Кормак Маккарти. Дорога / Пер. Ю. Степаненко. СПб.: Азбука-классика, 2010.
Роман Кормака Маккарти рассказывает о конце света. Катастрофу он не объясняет, мы так и не узнаем, что это было. Просто всё в один момент кончилось. Бог закрыл предприятие и отозвал назад своих тварей. Ушли звери и рыбы, насекомые и растения, умерло большинство людей. Но некоторые остались. Они задержались на пустой, оставленной Богом земле, чтобы показать, чего стоят. Многие из оставшихся дошли до невиданного озверения и стали рыскать стаями, пожирая себе подобных. Другие поняли, что в смерти избавление, но не туда поспешили. Для них почему-то было важным продлить мучение столько, сколько возможно. «Мы несём огонь», — сказал мальчик, пробирающийся с отцом на юг. Нести огонь — важное дело, когда кончился свет.
«Дорога» — это задачка для рецензента, вызов. Текст настолько ясный и очевидный, что кажется, его непременно нужно трактовать. Придумывать ему смыслы и искать достоинства. Не читать же роман как апокалипсическую фантастику? Он не слишком интересен игрокам в Fallout — слишком простые приключения, очень уж жалкая борьба за ресурсы. Да и письмо такое, что проще невозможно придумать. Почти протокол, лишённый любых красот, и лишь изредка, в ретроспекциях, упоминания стволов берёз на фоне тёмного ельника или блеска форели в мутной воде. Скупой текст точно передаёт захватившие мир обесцвеченность и скудость, холод и голод, безразличие и безнадёжность. Можно ли считать это достоинством? Очевидно, что текст не предназначен для удовольствия, но он ещё и на трянсляцию переживаний не рассчитан. Его перегоревшие эмоции не заразительны, и даже страх (а там есть жуткие моменты) блокируется читательским самосохранением. И он не исследует, не ставит вопросы, он скорей отвечает. В романе попросту заключено высказывание, не нуждающееся в расшифровке.
Сюжет с концом света понадобился Маккарти, чтобы, убрав всю шелуху человеческих проблем и мотивов, поставить один коренной вопрос о смысле существования. Понятно, что жизнь — это дар. Но для чего он? Если для наслаждения миром, для познания, для реализации всех заложенных в тебе потенций, то что делать, когда эти возможности бесповоротно выключены? У всякого обречённого остаётся надежда на спасение, тут же возможность чуда не рассматривается. Можно оттянуть конец за счёт счастливых случайностей: найти склад с едой, выбраться туда, где чуть потеплее, но всё это ненадолго. Мать мальчика, осознав ситуацию до конца, выбирает смерть, но отец не даёт ей забрать с собой ребёнка. И хоть они с сыном готовы сбежать в любой момент (револьвер с последним патроном всегда наготове), но всё равно продолжают идти неизвестно куда.
Их выбор можно понять, если бы они видели в своём пути данное Богом испытание, но автор подчёркивает, что Бог уже ушёл, в этом невозможно усомниться, а значит, всё уже позволено. Да и ведут они себя не совсем по-христиански: сын пытается не то проявить природную доброту, не то осуществить услышанное из добрых книжек («давай возьмём с собой мальчика», «давай, накормим старика»), но отец вынужденно жестокосерден («если мы им поможем, то сами умрём»).
Нам интересно, что происходит с отцом, и роман главным образом об этом. Он будто бы выполняет инстинктивный долг, подобно прущему на нерест лососю, но поскольку сам всё-таки рефлексирует, мы можем узнать от него нечто такое, о чём не всякий задумается. Единственное, что удерживает этого мужчину, — желание как можно лучше подготовить сына к существованию, когда он неизбежно останется один. И он справляется с этой задачей из последних гаснущих сил, пока не умирает. После его смерти начинается уже другая история, и автор вопреки всем исходным установкам даёт надежду на её лучшее продолжение. Мы же остаёмся с ясным осознанием того, что усилие по продлению жизни за нашими временными и физическими пределами само по себе самоценно и само себя оправдывает.
Критика:
Лев Данилкин:
«Дорога» есть, с одной стороны, грандиозный литературный эксперимент: искусственно синтезированный роман романов, адамический роман, протороман, из которого вырезано вообще всё сколько-нибудь орнаментальное, лишнее, всё «мясо» и оставлены только самые базовые элементы, «кости». С другой — «Дорога» есть амбициозная попытка, причём не особенно завуалированная, Отец и Сын можно и с прописных букв писать, предложить модернизированную версию Священного Писания, нащупать схему апокалиптического сценария, который воспринимался бы не как притчеобразная абстракция, а оказывал бы на нынешнего читателя прямое воздействие: вас берут за шкирку и шарахают об стену смысла.
