Алексей Каллима в галерее Марата & Юлии Гельман, Михаил Косолапов в XL, Никола Овчинников в «Айдан-галерее».
Три выставки, открывшиеся в эти праздничные дни на «Винзаводе», сближает общее настроение, которое можно обозначить как переживание утраты и попытка возвращения в милое прошлое.
Автоматически вспоминающееся название семитомной эпопеи Марселя Пруста, описывает попытки из фрагментов воспоминаний или же фантомов создать нечто цельное, законченное, естественное и гармоничное.
Коллективный портрет «Женской сборной Чечни по прыжкам с парашютом» Алексея Каллимы в галерее Марата & Юлии Гельман пытается отменить чеченскую войну, вернув советскую безмятежность. Никола Овчинников в «Они возвращаются» из «Айдан-галерее» рефлексирует на тему русского национального характера. Михаил Косолапов с помощью инсталляции «Milf», показанной в XL, конструирует то ли отдалённое прошлое, то ли совсем уже близкое будущее.
Летающие люди
«Женской сборной Чечни по прыжкам с парашютом» Алексей Каллима продолжает небесно-терракотовую серию холстов, внушительные масштабы которых лишний раз отсылают, точнее, уже даже не отсылают, но являются современным сколом и продолжением советского монументального искусства.
С одной стороны, Каллима продолжает «суровый стиль» Коржева, Попкова, Салахова, с другой — работает с генетической памятью о Дейнеке, юбилею которого и стоило бы посвятить экспозицию, посвящённую тренировкам женской сборной Чечни (точнее, уже более не существующей Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республики).
О принципиальной важности для Каллимы «образов памяти» говорит и пресс-релиз, подписанный Павлом Митенко: существенно, что полотна изображают, как оно было в завершённом советском прошлом (отсюда элегическая безмятежность затяжных прыжков, раскрывшихся в небе парашютов, имеющих прикладное, а не, скажем, военно-стратегическое значение).
Однако если говорить о некоем обобщённом дейнековском стиле (следе или тренде, продолжаемом помимо Каллимы ещё и Ольгой Солдатовой), то хочется сказать, что образ реальности, создаваемый Дейнекой, тоже ведь не имеет чётких коррелятов в реальной реальности и является обобщённым, идеализированным образом советского существования, который имеет отношение к античным про(пра)образам не меньшее, чем к большевистским символам и знакам.
Картины и мозаики Дейнеки ― это тоже обобщённый идеализированный образ, лабораторно-стерильный, как любая утопия.
Утопия, имеющая умозрительное наполнение; взгляд в общее несуществующее прошлое.
Декоративные полотна Алексея Каллимы сублимируют отсутствующее в галерее небо точно так же, как мозаичные «просветы в небо» его предшественника функционируют на станции метро «Маяковская».
Ряд «ранневизантийских базилик» «Маяковки» украшен непрозрачными овальными окнами, в которых виднеется фальшь-небо.
Так и здесь: основой композиции оказываются круги и полукружья, вспарываемые клиньями человеческих фигур. Вид сверху или, как в отдельных случаях, снизу, со стремительными, вверх-вниз, линиями.
Сам этот колорит, напоминающий о ренессансных рисунках в полутёмных залах Альбертины, задаёт настроение, с одной стороны, недорисованности, незаконченности (и, значит, продолжения?), но, с другой, работает как та самая выцветшая киноплёнка персональной памяти, в которой всё обволакивается сладковатым полузабвением.
Терракотовая армия фантомов, выкрашенная и высушенная искусственной сангиной, идеализирует не выдохшийся «совок», но вневременную протяжённость, объезжающую точки и сгустки флуктуаций, вокруг которых, точно вокруг комочков в каше, загустевают человеческие воспоминания.
Фрагменты тел
В галерее XL открылась «белая выставка» Михаила Косолапова «Milf», представляющая фрагменты скульптурных тел, слегка выступающих кусками или же фрагментами из стен.
Белизну экспозиции нарушает единственная ярко-красная скульптура будды, уткнувшегося в ноут, сделанного из компьютерных мышек бордового цвета.
