Почему многие преподаватели и ученые так настойчиво защищают саму идею государственного финансирования образования и науки? Потому, что представители российского академического сообщества до сих пор не подвергли осознанию степень своей зависимости от сталинских принципов организации «интеллектуальной» деятельности, основанных на (само)цензуре и страхе (возможных) репрессий. Следует задуматься, есть ли в России какие-то другие государственные университеты, кроме сталинских, какие-то другие научные институты, кроме сталинских.
В марте прошлого года я был на первом съезде украинского студенческого профсоюза «Прямое действие». Его участники защищают права студентов в случае незаконного отчисления, организуют университетские киноклубы, проводят акции протеста против внедрения платного образования. В акциях профсоюза участвуют порой многие сотни человек. Так на Украине. А что в России? Даже в последние месяцы голос студентов почти не слышен. Тех, кто пытается сделать что-то, по рукам и ногам связывают бюрократическими узлами. Например, в МГУ студенты и преподаватели, желающие собраться в стенах университета, должны заранее подавать заявку с обоснованием необходимости проведения мероприятия и полным (!) списком участников. Похожая система действует и в институтах Академии наук. Демократия, формально существующая в виде ученых советов и общих собраний коллективов, не действует. Почему?
Мой ответ: демократия не действует потому, что академическое сообщество не осознает себя как таковое. Академия сейчас не имеет голоса. Она слишком тесно связана с государственной машиной. Иногда эта связь принимает и буквально семейные формы: как в случае ректора НИУ-ВШЭ Ярослава Кузьминова и министра экономического развития Эльвиры Набиуллиной. Рассчитывать на развитие науки и образования в России невозможно при сохранении скрытых и явных форм государственного патернализма. Опека особенно тяжела для ведущих федеральных вузов (МГУ, СПбГУ, МГТУ имени Баумана). В обмен на более щедрое, чем у других вузов, финансирование «флагманам» образования приходится тонуть в море бумажной отчетности. Скажем, программа развития СПбГУ, принятая в прошлом году, требует предоставления ежегодной отчетности более чем по 20 (!) индикаторам.
Нельзя сказать, что сложившаяся ситуация совсем не вызывает реакции у представителей науки и образования. Особенно активны представители левых сил (Илья Будрайтскис, Борис Кагарлицкий, Всеволод Сергеев). Но и они, требуя отмены ЕГЭ или повышения зарплат, фактически апеллируют к государству и только к нему, занимая парадоксальным образом консервативную позицию. Принципиальным является следующий вопрос: помогает ли государственное финансирование развивать науку и образование в России? Я убежден, что сохраняя зависимость науки и высшего образования от государственного бюджета, мы только способствует их окончательному разложению.
Порочен основной принцип бюджетной политики государства в сфере образования: тратить очень много денег на небольшое количество вузов и научных проектов. Именно бюджетная логика укрупнения лежит в основе создания мегавузов, так называемых «федеральных университетов». При этом не принимается во внимание, что вузы, входящие в состав нового гиганта, могут находиться в разных городах (как в случае Южного федерального университета), что отдельные дисциплины и кафедры, особенно гуманитарные, необоснованно сокращаются (как в случае Уральского федерального университета).
Непрозрачны и цели финансирования учреждений науки и образования. На что, собственно, можно тратить деньги? Программы развития МГУ и СПбГУ, утвержденные правительством России, предполагают, что большая часть расходов должна идти на приобретение оборудования, создание инфраструктуры, укрепление материально-технической базы. Однако многие факультеты МГУ и СПбГУ не в состоянии представить план использования такого оборудования. Все эти бесконечные интерактивные доски, проекторы и экраны простаивают в надежно закрытых от студентов аудиториях. Так происходит потому, что студенты, преподаватели, научные работники лишены возможности реального контроля за финансовыми потоками.
Распределение средств напоминает феодальные пожалования. Основным критерием является личная верность, проявляющаяся в безальтернативном голосовании на выборах деканов и ректоров, в ритуальных ссылках на руководителя института или сектора в диссертациях и авторефератах, в отсутствии живой полемики на заседаниях кафедр и отделов. Ведь если верность будет нарушена, то провинившийся будет наказан рублем, точнее будет жить на «одну зарплату». А эту зарплата, в случае молодого ассистента или научного сотрудника не достигает иногда и 10 000 тысяч рублей. Кого-то спасают гранты. Но гранты ведь должны содействовать развитию науки и образования, а не выживанию ученых и преподавателей! С 2012 года РГНФ и РФФИ прекратило выделение отдельных грантов на научные поездки заграницу. Разве для того, чтобы заниматься наукой, нужны постоянные контакты с международным сообществом? Что вы, конечно нет.