Кирилл Решетников:
Маккарти использует декорации вестерна для построения собственной вселенной, обитатели которой могут рассматриваться в сколь угодно глобальном ракурсе, служить персонификациями добра и зла и воссоздавать обобщённые символические сюжеты, отсылающие едва ли не к древним мифам.
Дорога» — ещё одно вестернообразное действо, в котором участвует юный герой, на этот раз ребёнок. Но здесь Маккарти превзошёл сам себя, найдя новую тему и кардинально изменив картину окружающего мира.
Новые условия предельно жестоки, и чтобы мальчик смог выжить, его нужно научить как минимум безжалостной обороне, но как сделать так, чтобы он сохранил при этом свою доброту? Жить больше как будто бы и незачем, и всё равно главное наставление отца заключается в том, что нужно нести огонь — разумеется, тот, который в сердце.
Но, возможно, главный потенциал этой книги заключается не в прямолинейном пафосе, а в бескомпромиссно монотонном, аскетичном и потому парадоксально выразительном повествовании, а также в зрелищных деталях.
Блогеры:
Ceh:
За последнее время (последние несколько лет) я могу по пальцам одной руки пересчитать те книги, которые произвели на меня такое сильное впечатление. Причём, извините за тавтологию, сильное — это слабое слово. Это был удар по моим чувствам, это был эмоциональный шок, это был катарсис, наконец. Допускаю, это звучит сильно, но других слов подобрать просто не могу. Закрыв последнюю страницу, я не мог найти себе покоя, не мог уснуть (книгу я дочитал поздней ночью), не мог даже просто усидеть на месте, я был в состоянии лёгкого шока, меня (взрослого здорового мужика) душили слёзы, и болели обнажённые нервы. Могу вспомнить только одну книгу, которая когда-то произвела на меня подобное впечатление, — «Очаг на башне» Рыбакова. Для тех, кто понимает, не надо ничего добавлять... Но Рыбаков — это был роман об убийстве любви, а «Дорога» — это роман об убийстве всего человечества, всего хорошего, что есть в человечестве. «Бога нет, и мы его пророки...» — говорит в книге отец мальчика. Но... Но всё-таки некоторые, наперекор всему, ещё сумели сохранить в себе любовь и ангельскую чистоту. Значит, ещё не всё потеряно? Не знаю, не знаю...
Это удивительно, если задуматься, как это Маккарти, беря и используя самые заезженные штампы и шаблоны так называемой литературы второго сорта — вестерны («Кони, кони»), детективы («Старикам здесь не место»), фантастику («Дорога»), что греха таить, многие высоколобые критики именно так относятся к нашему любимому жанру, умудряется сделать из них высокую литературу? Не знаю. На то оно и искусство, на то он и Писатель (специально пишу с большой буквы). И это главное, а больше я не хочу ничего знать...
Idiot daily:
Роман «Дорога» Кормака Маккарти, пожалуй, одна из самых страшных книг, которые я прочитал в своей жизни. Иногда у меня по спине лился холодный пот, до того меня пробирал скупой рассказ о путешествии отца и сына по постапокалиптическому миру. Ощущение было одно: и читать страшно, и остановиться невозможно. Такое редко бывает, когда прочитываешь книгу рывком, за один присест, но периодически откладываешь её в сторону, чтобы заварить чаю и восстановить дыхание. Говорят, фильм невыносимо зануден. Но я и не хочу его смотреть, честно говоря. Потому что фильм — это, как правило, про что-то внешнее. Про какое-то внешнее действие. А вот роман Маккарти мучает читателя невыносимым внутренним напряжением.
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Побочный эффект смерти.
John Green. The Fault in Our Stars. London: Penguin Books, 2012. - Кровью и притчами.
Кормак Маккарти спрашивает участников российского литпроцесса. - Дитя слова.
28 декабря 2004 в Нью-Йорке умерла Сьюзен Зонтаг. - Самонадеянность.
Отрывок из рассказа, вошедшего в сборник «Новые мелодии печальных оркестров». СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. - Голубые шахматы.
Создать образ гения Холмса, подпустить комедии, закрутить боевик и два раза не вставать. - Джон Рид, неуловимый.
22 октября 1887 года родился автор «Десяти дней, которые потрясли мир». - Поколение А.
Фрагмент из новой книги. - Если завтра кино.
Дэвид Бениофф. Город. Тимур Бекмамбетов представляет. М.: РИПОЛ классик, 2011. - «Бог ненавидит нас всех».
Что общего у Дэвида Духовны с Чарльзом Буковски? - Разрыв шаблона по-американски.
Кори Доктороу рисует мир, где каждому приходится выбирать между полицейским произволом и властью террора.