Если верить декларации художника, ему хотелось высказаться в пандан финальным словам из книги М. Фуко «Слова и вещи» про человека, исчезающего следами на прибрежном песке. Отсюда и тела, ещё непрозрачные, но уже белые, точно замёрзшие, выхолощенные и лишённые содержания, обобщённые.
Отсюда название, отсылающее к «постыдным наслаждениям интернетовской порнухой» (И. Кулик): анонимные тела-манекены, подменяющие реальных людей.
Но до тех пор, пока выкладки Косолапова и Кулик были мне неизвестны, я прочитал выставку совсем по-своему. Любые части белых, сливочных тел, автоматически рифмуются с греческими мраморами, ни один из которых не дошёл в полном виде.
Лакуны и прорехи входят в условия любования, и мы давно уже воспринимаем утраты как важную составляющую часть любования. И дело уже не в порнографии, но в невозможности целостного переживания прекрасного. Особенно когда его слишком много.
Берёзовый клин
Прошлого (от прошлого) доходит всё меньше смысла, всё больше тишины и отсутствия. Поисками утраченного озаботился и Никола Овчинников.
В инсталляции «Они возвращаются» он подвесил под потолок «Айдан-галереи» клин улетающих (или же прилетающих) тубусов-лайтбоксов. Это стилизованные стволы берёз, так же напоминающие плавное течение титров у только что закончившегося фильма.
С одной стороны, история уже рассказана и изображения закончились, но, с другой, фильм ещё не закончен, на титрах порой дают неплохую музыку.
Овчинников развивает свою давнишнюю тему, открытую берёзово-древесным Парфеноном в 1997 году, но теперь его брёвна, знаками то ли имперской риторики, то ли весеннего пробуждения: пред-предельная абстрактность мобиля мирволит самым разным трактовкам — отчего это стволы подвешены? Почему именно под потолком? Они подвешены или парят, падают или же взлетают?
Для меня это пример демонстративно асимметричной выставки, игнорирующей законы конкретного помещения, которое кажется вопиюще пустым на уровне обычного человеческого взгляда.
Такой зал намеренно не обжит, отсюда и ощущение дополнительной неустойчивости всей представленной композиции, схватываемой единовременно, единомоментно и только потом, через мгновение, рассыпающейся на отдельные искры.
Так оказывается, что не выставка приходит в галерею, но помещение оказывается приложенным к художественному высказыванию. Вывих, который не вправить; актуализация выставленного.
...Пусть летят они, летят, и нигде не встречают преград. Апофеоз «русского» и «русскости» или поспешное бегство с привычных и насиженных мест обитания?
Иногда они, действительно, возвращаются, но однозначного ответа не дают и давать не хотят. Этим, впрочем, и интересны.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Немодная аудитория.
Мэри Джейн Джейкоб о лицемерии музеев. - Допинг-контроль №5.
Денис Егельский: Последний, единственный и забытый. - Театр мертвых блох, в котором ничего не происходит.
Арт-группа «Археоптерикс» и этно–концептуализм. - Александр Верёвкин: «Мои кривые картинки можно и не относить к современному искусству…».
Лучший современный российский абстракционист объясняет искусство почеркушечек. - Смерть им к лицу.
Лучшие выставки 4-ой Московской биеннале современного искусства имеют исторический характер. И приехали из Питера. - Игра с искусством.
Экспозиции 4-ой московской биеннале, современного искусства, размещенные на Artplay, по соседству с основным проектом. - Кости столицы.
«В присутствии художника» Марины Абрамович в «Гараже» — безусловно, лучшая выставка года. - Интерактивная пустота.
«Переписывая миры», основной проект 4-ой московской международной биеннале современного искусства, выставленный на двух площадках. - Борис Юхананов, Алексей Тютькин: «За новопроцессуальными произведениями будущее».
Театральный режиссёр и кинокритик: разговор Монстра и Менестреля о сути видеоискусства. - Диалог во сне с завязанными глазами.
Художники Юрий Альберт и Марина Перчихина о метафоре неудачи и визуализации сна.