Сегодняшние студенты благодаря электронным коммуникациям часто лучше включены в контекст мировой науки, чем их пожилые и очень пожилые преподаватели. Инициативы, подобные Уличному университету (в Санкт-Петербурге и Москве), когда молодые люди сами собираются в публичных местах своего города для обсуждения научных проблем, свидетельствуют о настоятельной необходимости кардинально менять привычные педагогические технологии. Пока и в университетских аудиториях, и в научных институтах царит скука и уныние. Итог – колоссальное падение социального престижа науки и образования. Члены академического сообщества отвечают на это халатностью и равнодушием к своим профессиональным обязанностям. Так, например, на философском факультете МГУ некоторые достойные личности из числа преподавателей практикуют блестящую в своей простоте систему «докладов»: несколько человек студентов по очереди как бы рассказывает что-то своим одногрупникам, а преподаватель в это время отдыхает в столовой, говорит в коридоре по телефону или вообще просто прогуливает занятие. И это не единичные случаи. Ничтожность государственного финансирования лишает преподавателей и ученых достоинства, побуждает к сугубо формальному исполнению своих обязанностей.
Низкий социальный статус преподавателей, хорошо ощущаемый ими самими, подчас побуждает их компенсировать его необоснованными претензиями к «глупым» и «нерадивым» студентам. Последнее время многие мои коллеги-преподаватели часто ругают «поколение ЕГЭ». Но что плохого в том, что современные студенты критично смотрят на преподавателей? Да, теперь преподавателю нужно каждый раз подтверждать на занятии свой авторитет, свои знания, свое право на преподавание.
Особенно интересны для студентов преподаватели, имеющие практический опыт. Но финансируемое из государственного бюджета образование «заточено» на число докторов и кандидатов наук, профессоров и доцентов, а не на привлечение людей с практическим опытом. Даже в последнем, третьем поколении федеральных образовательных стандартов доля преподавателей-практиков устанавливается на отметке всего лишь в 10% от общего числа преподавателей конкретного подразделения. Это очень мало. Зависимость от государственного финансирования резко снижает эффективность кадровой политики в науке и образовании. Кроме того, очевидно, что и сами учреждения образования и науки не в состоянии предложить представителям внеакадемических кругов достойную зарплату.
Почему многие преподаватели и ученые так настойчиво защищают саму идею государственного финансирования образования и науки? Потому, что представители российского академического сообщества до сих пор не подвергли осознанию степень своей зависимости от сталинских принципов организации «интеллектуальной» деятельности, основанных на (само)цензуре и страхе (возможных) репрессий. Следует задуматься, есть ли в России какие-то другие государственные университеты, кроме сталинских, какие-то другие научные институты, кроме сталинских. К сталинской эпохе восходит корнями и ложное ощущение собственной привилегированности, какого-то мифического социального отличия. Этот миф конденсировался в часто повторяемое заклинание о «фундаментальности» российского образования и науки, которую нужно якобы трепетно сохранять и лелеять. В действительности, фундаментальность скрывает отсутствие смены поколений в науке и образовании, устарелость материально-технической базы, нулевое взаимодействие с бизнесом. Косность и отсталость неизбежно воспроизводятся в условиях ориентированности на жесткий набор узких формальных показателей научной и педагогической продуктивности. Эти показатели существенно ограничивают инициативу отдельных людей и исследовательских коллективов в плане оптимальной организации их деятельности. Вместе с тем профессорско-преподавательский корпус и научная общественность оказываются легко доступны для манипулирования со стороны администрации в силу своей слабой юридической грамотности. Так произошло осенью 2011 года в РГГУ, где многие преподаватели получили лишь половину своей прежней зарплаты под предлогом изменения системы начисления надбавок, возможность которого якобы была предусмотрена в подписанных ими трудовых договорах.
Попытка в описанной ситуации проводить какие бы то ни было реформы образования и науки неизбежно превращается в карикатуру на саму себя. Российской академии нужны не новые реформы, а детальный перебор механизма. Какие предложения можно сформулировать уже сейчас? Оценку научной и педагогической продуктивности преподавателей и ученых необходимо проводить независимыми комиссиями, составленными из представителей других академических учреждений, включая зарубежные. Необходимо развитие законодательной базы, предоставляющей университетам и научным институтам право коммерческого использования разработок, проведенных с участием государственного финансирования. Требуется полностью ликвидировать остатки плановой системы в организации набора студентов. Формирование плана по набору должно быть прерогативой ученых советов вузов. Академические учреждения должны проходить регулярный внешний аудит, с привлечением представителей бизнеса и СМИ. Проведение безальтернативных конкурсов для замещения преподавательских и научно-исследовательских позиций необходимо законодательно запретить.
