После выхода бумажного выпуска «Соли» Иван Давыдов рассказывает о том, как и зачем создаются провинциальные газеты и что нужно сделать для того, чтобы они провинциальными не казались.
— Когда и как вы впервые услышали о пермском культурном проекте?
— Наверное, прочёл в газетах или у Марата Гельмана в дневнике. После проекта «Русское бедное» стали кипеть какие-то невнятные страсти, смутно помню несмешные шутки Соколова (колумнист Максим Соколов. — Д.Б.).
Потом Гельман опубликовал стихотворение какого-то пермского поэта, разоблачающего происки москвичей. Очень забавное. Я написал что-то вроде подражания.
Гельман впечатлился, объявил конкурс на лучшее стихотворение о чёрной своей сущности, я с упомянутым стихотворением его выиграл, потом, кажется в конце лета 2009-го, мы сидели у Марата Александровича на «Винзаводе» — Емелин был, ещё какие-то люди, выпивали и впервые подробно поговорили про пермские дела. Собственно, там и родилась идея «Соли».
— Какова миссия «Соли»?
— Хотелось сделать две вещи: сделать вне Москвы СМИ, которое могло бы по темам и исполнению конкурировать с московскими и привлекать, соответственно, не только и не столько местную, сколько российскую аудиторию. В принципе у нас, как говорит Марат Александрович, получилось.
Кроме того, хотелось поиграть в интернете в игры, основанные на специфических свойствах Сети, но которые все более или менее игнорируют. Тут получилось меньше, но мы (в смысле «Соль») пока ведь не умерли.
Ну и конечно, хотелось, чтобы нам было весело в процессе. Впрочем, тут раз на раз не приходится. Возможно, продавали на старте мы что-то немного другое, но делать собирались именно это.
Пожалуй, добавлю ещё. Понятно, что меня интересуют больше цели внешние, ориентированные на мир, а не на город. Но внутригородские задачи тоже существуют. Попытка поменять ситуацию в журналистском мире, показать другие возможности, что ли. Тут об успехах рапортовать рановато, но мы работаем.
— Чем провинциальная журналистика отличается от столичной?
— Тут легко сказать — людьми, но это требует схолий.
На самом деле мы не то чтобы легко, но без особых мучений набрали для «Соли» коллектив, которым, в общем, довольны, и это, кажется, взаимно. Некоторые пермские сотрудники проекта, включая, кстати, главного редактора, вполне могли бы работать в Москве, и успешно.
Сразу выпирает эталоном Москва, ну а с чем ещё сравнивать? Я бывал в разных городах, ситуация одна и та же всюду, где в принципе есть хоть какие-то живые СМИ: в региональной журналистике много всего неприятного. Во-первых, что сразу бросается в глаза, федеральная повестка воспринимается как московская, то есть чужая и скучная, даже навязываемая извне, поэтому не интересует, вызывает отторжение. Ну, кроме каких-то самых громких событий. Люди начинают вариться в своих анклавных новостях. Каждый русский город — анклав, там даже соседей не замечают, а это сужает, что ли, кругозор, портит стиль и сушит голову.
Во-вторых, региональные СМИ живут в основном только внутри локальных информационных войн. Пермь не исключение. Всё, что есть в газете помимо разборок хозяина или просто занёсшего деньги человека с какими-нибудь локальными врагами, разборок скучных как правило, — это так, бесплатное приложение, виньетки и заметки на полях.
Перми, правда, повезло в каком-то смысле: там эпицентром разборок в определённый момент стала «культурная революция» и связанные с ней рассуждения о распиле бюджета. Это хотя бы интересно читать. Но суть не меняется.
И понятно, что у журналиста, постоянно живущего внутри таких войн, формируется к ним отношение как к норме, как к чему-то такому, ради чего и существует его издание, как к сути профессии.
С мировой повесткой, понятно, всё ещё хуже.
Возвращаясь к разговору о миссии «Соли» — мы в отдельно взятом СМИ хотели сломать эту тенденцию.
— «Соль» — интернет-издание. Каких возможностей вашей газете это добавляет, а что мешает реализации миссии?
— Ну, разумеется, для «Соли» принципиально быть в интернете. Во-первых, по-другому идею реализовать было бы просто физически невозможно. Не знаю, сталкивались ли вы со сферой распространения печатных СМИ, я вот представляю себе, как это устроено. Это ад и хаос, но главное — бумажное СМИ, которое делается не в Москве, не имеет никаких шансов стать в России известным. Интернет просто уничтожает эту проблему. С ним неважно, где ты, потому что ты везде и сразу.
