Арнольд Шварценеггер привёз на московский форум «Глобальное инновационное партнёрство» внушительную делегацию из Кремниевой долины. В её составе одни IT-бизнесмены — топ-менеджеры крупных венчурных фондов и технологических корпораций типа Intel, Google и Oracle. И ни одного нобелевского лауреата или просто учёного. Неужели инновации не имеют отношения к науке?
Делегация и вправду внушительная — руководитель новых бизнесов Google в регионе EMEA Карло д’Акапо Биондо, старший директор Trident Capital Дональд Диксон, основатель известного венчурного фонда Тимоти Дрейпер, вице-президент Microsoft по стратегическим вопросам Ден Левин и многие другие. Гигант IT-индустрии Oracle представлен даже двумя топ-менеджерами — вице-президентом Альфонсо Ди Ианни и председателем совета директоров Джеффри Хенли. Примут участие в форуме и Кейар Шридхар, основатель компании Bloom Energy, которая вывела на рынок США мощные компактные тепловые элементы, о чём подробно писал «Частный корреспондент».
Среди организаторов форума — фонд «Сколково». И явно неслучайно, что именно во время проведения форума состоится заседание совета фонда (среди его членов тоже топ-менеджеры крупнейших технологических компаний — Nokia, Siemens, Google, Cisco). На этом заседании фонд наконец получит документы на управление, и подготовительный этап создания инновационного центра, можно сказать, будет закончен.
Состав американской делегации явно указывает на то, что проблем фундаментальной науки на форуме обсуждаться не будет. Но какие же инновации без науки?
Это один из тех вопросов, которые то с недоумением, а то и с досадой задают журналисты и учёные. Зачем вообще какие-то инновации, если вроде бы достаточно просто влить денег в науку и всё завертится само собой? Тем более что фундаментальная наука в России, несмотря ни на что, ещё жива и даже утечка мозгов, особенно среди IT-специалистов, на Запад практически остановилась?
У мифа о том, что наука автоматически ведёт к модернизации экономики и способствует инновациям, очень давние исторические корни. Действительно, ещё сто лет назад процесс появления и распространения технологических инноваций был очень тесно связан с научной деятельностью. Учёный проводил научные изыскания, разрабатывал теорию, ставил эксперименты, совершал открытие, находил способы его использования на практике. Причём делал это всё сам или практически сам.
Сложившийся в культуре ХХ века стереотип такого учёного-самоделкина — именно оттуда, из истории науки и техники конца XIX — начала ХХ века. Закройте глаза и попробуйте представить себе учёного. Кого вы видите? Правильно, он стоит у доски, испещрённой формулами, с развевающейся копной седых волос, улыбается и, может быть, даже показывает язык. Узнаёте? Альберт Эйнштейн.
При всём том что публике он известен больше всего как создатель теории относительности, не вполне понятной, но очень умной, Эйнштейну принадлежит несколько вполне практичных изобретений — например, гирокомпас. Да и Нобелевскую премию по физике он получил вовсе не за теорию относительности, как могло бы показаться, и даже не за знаменитую формулу энергии, а за теорию фотоэффекта, который лежит в основе огромного разнообразия полезных устройств — от фотоэлементов до приборов ночного видения и современных солнечных батарей.
Образ немного сумасшедшего профессора, который, впрочем, делает удивительные и удивительно полезные вещи, долго пестовался массовой культурой — и литературой, и кинематографом. И сам Эйнштейн, и его колоритные современники типа Николы Теслы давно стали медийными персонажами. Проблема только в том, что после Второй мировой войны изменилась и сама наука, и процесс «превращения теории в практику» — получения практически полезных технологий на основе научных открытий.
Современная наука уже не делается одиночками. Обеспечить создание такого лабораторного устройства, как Большой адронный коллайдер, не под силу одному учёному. Для крупных научных разработок требуются совокупные усилия десятков, сотен и даже тысяч людей. Во многом это связано с тем, что сама наука давно не делает простых открытий: всё, что можно было выпытать у природы на лабораторном столе, уже давно известно. Чтобы идти дальше, нужны более сложные приспособления и массированные усилия. Причём учёных, находящихся на разных континентах: современная наука стала глобальной настолько, что ей уже не очень мешает даже утечка мозгов.