Последние тридцать лет в развитии мировой науки и образования связаны с острыми дебатами по вопросам интеллектуальной собственности. Начало этому процессу было положено принятием в 1980 году Конгрессом США так называемого закона Бэя-Доула (Bayh-Dole Act), позволившего университетам приобретать права собственности на разработки, осуществленные в них при финансовой поддержке государственных органов. Благодаря данному акту американские университеты стали на путь превращения в фирмы, торгующие результатами проведенных в их стенах исследований и привлекающие значительные частные инвестиции. Только за период 1991-2003 гг. американскими университетами было получено более 25.000 патентов и основано свыше 4000 компаний. Рост капитализации американских университетов способствовал улучшению из позиций в мировых образовательных рейтингах. Заработав деньги, американские университеты получили возможность постоянно привлекать лучших студентов и преподавателей со всего мира.
Российским университетам и научным учреждениям также необходимо снижать свою финансовую зависимость от государства. Денежные обязательства федерального центра в сфере социальной политики, прежде всего по выплате пенсий, настолько высоки, что выполнить их, не снижая объемов финансирования образования и науки, невозможно. Кроме того, пойдя по пути выделения приоритетных направлений научных исследований, государство фактически уже согласилось с тем, что все остальные отрасли должны выживать сами по себе. Выступая в качестве главного «заказчика» в сфере науки и образования, государство неизбежно сужает пространство научного и педагогического поиска, принуждая переводить результаты творческих экспериментов в понятную для бюрократической оценки форму. Тем самым ослабляется связь российской науки с мировым научным сообществом, возникает своеобразный научный канцелярит, на котором с успехом составляются только заявки на гранты. Парадоксально, но очень характерно, что одновременно с заявлениями о поддержке российской науки активизируется работа по приглашению иностранных профессоров. Правительственное Агентство стратегических инициатив уже выступило с предложением об отправке наиболее талантливых студентов для продолжения обучения за рубеж. Вместе с тем российские вузы не воспринимаются как достойное место для продолжения обучения студентами и преподавателями из большинства регионов мира, о чем свидетельствует катастрофический провал МГУ (с 33-го места за пределы первой сотни) в репутационном рейтинге университетов, составленном ведущей компанией этого сектора Томсон-Рейтерс.
Финансовые вливания со стороны государства, вне зависимости от их объема, не могут заменить стратегии развития науки и образования. Выработка такой стратегии без активного участия представителей самого академического сообщества немыслима. Но для начала академическое сообщество должно осознать себя в качестве единого целого, ясно увидеть собственные проблемы и выработать общее понимание путей их решения. Шагом на пути консолидации всех активных сил в академическом сообществе может стать создание Ассоциации преподавателей высшей школы. Действия Ассоциации должны быть ориентированы на поощрение добросовестной конкуренции между коллегами, совершенствование контрактной системы в академии, содействие популяризации научных знаний, развитие адресного финансирования исследовательских проектов, укрепление внутренней академической мобильности. Ассоциация должна выступить против регулярного совмещения административных должностей с исследовательскими и преподавательскими позициями, сокрытия источников формирования бюджета образовательных и научных учреждений от трудового коллектива, клановости в замещении научных и административных позиций, отделения науки и образования от запросов общественной жизни, замыкания в рамках ложного понятого («лишь бы не вынести сор из избы») корпоративного духа. Ученым и преподавателям пора брать ответственность за собственное будущее на самих себя.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- От открытости к качеству.
Почему в информационном обществе так важен открытый доступ. - Цитируют редко, рецензируют плохо, копируют часто.
Интервью с Алексеем Скалабаном о проблемах распространения информации в научном сообществе. - Оперативность, защищённость, качество.
Руководитель ГПНТБ России Яков Шрайберг о ключевых условиях развития открытого доступа к науке. - От образования до развлечений.
15 лучших подкастов об образовании и науке. - Научные стратегии.
Российские университеты нарастили количество научных публикаций, но снизили их качество. - Российская наука в мировом доступе.
Теперь в рейтинге Google Scholar Metrics появились и российские научные журналы. Разбираемся, почему это хорошо. - Гены, магниты, «крысиный парк».
Наука в поисках лекарства от зависимости. - Забытое клонирование.
Почему о сенсации XX века не слышно в последнее время. - Народ против глютена.
Или оправдание ипохондриков. - Жена убийцы.
Или изобретателя химоружия.
