклокоченными волосами, эксцентрично двигающиеся. Из них выделяется пара, как бы представляющая сочинителей романа, и, вливаясь в число действующих лиц, передают свое право на авторский текст трем беспрестанно курящим старухам в седых париках и черных платьях, в которых пародийно присутствует одновременно античное, шекспировское и чеховское начало. Старухи, покуривая, комментируют происходящее на правах рассказчиков, по мере необходимости выступая за те или иные эпизодические фигуры. Их интермедии вместе с тем не разбавляют, а связывают действие.
"Двенадцать стульев" очень легко превратить в набор более или менее самостоятельных скетчей. Херманис же, не пренебрегая заложенным в тексте юмором, при острой пластике, приближающей способ актерского существования к клоунаде, не старается любой ценой подчеркнуть комизм отдельных ситуаций, хотя некоторые сцены просто уморительны. Чего стоят одни только помывочные злоключения инженера Щукина, оставшегося в ответственный момент голышом, в мыльной пене и без воды. Для решения этого момента Херманис использует простой, эффектный и остроумный ход - на "голом" Щукине болтаются нарочито искусственные накладные гениталии, а вкупе с ними еще и своего рода "парик", только не для головы, а для совсем другого места. Но в первую очередь режиссер выводит на передний план, с одной стороны, взаимоотношения главной пары героев, Бендера и Воробьянинова, а с другой, создавая средствами порой почти эстрадно-циркового гротеска некий условный, выморочный мирок, где каждый одержим какой-то навязчивой идеей, в основе которой - тоска по более счастливой жизни. Не каждого интересуют непременно бриллианты - кем-то овладевает мечта превратить Нью-Васюки в столицу шахматного и остального мира, кто-то всего лишь стремится обладать модными и роскошными, на его убогий вкус, предметами мебели и быта, но степень одержимости не зависит от рыночной стоимости ее объекта. Все потуги этих "искателей счастья" разыгрываются на фоне оклеенных совковыми обоями в "цветочек" коробок-ширм, один вид которых не только способен навести уныные, но и кого-угодно подвигнуть на криминальные авантюры ради лучшей доли.
И Воробьянинов, и отец Федор и большинство других героев в спектакле Херманиса остаются легко узнаваемыми в соответствии с представлениями о них, сформированными кино, телевидением и театрами. Хотя, между прочим, на моей памяти в Москве за последние годы можно было увидеть "Двенадцать стульев" лишь в формате мюзикла; "Золотого теленка" пытался ставить Михаил Левитин, и то не слишком удачно, а за первую часть знаменитой дилогии Ильфа-Петрова, по-моему, в обозримом прошлом не брался никто. Знойную женщину мадам Грицацуеву, правда, воплощает дородный актер с накладными "шарами" под платьем, но это как раз не слишком неожиданно. Самая значительная трансформация по сравнению с тем, каким привыкла публика видеть и представлять себе "великого комбинатора", произошла с Остапом Бендером (Андрис Кейшс). В рижской версии это лохматый прощелыга с наглой ухмылкой, прекращающий лузгать семечки, кажется, лишь для того, чтоб сунуть в рот цигарку - даже от этого, однако, придуманный Ильфом и Петровым характер полностью обаяния не утрачивает.
При таком подходе к тексту романа что-то неизбежно теряется - отдельные знаковые сценки, колоритные персонажи. Взамен хрестоматийных и ожидаемых хохм режиссер преподносит на основе авантюрно-криминального сатирического сочинения чуть ли не философскую притчу. "Двенадцать стульев" Херманиса - постановка, в основном лишенная рассчитанных на дешевый успех у публики приемов, и несмотря на немалую продолжительность (с бурными продолжительными аплодисментами - ровно четыре часа) по-своему скромная, проникнутая больше меланхолическими, нежели саркастическими интонациями. Такое ощущение ей придает и музыкальное оформление из оперных шлягеров, где лейтмотивом проходят все те же "Искатели жемчуга" наряду с арией Каварадосси из "Тоски". Избегая, в отличие от постановок по русской классике 19-го века, и концептуальных историко-культурологических аллюзий, и хотя бы косвенных актуальных политических ассоциаций, Херманис свой новый спектакль в Новом Рижском театре сделал про тщетность человеческих усилий, бесполезность попыток добыть себе немного (а тем более много) счастья. Вот и верная бритва, которой Ипполит Матвеевич раз за разом безуспешно резал ни в чем не повинные стулья, лишь однажды послужила ему результативно - когда он решил полоснуть по горлу спящего компаньона. Но и столь радикальное средство не приблизило, а окончательно отдалило Кису от заветной цели.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- «На камере видишь одного человека, а на очных этапах встречаешь другого».
Ректоры творческих вузов — о том, как студенты поступают онлайн. - Над пропастью во лжи .
«Кошка на раскаленной крыше» в Московском театре юного зрителя. - Хозяйка красного дома.
Гундареву боялись за острый язык. - Из записной книжки Евгения Весника.
Записки профессионального актера. - Гражданин актер.
Как Маяковский сделал уникальную для русского поэта карьеру киноактера. - Смертельные игры .
«Король Лир» в Мастерской Петра Фоменко. - Я без других .
«Обломов» в Театре имени Вл. Маяковского. - Триумф «Славы».
- Григорий Распутин In Rock.
Постановка рок-оперы в Братиславе. - Осторожно, гештальты закрываются.
Премьерный спектакль Бутусова.