Переезд Эйнштейна в США, кстати, пример такой массовой утечки, которая буквально за 10—15 лет отбросила немецкую науку, бывшую самой авторитетной в начале ХХ века, далеко назад, зато вывела университеты и исследовательские центры США на самый передний край и позволила создать «Манхэттенский проект». Однако с тех пор глобализация сделала такую утечку не самым принципиальным фактором развития национальных научных исследований: учёные свободно обмениваются информацией и работают над совместными проектами независимо от их местоположения. Конечно, если государства создают для этого правильные условия. Например, как это делает Китай: притом что возвращаются в страну всего лишь около 25% китайских учёных, уезжающих работать за границу, благодаря целенаправленной работе китайской Академии наук, организующей специальные программы сотрудничества, Китай получает обратно если не самих учёных, то результаты их труда.
Изменилась не только организация научных исследований, но и процесс разработки технологий. Если раньше путь от открытия до практического использования мог пройти сам учёный, то теперь, в результате усложнения самой науки, для этого нужна другая организация процесса внедрения. В СССР эта задача — проложить мост между наукой и практикой (в частности, военной) — была возложена на прикладную науку, существовавшую в виде целой системы внедренческих институтов. После распада Союза и в результате экономического кризиса практически вся эта система оказалась разрушена, поскольку исчез главный заказчик инноваций — государство.
Аналогичная, только полугосударственная, система внедрения научных достижений существовала в середине и второй половине ХХ века и на Западе. Во многом именно на основе государственного и частного сотрудничества и выросла американская Кремниевая долина, в которой никто, в сущности, не занимается фундаментальной наукой — как не занимались ею и в министерских институтах СССР, зато отлажен процесс выращивания технологий — при тесном сотрудничестве с научным сообществом.
По части инноваций технологического роста США пошли ещё дальше, создав ещё в 1960-х годах Агентство передовых военных исследований (DARPA), которое не только ищет перспективные научно-инженерные разработки, но и планирует их. Менеджеры агентства не столько отталкиваются от того, что уже наработали учёные, сколько заказывают будущие технологии, технологии, которые ещё не появились. Сколько бы ни иронизировала американская и международная пресса над заказами «очков, позволяющих смотреть сквозь стены» или «летающих автомобилей», процесс выращивания инноваций построен таким образом, что технологические стартапы рано или поздно добиваются поставленных целей или доказывают, что они абсолютно недостижимы. По слухам, аналогичную DARPA структуру собирается создать и российское министерство обороны. Давно пора.
Очевидно, что у российской экономики есть потребность в системе разработки и внедрения технологий. В силу специфики современной системы выращивания технологий научные центры, к сожалению, ответить на такую потребность не могут. Возрождение старых профильных институтов тоже вряд ли сегодня будет экономически эффективным. Проект «Сколково» как раз и является попыткой создать такую систему. Поэтому и везёт в Москву Шварценеггер не профессоров и учёных, а профессионалов по внедрению технологий. Теперь нам есть чему у них поучиться.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Информационная сверхпроводимость и суперкомпетенции.
Почему открытый доступ к знаниям в новых медиа стимулирует инновации. - Корпоративные инновации в Японии.
Почему историю надо связывать с технологиями. - Мутация советских генов.
- Лидерство для ускорения инноваций.
«Я надеюсь, наши лидеры не упустят возможности изменить мир к лучшему, инвестируя в исследовательские институты, которые создают возможности для ученых». - «Но есть нечто незыблемое, всех нас объединяющее: свобода мысли и совести, то, чему мы обязаны цивилизацией».
Речь Ивана Бунина по случаю вручения ему Нобелевской премии в 1933 году. - Стремящийся к бесконечности.
О настоящей третьей столице, работающих инновациях и самобытности как культе. - Происходит с человеком.
«Я пишу не историю фактов, а историю человеческих душ». - Теория заговора в мире стартапов .
Колонка создателя Ruby on Rails и Basecamp Дэвида Ханссона. - Как заставить компанию думать.
Почему бизнес возвращается к инновационным центрам? - Музей катастрофы.
Как Нобелевская премия настигла советскую литературу.