Во-вторых, я просто не понимаю, зачем сейчас что-то делать на бумаге. Глупость, излишество. Странно было бы повторять банальное о преимуществах интернета.
В-третьих, уже вышел первый номер бумажной «Соли». С моей точки зрения, это, конечно, излишество. Но понятно, что есть какие-то тактические задачи, бумага, в отличие от интернета, воспринимается как нечто важное, серьёзное, настоящее. Особенно вне Москвы. До сих пор. В него, в конце концов, рекламу проще собирать. И бумажный журнал для нас — это скорее уступка миру, чем самоцель.
Но при этом мы старались сделать качественную штуку, и мне кажется, что это получилось. Мне нравится первый номер журнала «Соль». Он красивый и несколько хаотичный: там сразу и губернаторы, и политологи, и пермские боги, и российские бабки, и прославленные писатели, и девушки с гипертрофированно развитыми молочными железами.
Он такой аконцептуальный, что ли. Нам с главным редактором «Соли» кажется, что так и должно выглядеть сегодня правильное медиа, ориентированное на пресловутый креативный класс.
Журнал, кстати, можно будет купить и в Москве тоже.
— Как у вас отлажена обратная связь? Судя по ней, кто основной читатель «Соли» и, главное, откуда он?
— На самом деле мы работаем над этим и многие штуки, специально придуманные для обратной связи, ещё только готовятся к запуску. Но есть блоги, те, кто цитирует (их, кстати, много), те, кто приходит ругаться, даже те, кто пишет в редакцию письма.
Он сидит в интернете, в основном в Москве, дальше Пермь, Петербург. Прочих мало. Он думает, что он остроумен, наш читатель, иногда это даже правда, он офисный работник, интересующийся культурными делами и политикой, он такой умеренный оппозиционер.
Ещё лично мне очень нравится, что наши читатели нас в основном любят, — сужу по тем, кто ставит ссылки на материалы, конечно. И что среди наших читателей много читательниц.
— Какие особенности мировосприятия вы нашли в Перми? Есть ли особый пермский характер?
— Непростой вопрос. Требующий дипломатической изощрённости, как минимум. Впрочем, у меня нет готовой теории, только так, заметки на полях.
Есть какие-то простые, общероссийские вещи, вроде анклавности сознания, которую я уже поминал выше. Чёткое деление на своё и прочее, которого нет в Москве. При взгляде из Москвы он, конечно, безосновательный, но так уж оно всё сложилось: всё наше. Человек проходит как хозяин.
При смене точки обзора это уже не так. Есть наше, есть чужое, и есть ожидаемая враждебная реакция на чужое, вне зависимости от его качества. Или там собственных интенций.
По-моему, кстати, в этом — корень пермского конфликта между «московскими варягами» и местными почвенниками. Гельман — Иванов незаметнее, но ярче Гельман — Агишев (просто у Агишева явно кругозор-то пошире, он прекрасно понимает, что делают Гельман, Чиркунов, Мильграм; точнее, может адекватно об этом судить, однако вот этот тумблер «свой/чужой» всё равно щёлкает).
Есть какие-то языковые особенности, я что-то специально писал об этом. Слово «посикунчики», неизменно веселящее стороннюю публику. «Ёба». Красивое слово «баско». В смысле как раз «красиво», «хорошо».
Есть разрывы в представлениях о смешном. Знаете, в «Симпсонах» часто повторяется такая шутка — герой по бумажке читает речь, доходит до момента, который считает смешным, дальше у него в бумажке написано «Пауза для аплодисментов». Он умолкает, а аплодисментов нет. Вот тут такое часто случается, причём не без взаимности. Как раз почему-то во взглядах на смешное, на остроумное — самый серьёзный разрыв, иногда не находится даже слов для спора.
В «Соли» есть проект, который для меня — синоним слова «провинциальное» в дурном, обидном смысле, например «Радио бога». Я смотрю на этот КВН для бедных с недоумением, но не могу даже объяснить коллегам, отчего я не радуюсь. И не пытаюсь спорить: раз им нравится, значит, что-то тут такое есть, невнятное пришлому. Пусть, значит, остаётся, мы же за цветение ста цветов.
Тут возникают такие различия, которые воспринимаются как негативные. Мной, наблюдающим. Это может вызвать раздражение, но понятно: Пермь — большой город, урбанистическая цивилизация нивелирует, всё хорошее, что можно сказать о жителях других городов, касается и пермяков.
Я бы мог в порыве понравиться читателю начать рассказывать, что пермяки, допустим, исключительно добрые. Прекрасные собой. Невероятные мудрецы. Но нет. Пермяки — нормальные. И это хорошо.
Обидные, вернее смешные отличия бросаются в глаза.
Но вот что. Чтобы понять, что ты ничего в этом городе не понимаешь, надо обязательно сходить в картинную галерею, посмотреть на знаменитых деревянных богов. Как бы это всё банально ни звучало. Я делаю это при первой возможности. Это выстрел в голову. Почти буквально. Взрыв. Вернее, раз они деревянные, — заноза, наверное, в мозгу. И вот их ведь тут почему-то сделали, а не где-то ещё. Извините за сбивчивость, это пассаж о любви. Вообще я до сих пор не могу понять, почему у них нет отдельного музея.
И напоследок — до сих пор не могу привыкнуть к местной ничем, с моей неврастенической точки зрения, не мотивированной неспешности. Во всём буквально.
Думал, это пермское, Пермь за это ругал. Но недавно, стоя у кассы в екатеринбургском, пардон, «Макдоналдсе» и глядя, как подавальщик несёт мне колу — соразмеренно, торжественно, как генерал на параде или сонная муха, понял — нет. Не пермское. Общеуральское.
— Если сравнивать Пермь с другими уральскими городами, то как она выглядит на их фоне? А если взять ещё шире и умозрительно пройтись по провинциальным городам-миллионщикам?
— Я буду говорить о том, что видел. И, кстати, это простой вопрос. На фоне Екатеринбурга, например, Пермь выглядит так себе. Ну, на мой вкус. Пермь — хаотичная и страшноватая внешне, даже не совсем город. Вернее, как раз наоборот. Совсем город. Типовой, серый российский город.
Странно, когда натыкаешься как раз на города, выстроенные осмысленно, с прицелом на жизнь людей, а не решение других каких-то задач, вроде того же Екатеринбурга. (Тут можно бы из соображений дипломатии смягчить текст рассуждениями о красоте Камы или дивных видах на Егошихинский овраг с высоты трамвайного мостика. Кама — прекрасная, виды — дивные, но сказанного выше это не отменяет.)
Сейчас это объективная реальность: на фоне прочих российских городов Пермь выглядит никак. То есть так же, как все. Это проблема, кстати, России, а не Перми. Но в Перми её понимают и начинают решать, Пермь начинает меняться. Пока это касается скорее людей, чем зданий, но всё ведь только начинается.
Вообще, в местах, где всё прекрасно, революций не бывает, культурных в том числе.
— Вы упомянули полемику вокруг пермского культурного процесса, людей, его не принимающих. В чём суть борьбы?
— Там много пластов на самом деле. Самый яркий противник происходящего — писатель Алексей Иванов, как известно. И самый ярый — он же. Позиция его проста и довольно понятна тем, кто не хочет углубляться в суть: коварные москвичи расхищают бюджет края, подсовывая пермякам нечто третьесортное, а вокруг прозябают без бюджетной копеечки собственные таланты. Мне, кстати, легко иронизировать на эти темы, «Соль», в отличие, допустим, от музея PERMM, — частный коммерческий проект, на бюджет мы не покушаемся.
Понятно, что это беспроигрышный ход: ну кто вообще и где не любит порассуждать про распил бюджета? Для тех, кто раньше слышал слово «Гельман», есть повод для конспирологических построений, для тех, кто не слышал, хватает нерусскости фамилии.
Иванов, кстати, активный оказался человек, он вроде бы даже доносы в прокуратуру пишет, впрочем пока без особых результатов. А фоном — предстоящее переназначение Чиркунова, у него в городе не только друзья, понятно, спрос на любые скандалы имеется и помимо того, который инициируют местные деятели культуры. Более, что ли, серьёзный. Но это всё скучные материи.
Мне кажется, у Иванова понятный личный мотив — вот долгое время он, талантливый писатель, был главным по Перми на федеральном уровне. Для любой газеты Пермь — это Иванов. Сердце Пармы. И тут вдруг приходят какие-то невнятные, но бойкие деятели — и уже Иванов не пуп земли Пермской, не вся пермская культура, вообще периферия. Обидно. Ну, то есть я хочу верить, что для талантливого писателя всё же амбиции первичны, а рассуждения о распилах носят инструментальный характер. В противном случае даже как-то жалко его.
Но для части местной культурной элиты и для значимого числа жителей то, что он говорит, вполне внятно.
Это на поверхности. Это понятная инерция среды, воспринимающей происходящее как экспансию, покушение чужого на своё, даже оккупацию возможно (см. выше про анклавность и прочее).
Дальше, повторюсь, разнообразные противники губернатора, которые решают далёкие от культуры задачи, но для которых любой скандал не лишний. А тут такая удобная сфера, так легко найти отклик у обывателя: похабство, секс с собаками, голые шахтёры на фото и слово «х**» крупно. Ну, в общем, тут уязвимость современного искусства очевидна.
К тому же — чего уж там — Марат Александрович, внезапно (то есть, честно, для меня внезапно, я помню избирательные кампании с его участием в России и на Украине, это был совсем другой Гельман) оказавшийся романтиком, подставляется из-за этого чаще, чем, может быть, следовало бы.
Но есть ещё, между прочим, люди, далёкие от вопросов распределения бюджета, от творчества группы АЕС, от колонок Екатерины Дёготь и даже Алексея Иванова. Их много. Они тут живут. Им никто не пытается объяснить смысл происходящего. Вернее, скажем так, никто внутри или вне Перми из тех, кто считает происходящее позитивным, не пытается поговорить с ними на доступном языке. Они в результате не видят влияния культуры на экономику, изменений городской среды (изменения, кстати, в основном на бумаге до сих пор, их трудно увидеть), не видят себя в этом.
А видят очередную какую-нибудь кучу гнутых железных труб, которые везут на Речной очередного перформанса ради, а вокруг — раздолбанные в хлам дороги и серые домики.
Это, кстати, ещё в лучшем случае, если видят-таки гнутые трубы. Расстрелянный украинскими художниками бумер, «памятник лихим девяностым», вообще стал всеобщим любимцем, на его фоне до сих пор фотографируются с удовольствием жители города. В худшем случае видят только дороги и дома.
И рано или поздно вопросы у них к происходящему вызреют, и было бы лучше, если бы на них нашлись ответы. Вот это, по-моему, реальная проблема.
— В споре с Ивановым вы пытаетесь сохранить объективность или вы беззастенчиво ангажированны?
— Спора с Ивановым у меня лично нет. Без кокетства — я хорошо чувствую разницу масштабов и не замахиваюсь на споры с великими. Я пытаюсь судить как наблюдатель.
Но мои симпатии при этом на стороне Гельмана, разумеется, и тех, кто с ним. Я застенчиво ангажирован.
Кстати, я очень хотел видеть Иванова колумнистом «Соли» или хотя бы увидеть на наших страницах его интервью. О чём угодно. Хоть бы даже о происках Гельмана и расхищении бюджета. Нет, наверное, правильно сказать — в первую очередь об этом. Писателю соответствующие предложения делались ещё до старта «Соли», он отказался, к сожалению.
И, пожалуй, вот что ещё добавлю. Понятно ведь, что крупный, талантливый писатель — а Иванов талантливый, кто ж спорит, — всегда выигрывает в стратегической перспективе. Через пять, не знаю, десять лет никто не вспомнит, что там в 2010 году было на фестивале «Живая Пермь». Или другом каком-нибудь фестивале, из тех, что Иванов честит последними словами. А про географа, пропившего глобус, будут читать.
Но на уровне тактики в ситуации «сейчас» писатель, естественно, проигрывает тусовке. Тусовка — живая, интересная, движется, а писатель — непонятный, в силу рода занятий углублённый в себя человек. Сидит, кропает что-то, на мир злится.
И — повторюсь, мне кажется, я наблюдаю со стороны и стараюсь отнестись к происходящему по возможности беспристрастно, — вот этот разрыв между ощущением собственной значимости и сиюминутной популярностью очередной тусовки и не даёт покоя писателю Алексею Иванову.
— Вы сказали, что ваш проект — частный и коммерческий. На чём вы зарабатываете и когда собираетесь показать прибыль?
— Реклама. Через год — в ноль. А там поглядим.
Беседовал Дмитрий Бавильский
ОТПРАВИТЬ:
| Читать @chaskor |
Статьи по теме:
- Новые правила диджитального поведения.
Этикет в социальных сетях. - «Свидетельство канарейки» пока не надо.
Хабр описал взаимодействие с госорганами. - Гельман в Третьяковке.
- Любовь в смартфоне.
Плюсы и минусы отношений на расстоянии. - Кто, как и зачем следит за нами в интернете.
И как от этого защититься. - Цифровая смерть.
Что случится с пользователем в интернете после его ухода. - Почему 40 лет назад бога не было, а сейчас — есть.
Что есть бог в современном представлении? . - Digital afterlife: как интернет входит в нашу смерть.
И как влияет на наше отношение к ней . - АЗАПИ хочет навечно заблокировать «Архив интернета».
- Под атакой суперстимулов.
Как меняется мышление ребенка в цифровую эпоху.
